Колдун 2 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 33

Ощущение — рядом со мной кто-то лежит. Кто-то теплый, упругий… Маша?! Да черт подери — она мертва, мертва! Нельзя выжить, если ржавая труба пробила тебе сердце!

И я снова впадаю в состояние безвременья.

Очнулся на четвертый день, к полудню — слабый, как ребенок. Очнулся, и некоторое время не мог понять — какой сейчас день, какое время суток. В комнате было сумрачно из-за закрытых занавесок, телевизор не работал, чему я очень даже удивился — я ведь оставлял его включенным из-за Охрима и бесов, они можно сказать телевизионные наркоманы, не могут без зомбиящика и часу прожить!

А самое главное — на кухне кто-то гремел посудой! Кто?!

Медленно спустил ноги с кровати, медленно поднялся и сел, преодолевая головокружение. Чертовщина какая-то — почему мои персональные бесы меня не вылечили?! Что это вообще такое было? Сколько я пролежал в отключке?! Ночь? И кто это посмел хозяйничать в моем доме?!

Поднимаюсь на ноги и бреду в кухню. У дверного косяка задерживаюсь и осторожно (сам не знаю почему) выглядываю из-за угла. Женщина. Небольшая, стройная, в сарафане выше колен. Лица не видно — только обнаженные, тронутые загаром плечи, крепкие, но не толстые ноги…попка, обтянутая тканью — аккуратная…аппетитная. Женщина что-то напевает, протирая посуду, вилки-ложки, рядом на столе стоит тазик с мыльной водой. Да кто это может быть?!

— Привет! — говорю я, женщина вздрагивает, взвизгивает и роняет загромыхавшую по столу ложку:

— Ай!

Оборачивается…

— Здрасте! — Варвара шумно выдыхает — Как вы меня напугали! Я чуть…

Она громко хохочет, и ее милое личико, не тронутое косметикой, делается очень красивым. Улыбка вообще украшает женщин — некрасивую делает милой, милую — красавицей. Редкая женщина улыбаясь не делается милее, чем она есть. Это надо быть совсем мерзкой, уродливой душой и телесно стервой, чтобы улыбка не сделала тебя душевней и красивее. Здесь — точно не тот случай, я даже залюбовался, насколько эта женщина мила! Мила, а еще…она какая-то…домашняя, что ли? Уютная. Ее место рядом с мужем, на кухне, при свете теплой лампы, с чаем и пирожными.

— А что вы здесь делаете? — интересуюсь осторожно, помня, кто ее муж и где он сейчас. И правда — как она сюда попала, и самое главное — с какой стати? Я ведь ее не звал.

— Посуду мою — зарумянилась Варвара — Вот, дома у вас прибралась, полы помыла, стены, мебель перемыла. Посуду домываю — все было грязное, пыльное. У вас-то времени нет этим заниматься, вот я и помогла.

— А как сюда попали? — не отставал я.

— Через дверь — пожимает красивыми плечами женщина. Или девушка? Женщиной ее сейчас назвать язык не повернется — она выглядит как выпускница школы, молоденькая и красивая. Такая красивая, что аж дух захватывает! В последний раз, когда я ее видел, она была лет на десять старше. Может потому, что фингал под глазом еще никого не молодил? Или потому, что неприятности никого еще сделали молодым и красивым? Хотя и тогда она была настолько красива, что я невольно обратил на это внимание. И не только я в целом, но и некоторые мои органы конкретно.

И тут я внезапно обнаружил, что стою перед чужой фактически женщиной в одних трусах! В «боксерках», обтягивающих меня как вторая кожа! И совершенно не скрывающих того факта, что при виде соблазнительной женщины я невольно слегка…ну ладно — не слегка! — возбудился.

Я ойкнул и невольно прикрыл пах сложенными руками, Варвара же только улыбнулась и махнула рукой:

— Да не стесняйтесь! Я всякого вас уже видала! Думаете, кто три дня вас обтирал водкой, да уксусом? Не помните?

— Честно сказать — не помню, сознался я, у которого тут же пропала эрекция — три дня?! Я валялся три дня?!

— Три дня, хозяин! — откликнулся Прошка.

— Три дня! — ответила Варвара и снова улыбнулась — Слава богу, жар у вас спал и теперь вам лучше. Только зря встали! Баба Нюра сказала, чтобы вы полежали еще сегодня, не вставали!

— Баба Нюра? Здесь еще была баба Нюра?! Мда…похоже, что тебе, Варвара, придется мне все рассказать — откуда ты здесь, и что было за эти три дня. И давай на ты, ладно? Меня Василий звать, можно просто Вася — мы же с тобой одногодки.

