Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария - Страница 28

В кухне что-то меняется — вибрирует, кряхтит, пульсирует.

Жаркий летний день обрастает уродливыми очертаниями псевдо-Ворона. Я мотаю головой, отгоняя видение, — не сейчас — и отскакиваю как раз вовремя: чашки летят на пол с такой скоростью, словно их швыряет обезумевший кролик. Или дом.

Я озираюсь. Засохшие фиалки, просроченные леденцы в вазочке, пыльная салфетница, дырявые тапочки без помпонов, запах сырости, а не пирога и орехов, разбитый сервиз и проигрыватель, картина с облаками… Кусочки ваты разбросаны по небу, как на столе перед операцией. Готов поспорить, где-то за ними прячется скальпель.

Я застываю и охаю.

Он сбежал. Любил облака. Мурлыкал мне, что там его сердце.

Не обращая внимания на маленькое сумасшествие танцующей мебели, я снимаю картину.

Тик-так.

В крохотном углублении стучит сердце с золотистыми буквами на циферблате.

Я нашел тебя. Теперь считаешь ты.

Замок на «портале» цокает. Квартира выплевывает меня, как надоевшую жвачку, но Тора преграждает мне путь. Бормочет что-то невнятное, гладит царапины на виске и трясется так, будто заразилась безумием Zahnrad.

Я притягиваю ее к себе. Секунд пять мы гипнотизируем друг на друга, пытаемся сложить пазлы из прошлого, но — тщетно. Какой-то элемент потерян.

— Волновалась за меня?

— Как и за любого студента, — отмахивается Тора. — Поздравляю. Ты зачислен.

Но произносит она это холодно, как произнесла бы любая молоденькая ассистентка, если бы я завалил экзамен.

— А как же аплодисменты?

— Похлопаю на твоих похоронах, — морщится она и отстраняется.

Гипноз не подействовал. Пазл так и не нашелся.

— Я чайник, да?

— О да, ты полный чайник.

Только сейчас я замечаю, что телевизор мерцает. Экран поделен на маленькие квадратики: в углу темнеет проигрыватель, за ним — ряд фиалок, после — шашки, рассыпанные крупой по столу. Хлопушка наблюдала за моими мучениями. Я подавляю желание сию же секунду опрокинуть на себя шкаф.

Тора выключает телевизор.

— Ты понимаешь, о чем я.

— Нет, не понимаю, Захар.

— Зачем ты создала его копию? Он же… наш. И ничей больше.

— Ребята попросили помочь. — Тора отворачивается и делает вид, что ее очень заинтересовали обои. — А я… Я боюсь его забыть. Уж лучше так.

— Твой проигрыватель неплохо разряжает обстановку.

— Твой, — поправляет Тора.

Обогнув меня, как дряхлую табуретку, она наваливается на дверь и скрывается в коридоре. Я спешу следом. Мы вливаемся в поток людей. Спасателей?.. Никогда не думал, что там, где занимающемся убийствами домов, может быть настолько шумно.

Мы пересекаем темный пролет. Длинная лампа, рассекающая потолок, мигает, трещит, подает сигнал SOS. Будто внутри нее умирает человечек и его срочно нужно освободить. Скрежет слышен даже здесь, где голоса почти материальны и путаются под ногами армией крыс.

— Нам на третий этаж, — сообщает Тора.

На лестничной площадке мы сталкиваемся с мужчиной в странных очках. Форма линз похожа на ту самую умирающую лампу. На мужчине серый костюм размера шестидесятого, который, кажется, вот-вот треснет.

— Тора? Я как раз за тобой! — восклицает он.

Герр Шульц?..

Его баритон выуживает откуда-то из-под кожи тот вечер, пихает его в стеклянный шар и демонстрирует мне. Наслаждайся.

— Кто это? Ты была с ним в девятой комнате? Вас видели!

Железный солдат по имени Тора превращается в мини-девочку. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не врезать герру Шульцу. Ради какого-то толстяка она снимает броню, а мне даже не разрешила к ней прикоснуться.

Тора сжимает кулаки.

— Он сдавал экзамен.

— Экзамен? Сколько месяцев он тренируется? Или лет?

— Захар новенький… — На ее лбу проступает вертикальная морщина. Глубокая, чужая, раскраивающая молодую кожу. Делящая Хлопушку на две симметричные части. Правая — солдат, левая — моя мини-девочка. — Клянусь, я бы ни за что не подвергла его такой опасности! Я все контролировала.

