Тьма века сего (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 4

Однако перед смертью не надышишься, мысленно напомнил он самому себе и медленно, нехотя поднялся с лежанки, невольно бросив взгляд в окно — сумерки сгущались стремительно, замешанные на рыхлом неплотном тумане. Курт поморщился, массируя ноющее правое плечо; жест механический, такой же привычный, как и бессмысленный — это никогда не помогало, но куда хуже было то, что ныла старая рана в последнее время уже не только в сырую погоду. В коридор он вышел неторопливо, с неудовольствием отметив, что самому себе не может точно сказать, отчего — оттого ли, что оттягивает тот момент, когда придется войти в комнату Мартина со словами «надо поговорить», или оттого, что нехорошей ломотой в некогда сломанной правой ноге отзывается каждый шаг.

В безлюдных коридорах монастырского корпуса плавала тишина, собственные шаги слышались преувеличенно громко, и въевшаяся привычка заставляла ноги ступать мягче, тише, незаметнее, хотя уж здесь-то совершенно точно было не от кого таиться — ввиду нетипичности прибывших в тренировочный лагерь даже собственная охрана оного лагеря была попросту удалена из этого крыла. Посторонним здесь взяться было неоткуда, а телохранители наследника по коридорам не разгуливали, да и они опасности не представляли — ни теоретической, ни практической…

Поэтому, когда за поворотом коридора послышались отчетливые шаги, в сознании затрезвонили тревожные колокольцы, и Курт встал на месте, вслушавшись и напрягшись. Шаги были тихими, слишком тихими — так ступает человек, не желающий быть услышанным, таящийся, идущий скрытно; на мгновение шаги замерли, донесся едва различимый стук двери — даже не стук, чуть слышный шорох створки — и вновь воцарилась тишина.

Курт медленно прошагал за поворот и остановился, глядя в пустой коридор с четырьмя дверями по правую сторону. Тревожные колокольцы внутри смолкли, и теперь вместо беспокойства и напряжения в душе медленно поднималась холодная, темная волна раздражения. Заселенными были лишь две комнаты из этих четырех; в одной, ближайшей к повороту, расположился Мартин, разговор с которым он так долго и тщательно продумывал сегодня, но неведомый ночной гость, судя по звуку шагов, вошел не в нее.

Курт приблизился ко второй двери, остановился снова, склонившись к створке и прислушавшись, а потом решительно, громко постучал. Внутри комнаты послышался испуганный возглас, более похожий на какой-то придушенный вдох, тут же смолкнувший; шагов к порогу не прозвучало, ничей голос не осведомился, кто это бродит здесь со столь поздними визитами, и дверь ему никто не открыл.

— Альта! — проговорил Курт четко, склонившись к косяку, и, по-прежнему не услышав ответа, повторил: — Альта! Открой дверь и не делай вид, что не слышишь.

Тишина внутри стала совершенной — такой, что Курт почти физически ощутил звенящее напряжение, заполонившее комнату. Выждав, он ударил в створку кулаком, уже не пытаясь блюсти даже видимость невозмутимости, и повысил голос:

— Если ты думаешь, что я постесняюсь позвать Александера, чтобы он выломал дверь, ты сильно ошибаешься. Ты всерьез считаешь, что я просто развернусь и уйду?

Тишина висела еще миг, и к порогу, наконец, зазвучали медлительные, словно у приговоренного, чуть слышные шаги. Засов по ту сторону зашуршал сухим деревом, нехотя поднявшись, и Альта, приоткрыв створку, сделала несколько поспешных шагов назад. Курт вошел внутрь, закрыл дверь за собою и остановился посреди комнаты, глядя вокруг молча и хмуро.

Альта была без своей тренировочной куртки, в наскоро и неровно заправленной в штаны рубашке, и собранные в короткую толстую косу светлые волосы кое-где выбились беспорядочно торчащими прядями. Фридрих, прямой, точно старательно выструганный брус, застыл чуть в стороне, неловко поправляя второпях натянутую куртку и явно желая провалиться сквозь пол прямо здесь и сейчас.

— Приятно видеть, что вы не скучаете, Ваше Высочество, — сухо констатировал Курт.

