Степанида и 7 женихов (СИ) - Шкот НатАша - Страница 50

— Давай попрощаемся здесь. Я перенесу тебя, а возле твоего дом явно караулит Гор, попрощаться не даст.

— Он уже ушел из твоего мира?

— Ушел. Но силен, лосяра, не думал, что так долго продержится, — сказал с уважением в голосе.

— Он не лось, он медведь!

Степка встала на пальчики и обняла Митю за шею.

— Спасибо тебе за все! — сказала, заглядывая в глаза, — за все… ну, ты понимаешь.

— Это тебе, спасибо, Рыженькая! — Митя прижал к себе Степку до хруста в костях, — я был счастлив провести с тобой время, а за… все остальное не стоит благодарить. Буду рад повторить! — и та-а-а-а-к посмотрел, что все тело Слагалицы вмиг огнем желания обдало. Митя прижался к губам в жгучем поцелуе, провел ладонью между лопаток, нажал на поясницу. Степка выгнулась и застонала в ласкающие губы. Оторвался мужчина тяжело дыша и выдавил из себя:

— Обувайся! Я принес свои кроссовки.

Выглядела Степка забавно в его махровых носках, кроссовках, куртке с рукавами, как у Арлекина. Пожалуй, только спортивная шапка смотрелась прилично.

— Слушай, что ты меня обрядил, как на Северный Полюс?

— Там ночью снег пошел и мороз ударил! — строго ответил Митя, — хочешь заболеть? Шнуруй потуже, тогда не свалятся!

— Давай, прячься, трусишка! — Митя взял Степаниду на руки, распахнул свою куртку, приглашая спрятать лицо на груди, что она с радостью и сделала.

Затем был полет, от которого стыло в жилах, но закончился он быстро, кажется, Степка привыкла к этому перемещению.

«С виду тих, да характером лих»

Медведь напал сразу. Степанида еще не успела понять, что находится в своем мире, как ее выбили из рук Мити. Она упала и больно ударилась спиной. От удара на несколько минут лишилась дыхания, но когда, хватая воздух ртом в попытке вздохнуть села, обомлела. Хотела закричать, да из губ раздался стон.

Гор, в одних лишь черных брюках, босиком, с мокрыми волосами, в которых уже застыли сосульки, держал за горло Митю, подняв над землей. Его грудь, руки и плечи были покрыты густой шерстью с коркой льда. Кожа, не покрытая волосами, отдавала синевой. «Он на половину перекинулся!» — поняла Степка и испугалась еще больше.

Лесник был огромен. Далеко не мелкий Митя, рядом с ним казался подростком. А его здоровенная лапища, держащая за горло водяника, выглядела лапой смерти. Степка, как в замедленной съемке, с широко открытыми глазами смотрела на молчаливый поединок взглядов и на сжимающиеся пальцы лесника.

— Пиявка мелкая, я же тебя двумя пальцами раздавлю! — процедил Гор, — куда ты полез?

— Остынь, миш-ка, — хрипло, но совершенно спокойно ответил Митя. Он вытянул вперед руки, до этого болтающиеся вдоль тела и из них на лесника хлынули потоки воды, как из брандспойта. Гора отнесло на несколько шагов.

— Панни, ты как? — Митя оказался рядом и поднял ее на ноги, — цела?

— Гор! Хватит! — закричала Степанида, видя, как медведь с перекошенным лицом в один прыжок подскочил к ним, занеся руку для удара, — не порть все еще больше своим поведением!

Лесник повернулся к ней и моргнул. Один, раз, второй. А потом в них мелькнуло узнавание.

— Стеша?

— Иди домой! — продолжала кричать она, — ты не в себе!

Лесник нахмурился, помотал головой.

— Ты пахнешь ним и… желанием! — прорычал, потянув носом, — ты… ты была с ним?

— Остынь! — Митя попытался задвинуть Степаниду себе за спину, — Панни, беги домой, я сам с ним поговорю.

— Нет! Не надо ни с кем говорить! — Степка сама разозлилась не на шутку, отвела руку Мити, выступая вперед, меча искры в лесника, — я тебе ничего не должна! И ничего не обещала! А ты рычишь, метки ставишь и диктуешь правила! — ткнула пальцем в медвежью грудь, в которой кстати, уже стало поменьше шерсти, — Так вот запомни, Гор! Если ты будешь вести себя как дикарь, я больше даже разговаривать с тобой не стану! Усек?

