Тьма века сего (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 3

— Ладно, — понуро вздохнула Альта, мельком обернувшись на Курта, и кивнула: — Я поупражняюсь с Мартином.

— А вы бы, думаю, не стали вот так терпимо расточать словеса, — тихо хмыкнул Фридрих, остановившись рядом с Хауэром, и тот улыбнулся:

— У Вольфа пока хватает терпения сюсюкаться с каждым, Ваше Высочество… И у него это обычно работает. Поглядим, что будет спустя лет десять. Впрочем, не исключаю, что он останется этакой мамашей: нервы у парня стальные, и подозреваю, что в этом заслуга его родителей, по чьей милости он был старшим ребенком в семье с пятью детьми… Что скажете? Как у вас идет?

— Нам надо будет выйти сюда еще хотя бы пару раз, — ответил Хагнер, когда наследник замялся, подбирая слова. — Даже не для тренировки, а просто побыть рядом друг с другом. Не знаю… прогуляться вокруг корпуса, вместе побегать по полосе препятствий… Просто побыть рядом.

— Я дергаюсь всякий раз, когда Макс оборачивается, особенно без предупреждения, — нехотя пояснил Фридрих и неискренне, криво улыбнулся: — Разумом понимаю, что опасности нет, но я с трудом сосредотачиваюсь на том, что происходит вокруг меня. Не сказал бы, что впадаю в оторопь, но чувствую себя довольно… неуютно. Да, знаю, что все вы скажете — «за столько лет можно было бы привыкнуть», и вы будете, разумеется, правы, но я ничего не могу с собой поделать. Пройдя две войны, побывав под стрелами и мечами — при виде внезапно возникающего подле меня оборотня я теряю присутствие духа, как мальчишка, даже зная, что он мне не враг. И разум требует бежать или бить. Со стыдом признаюсь, что более всего он настаивает на варианте «бежать». Извини, — с заметным смущением оговорился Фридрих, и Хагнер отмахнулся:

— Бросьте, Ваше Высочество, это нормально. Ведь и на этом тоже мы строим расчеты, приставляя меня к вам? Эффект неожиданности, испуг противника, растерянность, выигранное время… Но вы-то себе этого позволить не можете. Если все сложится так, что мне придется наплевать на все и раскрыться, это будет означать, что ситуация серьезная, то есть, вам и самому придется активно действовать. И неважно, драться вам надо будет или бежать, в том и другом случае потерянные мгновения — это плохо.

— Понимаю, — понуро кивнул Фридрих и, вздохнув, неохотно предложил: — Тогда после ужина выйдем ненадолго.

— После ужина — это правильно, — усмехнулся Хагнер и, поведя плечами, кивком указал в сторону: — Пробегусь по полосе.

— Пожалуй, и я с тобой, — устало вздохнул Фридрих. — Я и вовсе пренебрегаю тренировками безбожно.

— Бардак, — хмуро заметил Курт, глядя вслед уходящим. — Не тренировочный лагерь, а pique nique[5]. Лишь один Мартин и пытается заниматься делом.

— Laisse, — повторил фон Вегерхоф и прикрыл глаза, с видимым удовольствием подставив лицо солнцу. — Послезавтра все разъедутся, нормальной тренировки все равно бы не сложилось. Да и явились мы все сюда не столько ради укрепления своих навыков, сколько для того, чтобы в последний раз собраться вместе и попрощаться.

— А вы, господин барон, само воодушевление, — угрюмо заметил Хауэр, и стриг, не открывая глаз, тускло улыбнулся:

— Надеюсь, нет.

— С чего бы?

— Это ужасное качество, майстер Хауэр. Оно свело в могилу больше народу, чем все болезни и войны, вместе взятые, — еще шире улыбнулся фон Вегерхоф и, поднявшись, кивнул Курту: — Вечером, когда вся эта суета уляжется, зайди ко мне. Надо поговорить. Заседание Совета ты снова непотребно прохлопал…

— Не по своей воле.

— Понимаю. Но как бы там ни было, оно было важным, тем обсуждалось много, и кое-какие из них касаются тебя.

