Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья - Страница 20

— Жизнь удалась? — Валик выглянул из-за монитора.

— А то! — я хвастливо улыбнулась, собирая сумку. Так, сотовый, флешка, листочки с зарисовками… Никак не приучу себя хотя бы к блокноту. Вечно все записываю на отрывных листочках, а потом теряю уйму времени, рассортировывая и приводя в порядок информацию.

— Василиса!

— А? — я вздрогнула. — Фу, Вальк, не пугай так… Я уж подумала, что шеф работу подогнал…

— Не смей удирать, — сказал друг ровно и веско, — поняла? Жди меня.

Я покорно села в кресло. Черт. Надо как-то с мыслями собраться… И то ли придумать, что наврать, то ли решить, о чем умолчать… Валик доделал макет, отпросился и скомандовал подъем и на выход. Я переобулась, надела шубу и шапку и поплелась в коридор.

— Вась, не трясись, — заметил он, вызывая лифт.

И верно, колотит, как перед кабинетом зубного врача… И внутри все скручивает, а внутренний голос вопит: молчать, никому ничего не говорить, нельзя!.. Внутренний голос — штука полезная. Особенно когда он советы дает, а не хихикает в уголке, со стороны наблюдая за моими чудачествами. И добивая после сакраментальным — вот, так я и думал!.. Мой обычно вел себя именно так. Но уж если предупреждал, то всегда оказывался прав.

— Вась, сознавайся, что открутила от игорева кресла болты!

— А ты сознайся, что постоянно их подтягивал, — буркнула в ответ рассеянно.

Посмотрела в веселые глаза и расслабилась. Что я, в самом деле… И более личные вопросы с ним обсуждаю, но… Оказывается, тема душевного здоровья сакральнее прокладок, гинекологов, случайного секса и ПМС. Это все равно что самому себе признаться в собственном сумасшествии. А это стремно… и страшно.

— Ну? — поторопил Валик, когда мы сели в машину, и закурил. — Я готов.

А я — нет… Я поерзала.

— В семье что-то случилось?

— А? Нет-нет… слава богу.

И замолчала.

— Вась, я же вижу, что что-то случилось. Я тебя не первый год знаю.

— И не жди от меня сочувствия, — буркнула раздраженно.

Вздохнула и сбивчиво рассказала. Про птеродактиля в ванной и полуночные «обмороки», про книгу, которая пишется сам по себе и… Про знак на щеке и саламандра решила промолчать. Должны же у меня быть свои секреты? Хватит и того, что сказано.

— Красный? — повторил Валик задумчиво и закурил вторую сигарету. — Птеродактиль?

— Угу, — вроде, выговорилась, а легче не стало. Тревога засвербела с новой силой. Зря сказала, ой, зря…

— Вась, а ты в курсе, каких они размеров были?

— Значит, у меня детеныш поселился… или карликовая особь. Вальк, ну на кого он похож — так я его и обозвала, не цепляйся к мелочам!

— А книги сколько написала?

Я прикинула:

— Страниц сто где-то.

— С понедельника? — уточнил друг.

— Ну да… — бредово, но факт.

— Однако твоя муза жжет, — хмыкнул он весело.

— Не муза, а Муз, — призналась я. — Понятия не имею, что это за существо, но… Когда оно появляется рядом, я ни о чем другом думать не могу — только о писанине. Я его с детства вижу.

— И молчала?

— А смысл выбалтывать все подробности шизофрении? — огрызнулась в ответ и чихнула: — Вот, правду говорю! — и снова заерзала: — Может, заедешь и посмотришь?.. Чудится или нет?..

— Я не переношу твою хату, — отозвался Валик рассеянно. Облокотился о руль, нахмурился и уставился в никуда.

— И не переноси — переезжать не собираюсь, — пошутила неловко. — На пять минут заглянешь, и все…

— Если приглашаешь…

— А с каких пор тебе приглашение требуется?

— Когда приглашают — это всегда приятно, — Валик завел машину.

— В любое время дня и ночи, — меня снова начало потряхивать. Момент истины, да. Увидит он птеродактиля или нет?..

Окна запотели, а от табачного дыма свербело в носу. Я приоткрыла окно. На улице уже стемнело, и замельтешил снег. Завтра — всего лишь выходные, а у меня уже ощущение, что я в отпуске. Вернее, на больничном. Со всеми вытекающими обстоятельствами.