У Гора вытянулось лицо, подобного гнева с ее стороны он не ожидал. Степка тем временем отвернулась от него, чмокнула Митю в щеку и сказала:

— Я позвоню! — развернулась и пошла широкими шагами в сторону дома.

Мужчины смотрели ей в след, пока она не скрылась из виду. Первым заговорил Гор, хотя больше это походило на плохо сдерживаемый рев:

— Ушлепок, ты куда лезешь? — с грозным видом повернулся в сторону Мити, — я же сказал — она моя истинная!

— Она и моя истинная, не жди, что я отступлюсь!

— У водяников не бывает истинных пар, а у медведей бывает!

— Слушай, ты со своим лохматым утомил! — если до этого Митя говорил спокойно, то здесь вспылил, глаза прищурил, — погоду видел? — прошипел, близко-близко склонившись к лицу Гора, — зима близко… мишка спать пойдет!

«Лучше дома своего нет на свете ничего»

Ступила Степка на порог родного домика в бодром расположении духа. Адреналин от стычки с Гором все еще бурлил в крови, поэтому она не сразу заметила изменения.

— Народ! Я дома! Чур на руки меня не хватать! — закричала у входа. И осеклась с открытым ртом, — не поняла…

Первой мыслью было, что домом ошиблась. Так нет же, шла через свой сад, мимо родной баньки и ненавистного покосившегося клозета. И порог ее и дверь входная. Но внутри… чудеса…

Узкого коридорчика с вешалкой для верхней одежды больше не было. Его место заняла просторная гостиная с почти современным угловым диваном и низким журнальным столиком. На столике красовался букет хризантем в трехлитровой банке. Степка даже головой тряхнула, чтоб от наваждения избавиться. Поглядела левее и наткнулась взглядом на кресло-качалку у широкого окна, стоящее рядом с камином.

— Н-народ… — прошептала, — ау? Куда я попала?

— Добро пожаловать, барышня! — пробасил Егорыч у самого уха, — принимайте обновленные палаты!

— Очуметь… Егорыч, а че случилось-то? — все так же шепотом, словно боясь спугнуть увиденное.

— Как чаво, обустраиваем халабудку по вкусу навОй Слагалицы! — ответила Лукерья, — ну, чаво, сойдеть, аль нет? — и столько бахвальства было в голосе.

— Ээ-э-э… А как это?

— А так это! Теперича домик твой окончательно! И силенок мы набрались, творить могём!

— Упасть не подняться! — пролепетала хозяйка, — и что вы тут мне нановостроили?

— Входи, чаво стоишь, как не своя? Принимай работу!

Побрела Степка рассматривать обновленную жилплощадь, качая головой да охая. Дом изменился полностью. Ранее в нем было всего две комнаты, кухня, коридор, да горище, а сейчас он «вырос», на первый взгляд, раза в два.

Из гостиной женщина попала в совершенно другую кухню, от прежней только печка и осталась. Стол стоял длинный, дубовый, с массивной столешницей и двумя лавками по бокам. Хорошо, хоть родненький компьютер никуда не подевался, все так же находясь на столе, но в компании с… огромным медным самоваром!

— А самовар откуда взялся?

— Так теперича мы забагатели, вот… могём позволить барские излишества! — самодовольно ответила Лукерья.

— Это самовар в твоем понимании предмет роскоши, что ли? — уточнила Степка.

— Аль нет? — тоном «попробуй со мной поспорить» заявила охоронница.

— А фарфоровая посуда где? — полюбопытствовала Степка.

— Чаво?

— Таво! Я погляжу вы тут на свой вкус домик переделали, а меня спросить, забыли?

— Чаво, не угодили? — мгновенно завелась Лукерья, — не благодарная!

— Ты мне еще поговори! — шикнула хозяйка, — сейчас я проверю вашу самодеятельность. Ишь! Сами, втихую!

— Ты чаво, хозяюшка? — мгновенно сменила тон вредная охоронница, — злющая такая, аль, обидел хто?

— Все нормально! — отмахнулась и прошлепала дальше.

В новом доме теперь было четыре комнаты. Три пустые, а одна, сама большая, вмещала старую дедову кровать и сундук.

— Угу, до спальни не добрались и то хорошо. А это, что за лестница? — спросила, увидев деревянные ступени, уходящие вверх из гостиной.

— Так это… первОй дар от нас, — тихо ответил Егорыч, опасаясь, видно, чтоб и ему не перепало, — опочивальня там… повыше от душ страждущих…