— Ты не в себе, — багровеет Шульц. — Das ist schrecklich!

Его лоб лоснится, словно облитый фритюром.

— Я. Все. Контролировала.

— Марш ко мне в кабинет!

Наша странная компания устремляется конец коридора, а затем — каменеет перед массивной дверью. Но герр Шульц не успевает нас впустить: его окликает девица в ярко-розовых лосинах. Лак на ее ногтях облупился и выглядит, как мини-карта Карибских островов.

— Приветик! Я к тебе насчет Дианы. Или ты занят? — Девица с подозрением косится на меня.

Она старше нас на лет десять, если не больше, но голос совсем детский.

— О, надо же. Все в сборе. Что ж, прошу.

Мы проскальзываем в кабинет, заваленный часами и бутылками спиртного. Высокие стулья, стойка, тянущаяся вдоль стены, бокалы… Если бы не разбросанные повсюду документы, помещение вполне бы подошло для бара.

Герр Шульц приземляется на край стола и снимает очки.

— Кого же ты привела, Тора? — спрашивает он и протирает стеклышки-лампочки краем галстука. — Нам очень интересно.

Девица в лосинах плюхается рядом с ним и обнимает его за плечи. Тора касается моего запястья, молчаливо просит о помощи, но здесь, в серых каменных сотах, этот жест явно лишний.

— Позвать твоих родителей? — цедит герр Шульц.

— Нет… — хрипит Тора. — Нет. Дело в том, что… Захар не понимал, куда ввязывается. А я объяснила.

Человек-фритюр высвобождается из объятий девицы и шагает к нам.

— Не понимал? Как так? Он ведь с рождения слышит?

— Да, но он не знал о нашей… О нашей организации.

— Почему? Вы ведь с ним друзья. Или нет?

— Бруно, ты что, слепой? Они же влюблены друг в друга по уши. — Девица подплывает к герру Шульцу и начинает массажировать ему шею. — Как тебя зовут, герой?

— Захар, — выдавливаю я. — Хочу работать у вас.

Тора отпрыгивает в сторону. Если бы она была ежом, то, наверное, свернулась бы в клубок от моего заявления.

Девица взлохмачивает волосы.

— В-о-о-от! Он пришел, чтобы спасать людей от Zahnrad. Все не так плохо, милый.

— Но она отвела его в комнату номер девять, Лида. Как на экскурсию!

— Я займусь наказанием наших голубков, если позволишь.

— Ладно, — неохотно сдается тот. — Если вы двое приблизитесь к той комнате ближе, чем на километр, я запру вас там и не выпущу!

Мы с Торой упираемся взглядом в пол. Я ощущаю себя ребенком, не надевшим в снегопад шапку. И все же в этом огромном человеке с раскрасневшимся лицом нет ничего, что могло бы испугать. Он похож на кота, которому девица в ярко-розовых лосинах изо дня в день обстригает когти.

— И зарегистрируй его, Тора! Завтра посмотрим, что он за зверь.

Голос Бруно напоминает бульканье. Закипевший куриный бульон.

— Хорошо, герр Шульц, — кивает Хлопушка.

Мы прощаемся со странной парочкой и погружаемся в суету коридора. Я бы забаррикадировал вход в кабинет огромным шкафом — скорее из-за «ногтереза» в лосинах, чем из-за Бруно. Держу пари, ее доброта и мягкость вот-вот лопнут, как попкорн на сковороде.

Мы спускаемся на этаж ниже и бредем к каморке со стеклянным окошком. Старушка с гулькой и самыми яркими в мире румянами записывает мое имя. Год рождения. Адрес. Информацию о родных. Образование. Цели. Что со мной не так.

— Деньги понадобились, — буркаю я.

Почему из прошлого нельзя вырезать снежинки? Или строить кораблики? Почему оно не оттирается, как мел с кирпича? Сколько булыжников к нему привязать, чтобы оно не всплывало?

Старушка всучивает мне ключ.

— Вам на первый этаж. В крыло, где общежитие.

Я подписываю внушительную стопку бумаг, после чего Тора в полном безмолвии провожает меня до моей комнаты.

В общежитии никого нет. Тишина — как в склепе. Давит, давит, давит на нас, а расколоть не может. По крайней мере, Хлопушку. Я-то нерешительный, со мной бороться — плевое дело.

Тора машет мне на прощание, словно ничего не произошло. Я не выдерживаю:

— Да что с тобой?