До дома доехали быстро и молча. Я переживала. Валик упорно молчал и размышлял о чем-то своем, нездешнем. По лестницам поднимались тоже молча. Единственное, что скрип двери почудился от квартиры Серафимы Ильиничны, но пронесло. И Баюн не урчал, что странно. Я открыла дверь и включила свет. Валик потоптался на пороге, но зашел.

— Ничего страшного у меня здесь нет, — подбодрила я, разуваясь и оглядываясь. Кота близко и нет, где же он…

— Угу, кроме красных ящеров, — друг тоже разулся и, не раздеваясь, устремился к ванной. — Туда?

— Ага…

— Гадко у тебя здесь… — он зябко повел плечами и включил свет в ванной.

Реакции — ноль. Я подошла, встала на цыпочки и через его плечо заглянула в ванную. Птеродактиль опять обнимался с полотнецесушителем и со стороны напоминал собственно полотенце. Да-да, именно так я и придумывала все необычное для фэнтези-сюжетов. Замечала, что обычная вещь в необычном ракурсе что-то напоминает, задумывалась — что именно, и вслед за ассоциацией появлялись образы и идеи. Но — так было раньше…

Валик прилежно вертел головой, но ничего подозрительного очевидно не замечал.

— Где оно? — уточнил с любопытством.

— А ты не видишь? — я расстроилась. Конечно, в глубине души готовилась к такому, но… — Не видишь ничего необычного?

— Нет, я же не писатель, — он еще раз осмотрел ванную и повернулся. — Пусто, Вась.

И что тут скажешь? Я кивнула. Тогда и про саламандра, и про знак на щеке рассказывать смысла нет.

— Вальк, мне страшно… — призналась шепотом.

— Мне тоже не по себе, — отозвался друг, повернулся и взял меня за плечи, спиной выталкивая в коридор. — И я, пожалуй, поехал…

— Может, к доктору пора?.. — заикнулась робко. — Поговорить?.. — и визитка до сих пор в кармане шубы лежит.

— Не вздумай даже! — перебил Валик сердито. — С ним еще больше сбрендишь! Не торопись. Я что-нибудь придумаю.

Обожаю, когда он так говорит! Но есть одно «но» — ничего он не придумает и ничем не поможет.

— Нос не вешай, — проинструктировал друг, обуваясь. — И не кисни. Алевтине рассказала?

— Альке? Нет еще…

— И не говори пока. Если твое семейство пронюхает…

Я скривилась. Хлопот не оберешься. А двоих сумасшедших в семье хватает с избытком. Первый — по слухам, бабушка, но она умерла, не к ночи будь помянута, а второй — ее брат, мой двоюродный дедушка, Иннокентий Матвеевич. И он обитал как раз в доме для… в общем, в психушке. Я третьим быть точно не хочу… И кивнула другу, соглашаясь.

— Тогда пока. На выходных писать будешь?

— Не знаю, — уныло пожала плечами.

— Звони, если что.

И Валик трусливо убег. А я вернулась в ванную. Посмотрела на красного «домочадца», на «героический» символ и отвернулась, выключив свет. И едва не наступила на пушистый хвост.

— Баюн! — присела и почесала кота за ухом. — Ты где прятался?

Он, разумеется, ничего не сказал, только ткнулся носом в мою коленку и тихо заурчал. Я взяла его на руки и побрела на кухню, где по-прежнему пылало магическое пламя неизвестного цветка. Время, конечно, детское — семь часов вечера, но… Пойду-ка я спать. И привычно нашарила в аптечке снотворное.

Будильник — работа — ужин — снотворное — постель — бессонница — кошмар — будильник — каша в голове и ужас в зеркале. Увлекательнейшая жизнь писателя. Всегда мечтала.

Глава 7

«Будь что будет, что было — есть,

Смех да слезы — а чем еще жить?»

(«Алиса»)

Разбудило меня приятное известие — пришла смска о зарплате. Потянувшись, я села, проверила сообщение и устало улыбнулась. Да, герою опять не сиделось на месте, а одному по катакомбам шляться, видимо, скучно. И я опять поучаствовала в процессе. Кажется, он хотел отомстить мне за попытку убийства: сразу после инициации пошел на третий шаг испытания в новый коридор, а там такие твари жуткие водились… Я несколько раз просыпалась в холодном поту, ворочалась, проваливалась в дрему, снова оказывалась в подземелье, опять просыпалась и вошкалась… И наверняка обзавелась второй завитушкой на щеке. Вторая ступень — тело. Цвета — кремовая кожа плюс голубые вены. Тьфу… Не хочу о грустном даже думать, когда хоть что-то хорошее случилось!