— Ну а я Варя!

У девушки были белые, будто искусственные зубы. То ли генетика, то ли баба Нюра старается, поддерживает односельчан — тех, кто с ней общается. Но я уже заметил — у многих бабанюриных пациентов белые зубы. «Тенденция, однако!»

Я уселся за стол, и Варя повела свой рассказ. В общем, выяснилось вот что: она пришла ко мне в пикет с заявлением о домашнем насилии. Ну и посоветоваться — как жить дальше, может я со своей стороны подскажу, как упрятать негодяя за решетку. Пришла, увидела, что пикет закрыт, а машина моя стоит во дворе — постучалась в дом. Ей никто не открыл, так что Варя решила уйти, но…потом дернула дверь, и та открылась. Почему открылась — это другой вопрос, я никогда не оставляю засов не задвинутым, по понятным причинам. (не худо Охрима бы спросить — какого черта?) Колдовство требует уединения.

Ну, так вот: дернула дверь, она открылась, и Варя в нее покричала, вызывая хозяина. Хозяин снова не откликнулся, это было странно, Варя забеспокоилась и пошла на второй этаж, где и обнаружила меня в неприглядном виде — красного, потного, грязного, валяющегося на полу в позе зародыша (она показала — в какой позе). Варя тут же попыталась взгромоздить меня на кровать, что с большим трудом ей и удалось — с очень большим трудом, ибо восемьдесят кило костей и мышц это вам…не это! Удивляюсь, как она вообще сумела меня поднять.

Дальше — она побежала за бабой Нюрой. Баба Нюра тут же подхватилась и пришла, долго щупала меня, и потом велела к врачам не обращаться, только поить меня бульоном и водой. А еще — обтирать водкой и уксусом, чтобы сбить жар. Вот три дня Варя меня и обтирала, поила, меняла белье, укрывала. Сходит домой, огород польет, дочку проведает (она ее отвела к своим родителям, благо что каникулы начались), и снова ко мне — дежурить. Спала тут, возле меня. Ну и параллельно убиралась по дому — он действительно сейчас блестит, как никогда. Еще — баню вымыла, перестирала грязное белье, посуду перемыла — в общем, работала на меня, как рабыня на господина.

— Вон, чистое белье лежит! — Варя кивнула на лавку — бедновато живешь, товарищ милиционер! Даже шкафов бельевых нет. Непорядок!

— Честно сказать — не до того было — хмыкнул я — Знаешь ведь, всего неделю как здесь обитаю. Не успел прибарахлиться. Вернее — десять дней.

— Учительницу вчера похоронили — нахмурилась Варя — Здесь, на кладбище.

Я сжался, и голову сжало, будто обручами. Я не хотел вспоминать, не позволял себе вспомнить, что Маши уже нет. И я не смог ее даже похоронить…вот я же скотина!

— У вас была любовь? — тихо спросила Варя, глядя куда-то в сторону.

— Почему так решила? — голос мой внезапно осип, слова едва пролезали через глотку.

— Я нашла в твоих штанах рисунки…она тебя рисовала.

— Просто рисовала. У нас с ней ничего не было — пусто, глухо ответил я — ни-че-го… А почему так быстро похоронили?

— Слышала, Танюшкин сказал, что причин задерживать похороны нет. Опять же — жара, лето…сам понимаешь. Администрация все организовала, женщины обрядили…в общем, похоронили. Царствие небесное…несчастная Маша!

Варя перекрестилась и замерла возле древнего буфета, комкая в руке тряпицу. Потом вздохнула и предложила:

— Может в баню сходишь, вымоешься? И попаришься — как раз всю хворь-то и выгонит. Баба Нюра сказала, что наверное заразу какую-то подцепил, когда по деревням ездил. Лихоманку. И что само пройдет, главное, чтобы жара сильного не было. А когда отойдешь…ну, в смысле поднимешься! (Варя улыбнулась) Чтобы в бане попарился. Я и подумала — натопить нужно, вдругсегодня встанешь! Опять же — вода горячая нужна была, дом мыть, посуду. Чем в кастрюле греть — лучше сразу бак набрать. Я веник там положила, тазик принесла. Сходишь? А я пока на стол накрою.

Я посмотрел на Варю, и молча кивнул — а правда, почему бы и не помыться? Давно собирался, вот и в самый раз сходить. Честно сказать — голова чешется…да и помыться как следует, попариться, это будет замечательно.