Танец над вечностью (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 74

На площади было шумно, но перезвон часов на ратуше перекрыл гомон толпы. Я поежилась и ускорила шаг, лавируя в толпе и пробираясь к зданию гостиницы. Немилосердно палило солнце, но мне было зябко. Я опустила голову, скрывая лицо под капюшоном от любопытных глаз, но уши заткнуть было невозможно.

— … смотри, тот самый полудурок! Сын Рыбальски!..

— … да быть того не может!..

— … от той рыжей девки, что с моста кинулась!..

— … так ведь как тогда?..

— … говорят, не вынесла позора, еще бы, таких уродцев родить!..

— … бедная фрона Шарлотта!..

Стиснув зубы, я пробиралась дальше, но на пятачке перед гостиницей, свободной от людей, заметила неладное. Под ногами ничего не было, как будто меня не стало. Я не отбрасывала тени! Зажмурившись, я пыталась поймать ускользающую нить реальности, как учил Антон. Собственное тяжелое дыхание, ощущения ветерка и теплых солнечных лучей на коже, запахи свежей выпечки, цветущей сирени и лошадиного навоза, крики извозчиков и бранящихся грузчиков…

— Лука! Ты где был? — меня под руку подхватил инквизитор и потащил за собой, разметав мои мысли, как ветер листья. — Не исчезай так больше. Я уже не знал, где тебя искать. Думал, что твой дядя опять добрался до тебя или еще хуже, что ты попал в лапы этой мерзавки…

Кысей все говорил и говорил, но его слова сливались в один сплошной шум прибоя. Моя тень была на месте вместе с его. Мне просто почудилось. Или нет?

Проходя мимо стойки привратника, мне удалось выхватить утреннюю почту и с видом побитой собаки принести ее инквизитору, незаметно подсунув конверт от себя. Туда я заранее вложила несколько рисунков Тени со своими соображениями, а также требование выкупа за Лешуа. Как говорил атаман, играть надо по-крупному, иначе игра теряет и смысл, и вкус. Я намеревалась поставить на кон самое ценное, что у меня было.

Но паразитский инквизитор и не думал вскрывать почту. В номере он небрежно бросил ее на столик и обернулся ко мне.

— Лука, я хочу с тобой серьезно поговорить.

Я сделала умное лицо и кивнула.

— Находиться рядом со мной опасно. Вчера ночью я не смог защитить тебя… Да что там, я и себя-то не смог… — его взгляд затуманился, Кысей вздохнул и покачал головой. — Поэтому для тебя будет лучше отправиться в дом твоего отца…

Я удивленно мыкнула, и инквизитор хлопнул себя по лбу.

— Вот я дурень! Конечно, ты еще ничего не знаешь… Послушай меня, Лука, — он приблизился и взял меня за плечи, проникновенно заглядывая в лицо. — У тебя есть папа. Он ничего не знал о вашем с сестрой существовании, но теперь наверняка не бросит вас и сможет защитить…

Я всхлипнула уже не на шутку. Только этого мне не хватало! Кысей истолковал все по-своему. Он погладил меня по голове и притянул к себе, обнимая и похлопывая по спине.

— Да, мальчик, я знаю, что это неожиданно для тебя, но так будет лучше, поверь. Ничего не бойся…

Я уткнулась ему в рубашку и сопела, с наслаждением вдыхая его горьковатый аромат и прижимаясь еще сильнее, чтобы услышать, как бьется его сердце. Но все испортил возмущенный возглас Рыбальски:

— Что это вы делаете с моим сыном?!?

Вопли и слезы не помогли. Кысей был непреклонен в своем желании избавиться от меня, равно как и Рыбальски хотел во чтобы это ни стало забрать сына к себе домой. Мои планы опять рухнули, придавив меня обломками. Рыбальски всю дорогу в экипаже тормошил меня, задавал глупые вопросы и восхищенно разглядывал:

— Господи, как же ты похож… Да, точно, ты похож на дедушку, в смысле, на моего отца… Просто вылитая копия! У него же тоже была большая родинка, вот здесь, — он попытался дотронуться до моей фальшивой бородавки, но я вовремя уклонилась, обиженно забившись в угол экипажа. — Не бойся, сынок, не бойся меня… Фрон профессор сказал, что ты довольно смышленый, тобой надо просто заниматься. Я найму тебе лучших учителей. И приглашу старика Бринвальца, чтобы он занялся твоей немотой. Если Тиффано прав, и ты потерял дар речи из-за детского испуга, то ты сможешь заговорить! Сыночек!

