Ведьмина печать. Ловушка для оборотня (СИ) - Ганова Алиса - Страница 57

«Странное дело, сокровища остались, а ощущение, что унесли все, даже стены. Словно дом лишился чего-то… — удивился он. — Да, от большой женщины большая радость, но и горькая печаль — всего вдвойне».

С пропажей «язвительной ловушки» Асаар чувствовал себя обокраденным, обделенным и, чтобы не думать о ней, ночами слонялся по городу. Предстояла дорога в Борель, и он надеялся, что в пути развеется.

— Как она могла уйти, не оставив даже записки? — возмущалась Аола, сжимая от гнева кулачки. — Не думала, что она такая черствая.

— Это бы ничего не изменило, — вздохнула тетушка, расчесывая дочери волосы. — Но подозреваю, что скоро они увидятся. Сама посуди: для него не поленились подобрать и перенести иномирянку, к которой он привязался. Теперь ее забрали, и он мучается. А, представь, что будет, если Сар увидит ее с другим?

— Мне его так жалко!

— И мне. Нужно отвлечь его. Самое время взяться за поиски «слезного камня». Мы с ним уже говорили, но тогда я еще не получила ответа и не была уверена, стоит ли ехать.

— Куда?

Две морщины пролегли на переносице матери, и Аола догадалась: речь пойдет о чем-то серьезном.

— Прошу: не делай выводов сразу. Сначала выслушай, — Оули от волнения стиснула пальцами расческу. — В Брефе у одного лавочника я нашла вадемекум и узнала, что одним из камней владеют Лефы. Это на юге, далеко, но я поспрашивала о нем и выяснила, что ныне фай Фран ищет наставника для сына, чтобы обучить его основам магии. Никто не берется за это дело, потому что у его отпрыска нет дара. И я подумала: пусть так, но у нас будет время, чтобы узнать их лучше и выяснить, где они прячут камень.

— Он так нужен нам?

— Считается, что это слеза солнца, защищая от наложенных заклятий. Поэтому я и написала письмо.

— Ты хочешь этот камень?

— Да. Однако чтобы он действовал в полную силу, нужно, чтобы владелец добровольно подарил его. Если украсть, он будет слабее, но это тоже выход, — Оули склонила голову. — Поэтому я написала ему и сообщила, что готова взяться за обучение.

Аола вздохнула.

— И что он ответил? Тот человек?

— Он из тех людей, которые считают, что обладание магией решает многие проблемы. В переписке мне показалось: он догадывается, что у сына нет дара, и подумывает женить его… — увидев растерянный взгляд дочери, Оули сбилась. — Я никогда не заставлю тебя выйти замуж за того, кто тебе не по душе, но, прошу, давай сделаем вид, что мы согласны?! — ее глаза заблестели от подступающих слез. — А потом сбежим и будем жить, как жили. Прости, что уговариваю сделать это. Но я так хочу, чтобы ты была здорова, — она поджала губы, но не смогла сдержаться, и слезы потекли по щекам. — Это звучит ужасно, будто я предаю тебя… — всхлипнула, — но это только для обмана. Чтобы найти тайник. Камень отвергает любую магию. И на нем не будет оберега.

Аола не хотела, чтобы матушка унижалась перед кем-то, обучая бездаря. Но и видеть, как она страдает, глядя на ее больные ноги, было выше сил. Прильнув матери, она, тоже плача, прошептала:

— Но если не выйдет, не плачь. Все забудем и будем жить, как прежде…

Оули готова была рискнуть, тем более, что Сар ухватился за возможность и теперь только и раздумывал, как лучше подойти к делу. Не желая задерживаться в городе, в котором был счастлив, торопливо собрал вещи, нанял подводу и двинулся в путь. Без проливных дождей дорога была на удивление легкой, и, вспоминая, как Ана следовала за ним по грязи, его переполнял жгучий стыд. Почему-то она помнилась ему беззащитной, улыбающейся, податливой, и он теперь сам не понимал былого глупого упрямства, из-за которого был груб с ней.

Едва задумывался о Ане, охватывала тоска, но он боялся новой встречи, нутром чувствуя, что ничего хорошего их не ожидает.

«Не поддался бы соблазну — не было бы так больно. Но и не узнал бы, чего теряю…» — размышлял, шагая по сухой дороге.

