Степанида и 7 женихов (СИ) - Шкот НатАша - Страница 49

Митя накрыл на полюбившейся террасе, порадовав Степанидку. На столике дымились две чашки с кофе, вот только кофе водяника был со взбитой молочной пеной. На тарелочке лежал порезанный сыр, горсть крекеров, немного орехов и гроздь винограда.

— Панни, прости, завтрак так себе. Я дома почти не питаюсь, — начал извиняться, стоило Степке выйти, а потом увидел ее прическу и расцвел, — тебе идет, ты такая красивая!

— Правда? Мне тоже понравилось! Спасибо! — поблагодарила, усевшись за стол, — а по поводу еды, не парься. Мне главное — кофе!

— Когда провожу тебя, съезжу на продуктами. А то и правда, привел женщину в гости, а в холодильнике мышь повесилась!

— Брось! Меня дома Лукерья накормит! — отмахнулась, пригубив кофе, — кофе вкусный, остальное не важно.

Степка пила кофе и мрачнела. Совершенно не хотелось уходить. И место чудесное и компания… Исподтишка наблюдая за Митей все больше проникалась симпатией. Все в нем было красивым. Фигура, походка, жесты, мимика, сильные длинные пальцы.

Мимо воли сравнила с Гором. Лесник был красив иной красотой. Животной, зловещей даже. Брутальный, волосатый, с запахом дегтя и звериной страсти. С ним ей тоже понравилось… разговаривать, пока он не набрасывался и не начинал демонстрировать медвежьи инстинкты. Она отогнала мысли о Горе. Будет еще время о нем подумать. А пока она насладится общением с Митей.

— Расскажи мне о себе, — попросила, — и об этом мире.

— Что рассказать… Родился я там где и ты, в обычной человеческой семье. Моя мать была фельдшером, а отец ветеринаром.

— Почему была?

— Потому что уже на пенсии, — ответил с улыбкой, — родители живы, с ним все хорошо. Так вот. Нас в семье трое братьев и сестра. Когда мы были детьми, часто ходили купаться на речку, пока кое- что не произошло, — сделал паузу, чтоб сделать глоток кофе, — Ромка, мой младший брат, заплыл далеко и начал тонуть. Я, самый старший, бросил ему на помощь. Плавал я нормально, но не так чтоб лучше всех. Кое-как вытащил брата с глубины, да тут меня что-то схватило за ногу и утянуло на дно. Помню перепугался… Начал трепыхаться, но вырваться не смог.

Невидимая сила тащила меня все глубже и дальше от берега. Когда я начал задыхаться и хлебанул воды, думая что все, пришел мой последний миг жизни, понял, что не захлебываюсь, а, не понятно каким образом дышу. Хватка на ноге ослабла и я выплыл на поверхность. Не помню, как добрался до берега, вот только берег оказался другим. Я тогда подумал, что с перепугу поплыл в другую сторону. Когда рухнул на траву без сил ко мне подошел старец. Древний, борода до колена, волосы сзади в косу заплетены. Одет он был в брюки, рубаху и лапти. Я поразился, что так давно никто не одевается даже в нашей деревне. Сел старик рядом и говорит мне: «Здоров будь, внук!» А я ему: «Здрасте! Только Вы обознались, я не внук Вам!» А дед засмеялся и сказал, что вообще-то я прав, я не внук, а пра-правнук! И рассказал мне байку, что он управленец водной стихией и пришло его время передавать полномочия. И вот я, оказывается, его наследник.

— Не поверил?

— Не поверил. Решил, что дед сумасшедший. Но он убедил. Показал кое-какие приемчики, от которых у меня челюсть отвалилась, — отдавшись воспоминаниям водяник улыбнулся, — в общем начал меня дед учить. Я каждый день сбегал к нему. Он всегда ждал меня у речки, а потом забирал в свой мир. Я его полюбил. Он хороший, забавный был. Шутил смешно. Любимая фразочка знаешь какая? Рассказывал, бывало, про речку: «Вот ране рыба была, так рыба! Без портков в воду не войдешь!»

Степка засмеялась.

— Или. «Ага! Ща-зы! Канда русалка на шпагат сядить!» — сказал Митя нарочито старческим голосом.

— Кажется у твоего деда и у моей Лукерьи учитель был один! — смеялась Степка, — она что-то как сказанёт, хоть записывай.

— Здесь раньше все так говорили. Есть старожилы, до сих пор на старорусском бают.

— И что, Митя? Выучился ты? Что дальше было?

— Выучился. Потом дед ушел. Все.

— Как грустно.

— Ничего. Он прожил хорошую, долгую жизнь.

