Осколки памяти (СИ) - Халимендис Тори "Тори Халимендис" - Страница 36

— Привет, Донн, — обрадовался он. — Не хочешь кофе? Сегодня все ползают по Управлению сонными мухами, и я не исключение. Голова побаливает. Все отдал бы за то, чтобы вернуться домой и завалиться спать. Праздники вредны для здоровья — вот что я тебе скажу.

Проигнорировав его вопрос, я задала свой:

— Ты не знаешь, почему Натали не пришла на службу?

— Знаю. У нее умерла тетка, и Нат срочно отправилась хоронить бедолагу.

— Тетка? — удивилась я. — Какая еще тетка?

Найтон махнул рукой.

— Какая-то дальняя родственница. Одинокая, как я понял, ни мужа, ни детей, так что у Нат есть шанс разжиться наследством. Приедет через пару дней — сама расскажет.

Отчего-то мне стало не по себе.

— Она сама тебе рассказала, куда уезжает?

— Да я ее и не видел после бала в Ратуше. Записку вот прислала, мол, так и так, вынуждена уехать по семейным обстоятельствам. Так идешь со мной пить кофе?

От похода в столовую я отвертелась и направилась к себе. Слова Найтона не успокоили меня, хотя понять, что именно тревожит и кажется неправильным, я не могла. Если Натали общалась с родственницей редко, то могла и не рассказывать о ней. Это объясняло, почему я ни о какой тетке понятия не имела. Все казалось логичным, вот только беспокойство не унималось, грызло все сильнее.

Никаких заданий у меня так и не появилось. В праздники у всех сотрудников прибавлялось работы — у всех, кроме меня. Пьяные стычки, драки, даже убийства — помощь менталиста в раскрытии этих дел не требовалась, так что я опять занялась нудной бумажной работой. Просидела за ней пару часов и решила спуститься-таки в столовую, размяться и выпить заодно кофе, пусть и скверного на вкус, зато горячего. А пообедать можно с Логаном у матушки Нильс.

Я уже взялась за дверную ручку, когда услышала грохот. Повернулась и не сразу поняла, что произошло. Оказывается, в окно, приоткрытое, чтобы за время моего отсутствия кабинет проветрился, влетел обмотанный бумагой камень и упал на стол, чудом не опрокинув чернильницу.

Несколько секунд я не отрываясь смотрела на лежавшее посреди стола послание, не решаясь даже подойти к нему, не то что взять в руки. В том, что это именно письмо, сомнений не возникло, как и в том, что оно не сулит мне ничего хорошего. Руки похолодели, сердце колотилось, во рту пересохло. Наконец, я все-таки заставила себя приблизиться к столу. Разум твердил, что прямо сейчас мне ничто не угрожает: кто бы ни отправил записку столь оригинальным образом, он явно хотел, что-то донести до моего сведения, а никак не убить. Но инстинкты орали: "Беги. Прячься. Спасайся" Осторожно я взяла в руки камень, словно он был живым и мог меня укусить. Развернула бумагу, и тут на стол со звоном выпала серьга с крупным изумрудом. Моя серьга, одна из тех, что вчера красовались в ушах Натали.

Зубы отчетливо клацнули, бумажка в руке задрожала. Я уставилась на криво выведенные печатными буквами строки, прочитала и почувствовала, как отпускает напряжение. Колени подогнулись, и я опустилась на пол. По щекам побежали слезы. От меня требовали денег. Всего-то. Довольно внушительную сумму в обмен на жизнь Натали. В записке содержался адрес, куда необходимо было принести наличные мелкими купюрами, а также запрет рассказывать что-либо Гудвину, Лоренсу или Логану. Именовались они моими "дружком", "начальничком" и "хахалем" соответственно, да и в целом слог письма оставлял впечатление о его составителе как о выходце из социальных низов.

Картинка мигом сложилась у меня в голове. Вряд ли подруга познакомилась с похитителем во время приема. Нет, скорее всего, на нее напали по дороге домой. Мерзавцев привлекли серьги, которые Нат беспечно не вынула из ушей, покидая Ратушу. Обнаружив, что у дамочки поживиться больше нечем, грабители принялись расспрашивать ее, возможно, даже пытать, и бедняжка призналась, что драгоценности одолжила ей подруга. Вот преступники и решили потребовать деньги с меня.

Собственная версия показалась мне правдоподобной. Возможно, будь у меня больше времени на размышления, я и усомнилась бы в ней, начала бы искать несостыковки, вот только времени как раз и не было. Требовалось действовать — и действовать быстро. Угрозы похитителей я приняла всерьез, оттого и не подумала обратиться за помощью. Потом, когда глупышка Натали будет в безопасности, шеф поймает негодяев, а я лично прослежу за тем, чтобы они получили самое суровое наказание. Пока же нужно спасать подругу.

