Ведьмина печать. Ловушка для оборотня (СИ) - Ганова Алиса - Страница 22

Пьяный Вилад во сне так мерзко улыбался, что она готова была задушить его голыми руками. Самоуверенный дурак даже не удосужился спрятать ее сокровища и заснул, сжимая их в руках.

«Пока буду собирать, проснется», — а она желала забрать украшения все до единого. Хладнокровно рассчитав, куда нанести первый удар, Оха занесла нож для резки бумаги над спящим мужчиной…

Когда покинула кабинет, в окно влез Асаар. Разъяренная мошенница истыкала управляющего, как кусок мяса перед запеканием. Такой конец он и предполагал, потому достал из кармана заранее принесенные бусы Лаис и, разорвав, вложил в руку убитого.

Той же ночью, наблюдая, как женская фигура убегает через ворота для прислуги, Сар сожалел, что не увидит лица ее, когда она узнает, что сбежала с подделками.

Лозар же, разозленный на беглянку за не оплаченную работу, решил напоследок отомстить и со злорадством поведал госпоже, что компаньонка убила ее родственника из ревности. Даже после предъявленного в доказательство украшения, ошарашенная Виула не могла поверить в сказанное, и тогда начальник стражи любезно поведал ей и о других махинациях Лаис. Однако госпожа, будучи в ужасном огорчении и истерии, переложила вину на него. Так начальника стражи, обвиненного в попустительстве, выпороли и вышвырнули из города, пообещав ославить на всю провинцию.

Довольный Асаар покинул дворец Силисов, унося с собой часть сокровищ.

Избавившись от неприятной ноши, Сар не спешил возвращаться. Ночной город спал, но злачный проулок «Весенних цветов» оживал с наступлением сумерек и встречал с распростертыми объятиями каждого, кто имел звонкую монету. Ныне и Асаар не бедствовал, поэтому, ловко перепрыгивая с одной черепичной крыши на другую, спешил туда.

В трактирах и питейных веселились люди, проигрывая или выигрывая монеты, жарко спорили, доходя до ора и потасовок. От борделей доносились запахи вина и дешевой браги, резкие цветочные ароматы, смрад немытых и больных тел. Из темных закоулков вонь отхожих мест.

Чем дольше он взирал на бурлящий людской поток, тем больше раздражался. По сравнению с Аной шлюхи, завлекавшие клиентов в ярких, неприлично развратных платьях, казались ему совсем слабыми.

«Стоит ли рисковать, если все равно не получу того удовольствия, которое дарила она? Представив, как от проститутки разит предыдущими клиентами, желание похищать потаскуху пропало. С добропорядочными горожанками Асаар не хотел связываться, хорошо осознавая — стоит лишь раз перейти черту, и обратной дороги не будет.

«Что ни говори, а она сильна, легко выдерживает мой вес и подходит больше всех!» — неприятное открытие злило. Зарождающуюся привязанность к той, что заманивала в ловушку, Сар рассматривал как слабость, но от одной мысли, что кто-то посмеет залезть ей под юбку, доходил до бешенства.

«Хорошо, что отправил подальше!» — вздохнул, пытаясь выровнять сбившееся от жгучей ревности дыхание. Если бы между ними не лежала половина империи, перекинулся и рванул бы к ней. Конечно, расстояние — не преграда, но совершать подвиг ради одной встречи он не считал нужным. Бег на огромные расстояния требовал многих сил и времени, которого сейчас не было.

В голове возник образ Аны в тонком, вызывающем наряде, с разрезами до бедер.

«Надо купить ей такое. Шелковое…» — представив, как она в соблазнительном платье, с высокой прической, что носят фа при дворе, опускается на колени, облизнул от возбуждения губы.

«Слишком много о ней думаю! Недостойна!» — одернул себя Асаар. — Хорошо бы отвлечься. Если невозможно одно удовольствие, надо обдумать другое. Пожалуй, хорошая трапеза порадует…» — и двинулся на запах свежей крови, что доносил прохладный осенний ветер.

Лишь навестив скотобойню и наевшись досыта, почти перед рассветом Сар вернулся на хозяйский двор. Едва переступив ворота, ему померещился ее дух.