— А как ты совмещаешь жизнь в двух мирах? — поинтересовалась, — успеваешь?

— Спокойно совмещаю. Один недостаток, не могу далеко уехать от своего дома. Посмотреть со мной Париж тебе не удастся, — сказал грустно.

— Это не самое главное в жизни, — ответила Степка и сменила тему, — расскажи про лесника, почему вы воюете, ты говорил уже много лет.

— Это начали не мы с Гором, а наши предки. Что-то не поделили в далеком прошлом и закрыли ход на свои территории.

— А как же тогда ты пробрался в его лес? — удивилась.

— Поплющило малёхо, — пожал плечами, — ты же помнишь мое лицо. Обезвоживание пошло.

— О да, у тебя такое лицо было! — Степка скорчила страшную рожицу, — думала навсегда… Постой, так если ты в его мир протиснулся, значит… и он сможет?

— Да он уже смог, — хмыкнул, — часа два бегает, дом ищет.

— Ой, — пискнула Степка, — найдет?

— Нет, не бойся. А даже если найдет, в воду не войдет.

— Точно? — Степке от одной мысли, что лесник мог их видеть, стало не по себе, — а как ему это аукнется? Если тебя поплющило, то с ним что будет?

— Если меня осушило, его наоборот, притопит. Не волнуйся, станет невмоготу — домой вернется, умеренно тонуть не станет. Да и я контролирую.

«Кто не ревнует, тот не любит»

Степка загрустила. Гора стало жалко, да и Митю. Остальных женихов, тоже. Подумала, что у нее положение, пожалуй, получше, чем у них. Из них она выберет только одного, а другие останутся ни с чем.

— Все будет хорошо! — вдруг сказал Митя, словно догадавшись о печальных думах Слагалицы.

— Потому что плохо уже надоело? — кисло улыбнулась в ответ.

— Каким бы не был твой выбор, — вот точно понял, о чем она думала, — ты можешь быть уверена, что муж в тебе души чаять не будет.

— Я не только о себе тревожусь. Мне неприятно, что остальным больно придется сделать. Кстати, — не известно зачем добавила, — по правилам мне дозволяется выбрать двоих мужей.

— То есть, как? Одновременно? Или… — опешил Митя.

— Одновременно. Лукерья, это моя охоронница дома, которая в курс дела вводила, рассказывала и даже советовала выбирать двоих. Вот так-то.

— Не понял, зачем?

— Э-э-э, откаты гасить, я так поняла. Если у одного сил не хватит, то… — и залилась краской под пристальным взглядом. Митя смотрел серьезно, не моргая и наоборот, побледнел.

— Не знаю, зачем я это рассказала, — промямлила, когда Митя ничего не ответил, продолжая глядеть на нее странным взглядом, — правду говорят, глупая мысль никогда не запаздывает.

— Да нет… просто я на миг представил… — ответил водяник, возвращаясь из задумчивости.

— И что скажешь?

— Трудный вопрос, Панни, скажу честно. И раз ты еще не выбрала, предпочитаю пока его отложить. Спрошу вот только. Не отвечай, если не хочешь.

— Спрашивай.

— Кто из кандидатов тебе нравится больше всего? Кроме Гора, конечно.

— Мне пока трудно разобраться, прости… Дай мне время, пожалуйста, — ответила тихо, — скажу лишь, что с тобой уютно, спокойно, так, словно я знаю и доверяю тебе всю жизнь. Но раз уж у меня есть сто один, хотя нет, уже… — она прикинула в уме, — восемьдесят пять, я ними воспользуюсь.

После этого разговора настроение испортилось у обоих. Митя больше ни о чем не спрашивал, а Степка все думала о бегающем рядом взбешенном медведе. Они посидели в тишине у воды, не в силах заговорить о разлуке. Но время шло…

— Пожалуй, мне пора, — Степка подняла глаза на Митю.

— Да… я провожу.

— Не против, если я позже верну тебе одежду?

— Если хочешь, оставь себе. Тебе эти брюки идут больше, чем мне, — он перевел взгляд на обтянутые трикотажной тканью круглые бедра и стрельнул глазами. Напряжение тут же ушло и Степка рассмеялась.

— Да уж, сидят, как влитые!

— Я захвачу тебе куртку, там холодно! — Митя вошел в дом, оставив Степку наедине. Она в последний раз провела взглядом по дому, речке, ивам на берегу. И подумала, как было бы чудесно просыпаться и завтракать у воды, встречая рассвет солнышка. А потом вспомнила дом лесника и решила, что его дом тоже хорош. «И дома хорошие, и хозяева, что надо…» — вздохнула.