Первым делом я направилась в банк. Ни шефа, ни Логана в известность не поставила, понадеялась, что мое отсутствие продлится недолго. Мистер Саммерби, управляющий, выслушал мою просьбу с непроницаемым лицом.

— Разумеется, леди Донн, все будет сделано, но потребуется некоторое время, чтобы собрать необходимую сумму. Могу я предложить вам кофе и пирожные?

Его чопорность, сухость и неторопливость раздражали меня, хотелось заорать: "К демонам кофе и пирожные. Быстрее пошевеливайтесь" Вот только я прекрасно понимала, что работники банка не ускорятся от моих воплей, зато по городу поползут слухи о моей невменяемости. Поэтому нацепила на лицо вежливую улыбку и терпеливо сидела, ожидая, пока мой заказ выполнят. Ни к кофе, ни к крохотным пирожкам, ни к пирожным не притронулась. Внутри все дрожало, и я то и дело поглядывала на часы. Мистер Саммерби неодобрительно поджимал губы: денежные дела, как он частенько говорил, спешки не любили.

Наконец, все было готово. Я взяла неприметную сумку и пешком, как предписывали указания, направилась вниз, к Митере.

Домишко выглядел нежилым. Давно не стриженая живая изгородь, разросшийся как попало сад, нечищеные дорожки, покосившиеся ставни, прогнившие доски крыльца, облупившаяся краска на входной двери. Я осторожно поднялась, постучала — молчание. Постучала еще раз, сильнее, пнула в досаде дверь — и она беззвучно приоткрылась. На меня пахнуло затхлостью и сыростью.

— Есть здесь кто-нибудь? Я принесла условленное.

Тишина.

— Натали. Нат, ты меня слышишь?

Нет ответа. Мне стало страшно. Немного потоптавшись у входа, я уже потянула створку, чтобы закрыть ее, развернуться и уйти, как вдруг услышала слабый стон.

— Натали?

Опять стон. Не раздумывая, я быстро шагнула в темный провал двери, поморгала, привыкая к тусклому освещению. Куда теперь? Кажется, звук шел откуда-то справа. Я прошла по узенькому коридору, толкнула очередную дверь и зажмурилась от яркого света. Когда открыла глаза, то первое, что заметила — застеленная алыми шелковыми простынями, неуместными в этой халупе, кровать.

— Натали, — опять позвала я и вошла в комнату.

И тут мир вокруг меня взорвался. В глазах заплясали яркие искры, а потом все вокруг погрузилось во тьму.

Я не сразу вспомнила, что произошло и где нахожусь. Очень болела голова, перед глазами плыли радужные пятна. Когда зрение восстановилось, то я обнаружила, что вижу незнакомый беленый потолок в темных трещинах. Побелка местами пожелтела, а местами и вовсе отвалилась. Ни в госпитале, ни тем более дома такого безобразия я увидеть бы не смогла. Тут воспоминания вернулись ко мне. Похищение Натали, заброшенный дом… Где сумка с деньгами? Я хотела в панике вскочить, дернулась и обнаружила, что не могу толком пошевелиться. Пока я валялась без сознания, меня успели привязать к… а к чему, кстати? Я скосила глаза и чуть не заорала от ужаса, осознав, что лежу на том самом алом шелке, который так странно смотрелся на кровати в нежилой хибаре. Более того — лежу совершенно обнаженная.

Повернула голову и поморщилась от новой вспышки боли. Каждое движение давалось с трудом, но я все же попробовала кое-как осмотреться. В крохотной спальне никого, кроме меня, не было, но это не слишком обнадеживало. Кто бы ни привязал меня к постели, вряд ли он ушел надолго. Скоро неизвестный вернется, и о том, что тогда произойдет, думать не хотелось.

В на удивление чистое незашторенное окно лился яркий солнечный свет, и это придавало ситуации некую неправдоподобность, абсурдность. Трудно поверить, что всего лишь в нескольких шагах кипит жизнь, суетятся люди, лепят из снега фигурки ребятишки, лениво переругиваются их родительницы — и никто не только не придет мне на помощь, но даже и не узнает, что меня удерживают в этом жутком месте. Тут мой взгляд упал на прикроватную тумбочку, и я заорала бы от ужаса, если бы только смогла. Но вместо крика из горла вырвался невнятный сип, а сердце замерло, стиснутое ледяными когтями. Потому что на тумбочке лежала небрежно скрученная из атласной ленты алая роза. А я слишком хорошо помнила, где именно находили такие же цветы.