И он опять лез обниматься и тискать меня, я недовольно сопела и отбрыкивалась, костеря про себя инквизитора на чем свет стоит.

Моя новая комната в доме Рыбальски была большой и роскошно обставленной. Ноги утопали в мягком светлом ковру на полу, большое напольное зеркало в углу притягивало взор богатой отделкой, на просторной двуспальной кровати мог бы без труда разместиться небольшой отряд, а возле уютно потрескивающего камина стояло кресло со столиком, куда расторопная служанка уже поставила для меня кофе и воздушные булочки. В комнате даже имелась собственная ванная комната с новейшей системой водоснабжения, в том числе и горячей водой! Я не преминула воспользоваться всеми удобствами и привести себя в порядок, пока Рыбальски не вздумалось, как и Кысею, сделать это насильно. Однако в новых апартаментах имелся существенный недостаток — третий этаж, что затрудняло мне ночные вылазки. Да и после моего прошлого визита охрану особняка усилили. Как же некстати объявился Рыбальски со своими отцовскими чувствами и удушающей заботой…

Семейный обед вышел презабавным. Бледная, как смерть, Шарлотта в упор меня игнорировала, а Сигизмунд пытался подначивать. В отместку я отвратно себя вела, громко чавкала, загребала еду пальцами из тарелки и даже пару раз выдавила из себя отрыжку. Рыбальски умилялся и мягко делал мне замечания, одергивая зарвавшегося Сигизмунда. Но когда я полезла сморкаться в скатерть, юнец не выдержал, вскочил и заявил отцу, что ноги его в доме не будет, пока это чудовище, то есть я, не научится вести себя прилично. Я с наслаждением сморкалась в скатерть, скрывая злую улыбку. Скоро папочка притащит меня к инквизитору и на коленях будет его умолять, чтобы тот забрал обратно ходячее бедствие… Надо еще что-нибудь разбить или порвать… Пока я прикидывала, как бы половчее опрокинуть супницу на Шарлотту, та со звоном отложила столовые приборы и тихо спросила:

— Сколько еще ты будешь продолжать этот фарс?

— Шарлотта, дорогая… — Джеймс попытался накрыть ее ладонь своей, но женщина отдернула руку.

— Ты собираешься признать этих… своими детьми? Наследниками? — ее голос дрожал от скрытой ярости.

— Хватит, — неожиданно твердо сказал Рыбальски. — Шарлотта, будь великодушна и просто порадуйся вместе со мной. У меня есть сын и дочь! Прими их, как я принял тебя.

— А как же Сигизмунд? — костяшки ее пальцев побелели — с такой силой она сжала салфетку в кулаке.

— Он тоже мой сын. Я никогда от него не откажусь и ни в чем не обделю.

— И ему придется делить фамилию с этими…

— Да, придется! Хватит! Я ни разу тебя ни в чем не упрекнул, понимая, что наш брак был вынужденным. Я люблю Сигизмунда, он мой сын, но Лука и Луиджиа тоже мои…

— Ежения не была беременной, — не выдержала Шарлотта, вскакивая на ноги. — Джеймс, я клянусь тебе, она не была беременной!

— Ты могла этого не знать, — мягко возразил Рыбальски, подходя к жене и приобнимая ее за плечи. — Дорогая, помоги мне с ними. Ради памяти своей подруги, ради меня, прими этих детей, как родных, прошу тебя. Я хочу, чтобы на сегодняшней премьере мы все были там, одной семьей, понимаешь? Луиджиа будет выступать на сцене Императорского театра, и мы все будем радоваться ее успеху…

Я оставила супницу в покое и незаметно убралась с обеденного зала. Даже если я переверну весь дом вверх ногами, Рыбальски не откажется от меня. Он с самого начала знал, что Сигизмунд ему не родной…

Неугомонный папочка развил бешеную деятельность. Когда я в окно увидела цирюльника с чемоданчиком, портного с двумя подмастерьями и ворохом тряпья, сапожника со своим скарбом и еще парочку приглашенных мастеров, мне сделалось дурно. Джеймс Рыбальски задумал эффектно появиться с сыном в Императорском театре и от своего отступать не собирался. Я лихорадочно металась по комнате, пока он стоял под дверью и стучал, уговаривая меня не бояться и впустить его. Что же делать? Риск дурманил мысли.