— Пап… — начала Альта негромко, и он оборвал:

— Помолчи! Я, — продолжил Курт с подчеркнутым спокойствием, — даже не знаю, кого из вас и за что стыдить. Тебя за то, что соблазнилась высокородным любовником, или вас, Ваше Высочество, за то, что свой интерес «а каково это с ведьмой» вы решили удовлетворить именно за ее счет.

— Прекрати! — потребовала Альта гневно. — Ты же сам понимаешь, всё не так! У нас серьезно!

— В самом деле? Тогда почему я слышу это от тебя, а не от него?

— Я… — начал Фридрих и, запнувшись, с усилием продолжил: — Я подбираю слова, майстер Гессе, которым вы поверите.

— И во что я должен поверить — в то, что «у вас серьезно»? У вас не может быть серьезно. Я даже не стану читать проповедей о грехе…

— Да уж, — буркнула Альта тихо, — сделай одолжение, сам хорош.

— …я только обращу твое внимание, — не ответив, продолжил Курт, — на то, что ты внебрачная дочь ведьмы, а он — наследник императорского престола.

— Между прочим, я еще и дочь инквизитора.

— Да. Отличная подобралась компания. Canes, et venefici, et impudici[6]. Не раскроешь секрет, каким ты видишь свое будущее?

— А ты всерьез рассчитывал однажды узреть меня в толпе детишек, замужем за торговцем вяленым мясом? Да я non factum что доживу до таких лет на этой службе!.. Вот только этого взгляда не надо, — поморщилась Альта, не дав ему возразить, — и не надо снова старых лекций: бросать эту службу я не собираюсь, потому что она мне нравится, ясно?

— Майстер Гессе… — начал Фридрих с усилием, и он перебил:

— А вы чем думали? Бог с ней, она девчонка, в голове невесть что, тем паче были вы у нее, как я разумею, первым и последним, о рассудочном решении тут и говорить не приходится. Но вы-то взрослый человек, вам тридцать три года! Каким из мест своего организма думали вы, Ваше Высочество?

— Знаете, — угрюмо отозвался тот, — уж лучше б вы попросту молча своротили мне челюсть, чем раз за разом величать Высочеством.

— Не искушайте, — мрачно предупредил Курт и, на миг прикрыв глаза, тяжело перевел дыхание, мысленно радуясь тому, что наследник стоит слишком далеко, чтобы стать жертвой его внезапного порыва. — И все же, Фридрих, — повторил он с расстановкой, старательно следя за тоном каждого слова, — я бы хотел услышать ответ.

— Какой ответ вам нужен, майстер Гессе? — негромко переспросил тот. — Вы же сами понимаете, что задаете вопрос, на который невозможно ответить. Да, я знаю, я должен был поступить рационально и не идти навстречу желаниям, да, я знаю, моими действиями должен был руководить разум… Должен был, да.

— Но хоть вы-то понимаете, что это ваше «серьезно» — глупость?

— С чего это вдруг? — недовольно осведомилась Альта, и Курт весьма неучтиво ткнул пальцем в сторону наследника:

— У него есть жена, помнишь?

— И что? Это сделало его скопцом?

— Боже… — смятенно пробормотал Фридрих, и на щеках будущего властителя Империи отчетливо проступили красные пятна.

— Кроме того, — добавила Альта с нажимом, — она уже который год сидит в монастыре, откуда, насколько мне известно, возвращаться не собирается. Однажды это должно было случиться, не со мной — так с другой. Ты взываешь к рассудку? Хорошо, вот тебе глас рассудка: порадуйся тому, что в постель к нашему ценному проекту не пробралась какая-нибудь шпионка, подосланная богемской или немецкой знатью, а то и кем похуже. Сейчас ты доподлинно знаешь, что любовница наследника престола не станет вытягивать из него государственных тайн во время постельных игрищ, а он сам, бормоча во сне, не выболтает какую-нибудь важную тайну нашим противникам.

— Он говорит во сне? — недоверчиво нахмурился Курт, и Альта неловко дернула плечом:

— Нет, даже не храпит. Только зубами скрипит иногда. Противно довольно-таки.

— Эй, — недовольно окликнул Фридрих. — Я все еще здесь.

— О, Господи… — обессиленно выдохнул Курт и, усевшись на единственный в комнате табурет у старого массивного стола, тяжело оперся локтем о столешницу.