«Привязалась же! — от раздражения сплюнул на землю. — Она просто самка, обычная самка для удовольствия. Попадись другая великанша, не заметил бы разницы!» — успокаивал он себя, однако, уловив у пристроя для слуг хорошо знакомый, влекущий запах, сердце от волнения забилось быстрее.

«Не может быть! Как?» — грудь щемило от волнения и ожидания неприятностей. Так и подначивало залезть, посмотреть, но хлипкие стены могли не выдержать его веса и обвалиться.

Он долго ворочался на подстилке, пытаясь разобраться: рад ее появлению или огорчен? Уснул, не найдя ответа, а утром встал раздраженным и озлобленным.

Одевая под рубаху мешок, плотно набитый тряпьем, изображавшим горб, Асаар раздумывал о реакции Аны на его вид. Положенные за щеки орехи, перекошенные губы, сутулость и блаженный вид сильно изменили его.

«Как отнесется, когда увидит? Проболтается, если уже не успела?» — мысли прервались, когда свернув в коридор, увидел аппетитную, крепкую задницу, которая могла принадлежать лишь ей.

Асаар, хоть и допускал, что она тут, от потрясения остановился, а Ана, почувствовав взгляд, обернулась. Они замерли, разглядывая друг друга.

Если раньше Юлиана мечтала при встрече наброситься и расцарапать наглую рожу, то оценив маскарад, растерялась.

«Если дошел до такого, неужели ему так несладко?!» — ошарашенная видом дикаря, она взирала на него с открытым ртом, стоя на коленях и хлопая глазами.

Сар тоже молчал, впечатленный позой Аны. Натирая паркет, она столь аппетитно виляла бедрами, что удивление и злость сменились желанием. Окажись они в сумерках, Асаар нашел бы укромный угол, но утром прислуга носилась по дому, и следовало быть осторожным. Послышались шаги.

— Не бойся его: Вал полоумный, — успокоила Юлиану Калана, управляющая хозяйством. — Ой, а вы не родственники?

Растерянная Анка отрицательно покачала головой.

— Оба высокие, молчаливые, ну, я и подумала… Ты, Вал, не стой, иди, работы много!

Под пристальным взглядом Аны, дикарь пустил слюну по подбородку и двинулся к кухне.

Юлиана еще долго не могла прийти в себя, не понимая, что произошло, раз спесивый Улаур опустился до облика юродивого.

— Если понравился, угости сладким, он любит… — хитро подмигнула женщина и убежала на кухню, а онемевшая от возмущения Анка не могла подобрать слов.

«Козлина! Скотина! Ненавижу! Кобель! — задыхалась она, с остервенением натирая пол. — Я, как рабыня, пахала у сектантов, а он тут девок ублажает! Прибью!»

В прежней жизни она свела бы общение с таким человеком до минимума, но в небольшой школе фа Каллы как ни пыталась, избежать случайных встреч не удавалось. Если мыла посуду, он таскал воду. Помогала на кухне — дикарь приносил дрова… Всякий раз Юлиана напускала равнодушие и шествовала с такой напыщенностью, что в первый же день получила прозвище «Гордячка» и неприязнь остальных служанок.

— Эй, Ана! Ему хрупкие нравятся, а не такие дылды, как ты! — издевались на кухне, заметив странную, натянутую холодность между нею и Валом.

Стиснув зубы, Юлиана надевала маску безразличия, в то время как на душе скребли кошки. Злые слова удачно ложились на воспоминания злой усмешки Улаура, когда он заявил, что предпочитает маленьких.

«Скотина просто использовал меня! — от стыда Анка готова была сквозь землю провалиться. Она-то надеялась, что дикарь испытывает к ней симпатию, а оказалось, что он обыкновенный озабоченный мерзавец. От воспоминаний, как ублажала его, к горлу подступала тошнота, не говоря уже о шквале чувств, что испытывала при встрече. При его появлении поднималась ярость, и именно она придавала сил и удерживала слезы. Юлиана не хотела показаться слабой.

Первые дни о ней только и судачили. Усмехались в глаза, однако Анка держалась, стараясь трудиться усерднее. За это Калана, затыкала нахалкам рты:

— За работу! Нечего трепаться. И смотри, Улка, будешь с радостью злословить, увлечешься и палец отрежешь. Мало того, что блюдо испортишь, так я за него с тебя вычту!

После нагоняя наступала тишина, однако вскоре все повторялось вновь.