Ведьмина печать. Ловушка для оборотня (СИ) - Ганова Алиса - Страница 69

— Уходи, — устало напомнила она снова. — От тебя ужасно разит. Ты обещал.

— Это меняет дело!

— Это уже ничего не меняет. Ты мне не нужен! Убирайся.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок был бастардом!

— Он не твой! — закричала Ана. — Он только мой! И ты нам не нужен! Защищай Аолу, тетку, бабку, кого хочешь, но ко мне не подходи, или я избавлюсь от ребенка! Не хочу с тобой иметь ничего общего!

Анка знала, что выкрикивала гадости, знала, что никогда этого не сделает, но сейчас она ненавидела Асаара за то, что разбередил рану, что вдруг стала нужна ему из-за ребенка, а не потому что значила для него что-то.

Сар стоял, зато желваки ходили и выдавали волнение. Выйдя из себя, Юлиана схватила попавшееся под руку зеркало с ручкой и швырнула в него. Он на лету поймал вещь, бросил на сундук, стоявший у двери, и безмолвно покинул комнату.

Анка долго мечтала излить обиду. Желание сбылось, но на душе было так тошно, что хоть вой.

И Сар чувствовал себя раздавленным. Но будь у него шанс пережить ту ночь вновь, не представлял, что бы мог изменить.

«Дать умереть Аоле? Нет! Свернул бы Франу шею, рассказал, что тянет к ней, но печать… Что бы изменилось? Ничего! Да разве она сама не понимает?!»

Ее слова звучали в ушах и изводили. Он раскрылся перед ней, показал суть, слабые места, а она ужалила больнее, чем кто-либо.

«Ревнует к семье? Не привыкла ни с кем делиться, нести ответственность? Разве обида может стоять выше, чем жизнь и благополучие ребенка? Вместо того чтобы думать о нем, ссоримся! Не понимает, что печать может перейти на него?»

Мрачная Аола тоже огорчала. Склонившись над рисунком, пыталась скрыть настроение, но он догадался:

«Наверняка разузнала у матери, что произошло, и теперь винит себя».

— Не вздумай снять «слезу»! — наперед предупредил ее. — Мне хватает хлопот с Аной. Так хотя бы ты не начинай.

Она насупилась, глотая слезы.

— Не плачь. Если бы сейчас предстояло сделать выбор, я бы поступил так же, но не уехал бы, не поговорив с ней. И шею Франу свернул бы, как и его недоумкам.

— Я всех делаю… — зарыдала она, — несчастными…Тебя, матушку… Даже Сольфена!

Асаар шумно выдохнул.

— Не ты, а тот, кто на меня устроил охоту и заставляет делать выбор! — Асаару изменила выдержка, и Аола впервые увидела его упавшего духом. — Если бы не ты, что-нибудь случилось с тетушкой. А соблазнись я на Ану, покажи, что нуждаюсь в ней — ее заберут. Она со мной, пока отталкиваю ее! — он опустил пальцы в волосы, закрыл глаза и откинул голову к стене.

— И что делать? — Аола выронила кисточку, испачкав бумагу и руку.

— Не знаю! Но больше изображать равнодушие не могу, — Сар стиснул зубы. — Остается играть по их правилам. Хотят записки и стихи, хорошо…

— Госпожа, она уперлась и не желает его ни слышать, ни видеть! — сетовала трепещущая Талаза. — Я уже и так, и эдак, а Ана спиной повернется и молчит. Кладу записки на видно место, но до сих пор не притронулась ни к одной. Если он расхаживает внизу, в него швыряет.

— Не довольна содержанием? — усмехнулась собеседница.

— Вот, — протянула ведьма несколько бумаг.

— Прочтешь записку равнодушно.

Отбросишь, а потом…

Быть может, затоскуешь,

На сердце станет грустно.

Мы одиноко делим чувства:

Горечь и скорбную печаль… — задумчиво прочитала Госпожа, как обычно представшая в виде темно-серого тумана. — Рифма грубая, но занятно. Кто бы мог подумать: умное животное, преданное выбранной хозяйке, еще и рифмоплет.

«Какое же животное?!» — едва не вырвалось у «цветочницы», но заказчица уловила ее смятение.

— Чем-то недовольна?!

От ледяного оклика Талаза вздрогнула и поторопилась оправдаться:

— Нет-нет, Госпожа!

— Я плачу тебе больше, чем именитым наемникам, не разочаровывай меня, — собеседница не повышала голоса, но ведьма дрожала как в ознобе. — И придумай что-нибудь.