— Как обычно, — пожал плечами Курт. — Даже не стану гадать, в какую дыру меня намереваются заслать на сей раз…

— Все еще мотаешься по всей Империи? — спросил Хауэр, когда стриг ушел. — Понимаю, это не мое дело, да и не все мне позволено знать…

— Побойся Бога, Альфред, — невесело хмыкнул Курт. — С моей-то репутацией — каждое мое появление где бы то ни было моментально становится предметом сплетен, домыслов и всеобщего обсуждения, какие уж тут тайны. Да, я все еще на оперативной службе. Пока не списали, Бог дал.

— А сам-то не подумываешь на покой? Не хочу наговаривать, и дай тебе Господь здравия и крепости, однако будем честны, ты…

— Однажды кто-нибудь упокоит, — оборвал его Курт и, не дав продолжить, спросил: — Как тут мой парень?

Хауэр ответил не сразу; бросив посерьезневший взгляд на Мартина и Альту на плацу, вздохнул, неопределенно качнув головой, и тут же торопливо кивнул:

— Отлично, он прекрасно справляется.

— Но?.. — уточнил Курт, уловив смятенную заминку в голосе, и инструктор вздохнул:

— Нет, все правда отлично. Мартин тут регулярно с детства, и в отличие от сестры — от занятий не отлынивает и с наставником не пререкается; при таком подходе с чего б не отлично-то… Сам у него спрашивать не пробовал?

— Мне он отвечает лишь «Хауэр хвалит».

— И этого тебе не довольно? — хмыкнул инструктор, и Курт коротко улыбнулся в ответ:

— И то верно.

Ужин прошел в общей трапезной, но каждый сидящий за столом словно пребывал в своем собственном мире — то оживление, отчасти напускное, что владело всеми на тренировочной площадке, ушло, оставив после себя какую-то неловкость и неясное предчувствие. По лицам собравшихся никак нельзя было сказать, что в трапезной зале сидят люди, связанные если и не дружескими, то уж точно приятельскими или родственными узами, впервые за долгое время нашедшие возможность увидеться: казалось, что тут, под высокими темными сводами, те самые приятели и родичи поминают кого-то из близких, ушедшего в мир иной прежде срока.

Мартин словно и вовсе утратил способность к речи — и без того обычно неразговорчивый, сегодня он произнес не больше дюжины слов, даже с сестрой обходясь междометиями, молчаливыми рассеянными улыбками или кивками, что было явлением невероятным. После ужина он исчез все так же молча и так поспешно, что Курт даже не успел заметить, как и когда это произошло. Минуту он колебался, решая, не стоит ли совершить набег на комнату сына и прямо спросить, в чем дело, однако, подумав, постановил события не торопить и выждать — хотя бы до вечера. К прочему, устраивать Мартину очередной допрос не хотелось, а именно допросом и бывал всякий разговор, при котором отпрыска приходилось разводить на откровенность, особенно если это касалось его взаимоотношений со знаменитым отцом, воспринимать коего иначе, чем «тот самый великий Курт Гессе Молот Ведьм», выпускник академии Мартин Бекер, кажется, так и не научился. И что с этим делать, Курт, к собственному унынию, понятия не имел — от стараний наладить общение по душам Мартин терялся, а попытки, по совету Альты, «оставить его в покое и дать разобраться в себе самому» хоть каким-то успехом увенчивались не всегда…

С Альтой никаких проблем подобного рода не возникало: для этой своенравной девчонки, все те свои девять лет прожившей, по сути, в отрыве от мира, он стал тогда просто незнакомцем, однажды появившимся в ее жизни. Кто такой человек, назвавшийся ее отцом, и кем его почитают окружающие, Альта узнала намного позже и, в отличие от выросшего под опекой академии Мартина, особенного пиетета перед легендой Конгрегации не испытывала. Впрочем, ее подчеркнуто независимое поведение носило больше характер игры, и штатный expertus Конгрегации Альта Гессе всегда знала, когда пора придержать лошадей. Как бы он выкручивался, если б сложилось иначе и при своих способностях дочь обладала еще и по-настоящему строптивым норовом — Курт не представлял и был благодарен судьбе за то, что был избавлен от такой головной боли. Хотя судьба, вообще говоря, имела вполне человеческий облик некой ведьмы и ректора академии, не устающих упрекать майстера инквизитора за недостаточное внимание к воспитанию чада, однако сам Курт подозревал, что именно в этом и есть основная его заслуга: даже спустя столько лет вообразить себя в роли полноценного наставника он мог с трудом и, откровенно сказать, с некоторым содроганием…