Несмотря на конец осени, снег не выпал, но темные низкие тучи сулили в скором времени белый пух. Порывы ветра трепали одежду, однако укутанная Аола с удовольствием разглядывала крохотные домики на сваях вдоль реки, деревянные мосты, перевитые толстыми канатами, плоские лодочки с блеклыми, выцветшими на солнце парусами, гористую местность и дикие вечнозеленые кустарники… Все казалось диковинным, удивляло, но сосредоточенные, угрюмые лица жителей провинции ей не нравились.

— Сар, а почему они такие?

— Смуглые?

— Нет, злые.

— Время налоговых сборов. Улыбнешься — подумают, что не все выгребли. Я бы тоже ходил хмурым. Особенно, если год неурожайный был.

— Откуда ты все знаешь?

— Да об этом только и говорят. Между братьями Лефами неприязнь, но в увлечениях они схожи: оба с легкостью спускают деньги.

— Сар, скажи честно, может, не стоит ехать? — не выдержала тетушка. — Волнуюсь я.

— Когда приедем, наведаюсь в замок и потом скажу, как обстоят дела. А пока не стоит волноваться.

Оули кивнула. Дальше ехали в молчании.

Асаар думал, что пока добирались до Бореля, научился за улыбками скрывать кислую мину, но, то и дело ловя на себе сочувствующие взгляды Аолы и тетушки, понял: их не провести.

«Неужели я так жалок?!» — сомкнул зубы и отвернулся.

Они, возможно, поверили бы, что Сар вновь стал беззаботным, если бы по вечерам не замечали, как он задумчиво сидит, теребя пряди косы, как ночами носится по округе и возвращается под утро, исхлестанный ветвями, исцарапанный, немного спит и снова рвется в путь.

Борель от Брефа отделяли семь провинций. Двигались неспешно, часто отдыхая, и дорога затянулась почти на лунный оборот. Но, наконец, добрались.

Пока Сар разместил тетушку и Аолу в «Домике Лареды» — приличном постоялом дворе неподалеку от замка — и заказал ужин, не позволяя им лишний раз выходить без присмотра, наступил вечер.

Борель ему не нравился. Горожане хоть и не бедствовали, но жили скромно. Признаки упадка он замечал в грязных улочках с выщербленной, неухоженной мостовой; ветхих стенах домой, простеньких строениях, лишенных всякого изыска; в количестве праздно шатающегося сброда. Отреберье было везде, но в других местах не осмеливалось вести себя столь нагло. При виде дерзкой толпы караул менял направление или боязливо проходил мимо, стараясь не вмешиваться в драки.

«Если сократили стражу — выходит, казна пуста…»

Невозможно объяснить ощущения, но почти во всем чувствовались подступающая убогость и обреченность. Даже дворец, крыши которого возвышались над толстыми стенами, из-за темных окон казался мрачным. Обычно высокородные старались, чтобы свет лился из каждого витражного окна. Это было дорого, но в ночи выглядело восхитительно, поражало воображение, и каждый, кто взирал на ослепляющий дворец, проникался мощью и величием дома.

Сар направлялся к Лефам. Как раз стемнело, улицы опустели. Хотел домчаться по крышам, но, представив, как под его весом хлипкое покрытие треснет, и, провалившись, предстанет перед хозяевами домика во всей красе, решил не рисковать.

На окраине города, на крутом холме, одной стороной упиравшимся в просторное озеро, возвышался серый замок. Башни, крытые тупоносыми темно-красными крышами, устремлялись в небо, но не впечатляли ни величием, ни изыском, зато напоминали, что когда-то Лефы были могущественными и с легкостью отбирали у соседей земли и другое имущество.

Стараясь не попадаться на глаза жителям, Сар добрался до замковой стены, выпустил когти и начал осторожно карабкаться. Он предполагал, что хотя бы тут наткнется на часовых, но на удивление встретил лишь два караула.

«Надеются на крепость стен? Отсутствие врагов? Или просто невообразимая глупость?» — еще не видя фа Франа, Асаар испытывал к нему презрение.

Глубокой ночью замок спал, и лишь в верхней его части — во дворце, в нескольких окнах плясали огни.

Выбрав самое большое и яркое, не прогадал. Через приоткрытое окно тянуло вином и мужским запахом. Сар и ожидал чего-то подобного, но знакомый дух помощниц Талазы его удивил. Сначала подумал, что ошибся, но увидев безобразную Айю, которую в порыве страсти поколачивал всклоченный, поджарый мужчина, убедился, что цветочная хозяйка тут частая гостья.