— А слеза?

— Не цель, но если удастся заполучить — замечательно.

Талаза прогнулась в низком поклоне и, когда фигура из плотной взвеси развеялась, выдохнула с облегчением:

— Фух!

Из-за прошлого провала она впала в немилость. И сегодня, собираясь поведать, что Ана в тягости, боялась, что Госпожа от ярости сожжет ее на месте. Однако заказчица расхохоталась. До слез. Но таким безумным, страшным хохотом, что у нее волосы встали дыбом.

— Нет-нет! Более никаких услужений и заманчивых предложений! — рассекла женщина рукой воздух. — Хватит!

Нарисованная мелом на стене дверца распахнулась, — от ветра разлетелась бумага, взметнулась пыль, и в комнату вплыла хозяйка цветочного домика. Взъерошенная, с поджатыми губами.

«Не в духе», — подметила Юлиана и оказалась права.

— Так! — сходу насела ведьма. — Действуем по плану!

— Хм, — не удержалась Анка, вспомнив, чем обернулся прошлый хитрый план по пленению оборотня.

— Не зли меня!

— Молчу! — прикрыла улыбающийся рот ладонью.

— Всего-то выуди у Соля камень!

— А как?!

Талаза принялась расхаживать по комнате.

— Предстань перед ним прекрасная, страдающая. Расплачься! Разбуди в нем благородство… — она запнулась, увидев взгляд Юлианы. — Вот не надо его жалеть! Не успеешь ты — сделают другие! Мы хотя бы сделаем его счастливым!

— Угу, тоже мне, две сестры Остапа Бендера! — пробурчала Анка под нос. Ведьма обернулась и с любопытством посмотрела на нее из-за плеча.

— Кто?!

— Прохиндейки.

— Зато обаятельные, — фыркнула в ответ она. — Собирайся! Заниматься делом — лучше, чем смотреть в стену и жалеть себя.

Стоило заснуть — перед глазами вставал ухмыляющийся великан со спущенными штанами, всхлипывающая Ана, и начиналось повторение кошмара. Из-за тревожной бессонницы Сольфен и обрел привычку гулять по саду ранним утром, когда в замке еще главенствовала тишина.

Рассвет выдался зябким, дождливым. Замерз нос, от холода потряхивало, но, преодолевая желание уйти, он продолжал стоять под порывами весеннего промозглого ветра. Прошелся по дорожкам, свернул к краю спящего сада, огороженному громоздкими, высокими перилами, и замер.

— Ана?!

Она стояла бледная, уставшая, молчала и всматривалась в простирающийся за широким озером лес. Одежда на ней так же висела мешком, как на нем.

— П-прости меня! — прошептал и захлюпал носом.

«Глупый дурашка», — вздохнула Юлиана и обернулась. Настрой сбился, и вместо того, чтобы играть заранее продуманную роль жертвы, она раскинула руки. Соль крепко обнял ее и разрыдался.

«И кто из нас самый несчастный?» — подумала она.

— Не плачь, — прошептала мягко и провела ладонью по его затылку. — Это все пройдет.

— Нет. Нет! — рыдал он, всхлипывал и отчаянно вертел головой.

Выждав, пока Соль выплачется, Анка взяла его за руку и потянула за собой.

— Пойдем. Я замерзла.

Когда открылась дверь, Талаза остолбенела.

— И что это?! — строго спросила «цветочница», оглядывая всхлипывающего гостя. По ее расчетам Ана должна была вернуться с камнем, а не сопливым, рыдающим юнцом.

Солю показалось, что Тудиль злится на Ану, из-за того что она привела его, поэтому шагнул вперед, заградил Анку собой и выдавил:

— Это я виноват.

Ана закатила глаза, Талаза скривила недовольную мину и пробухтела:

— Ну, вот! Ничего доверить нельзя!

— Нам бы отвара… — попросила жалобно Юлиана, и кислолицая ведьма махнула рукой, указывая на стол.

Так, уминая засахаренные дольки фруктов и ягод, Анка рассказывала ему притчу про кольцо с надписью «Все пройдет».

Сольфен продолжал время от времени шмыгал носом, Талазе, гревшей уши, надоело дуться, и она тоже присоединилась к чаепитию. Ведьма даже любезно протянула ему платок и мешочек с сушеными успокоительными травами, и расчувствовавшийся гость выдал:

— А я думал, что вы… другая.

— Угу, — фыркнула хозяйка цветочного домика. — Старые безобразины могут быть только злыднями, — она сделала глоток и нахмурилась.