Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья - Страница 62

— Я не буду передавать дар, — женщина смотрела на меня снизу вверх. Невысокая, хрупкая, беззащитная, но в глазах бушевало неукротимое пламя. — Но если ты не примешь сейчас… — запнулась на мгновение и сипло закончила: — Знание потеряется. Второй раз я прийти не смогу. И та, что получит мой дар… Так и не обретет имени. Как и ты. А безымянный писец — неполноценный. Ты в редких случаях сможешь впустить, а вот выпустить уже не сможешь. Твой мир станет ловушкой. И могилой.

Мышь завозилась в сумке и запищала.

— Согласиться с тем, что ты… другой, смириться с этим… всегда трудно. А ты, — она мягко улыбнулась, — еще совсем мальчик… Но с опытом поймешь. Верный путь — только один: выбрать себя. Без оглядки на общество и мнение большинства. Выбрав себя, зная себя, доверяя себе и своей силе, ты везде выживешь, — голубые блеснули понимающей улыбкой: — Мы, писцы, всегда сомневаемся и в собственном даре, и в собственной нужности. Но даже те, кто сомневался, выбирая себя, никогда не разочаровывались. Просто… поверь. Поверь тому, кто уже прошел этот путь до конца.

Я сухо кашлянул. Впервые в жизни мне было очень стыдно, до красных пятен на щеках. Я ведь собирался…

— … и я почти тебе поверила, — подтвердила пришелица сипло. — Слышала твои мысли о сущности и думала, что это ты мою жизнь меняешь. Но это не ты. Совсем не ты. В тебе нет ни знаний, ни опыта, ни имени. Я поздно поняла, что это ты — тот завещанный. Мы все друг другу завещанные. Твои предки учили моих, а мои в трудные времена выручали твоих. Мы крепко повязаны. Ты бы не смог. Это… кто-то рядом… — ее взгляд снова стал безумным. Она зажмурилась, тряхнула головой и добавила с хриплым смешком: — Знаешь, мне иногда кажется, что с нами… С нами — из-за вас все. Нас убирают, чтобы вам некому было помочь… Но это… бред, не слушай меня.

Но зерно истины в нем имелось.

«Успокой, — подал голос хранитель. — Когда нас начали истреблять, мы завещали дару появляться только во времена перемен. В смутные дни и ночи, когда маги теряют собственные способности, до чужих странностей никому нет дела. Одни оберегают крохи былого могущества, вторые — ищут новые источники, третьи — быстро умирают. О писцах давно забыли. Это единственно подходящее время, чтобы сохранить дар. Успокой. Это не мы».

— Это не мы, — повторил я послушно и сухо кашлянул, все для себя решив. — Я… согласен.

И на душе сразу стало легче. Никаких метаний, никаких поисков. Только… принятие. Это тяжело. Так долго желать, стремиться и отказаться, стоя на пороге мечты… Это очень тяжело. Но необходимо. И там, где прошел один, пройдет и второй.

— Хорошо! — женщина просияла. — Я рада! — и отступила на шаг, велев: — Доставай ключ.

Мышь отказалась выходить. Копошилась в сумке, зарываясь глубже и ускользая от моей руки, пищала, что все понимает, но свет… Свет, к которому я благодаря хранителю худо-бедно привык, для нее был губителен.

— Спрячь под рубашку, — посоветовала пришелица. — А тень вас прикроет.

— А где мы находимся? — я отвернулся к стене, и сущность накрыла нас крыльями, пряча от света.

— В межмирье, — довольно хихикнула женщина. — В межмирье, парень. Мы здесь ни живы, ни мертвы. Это память. Хранилище памяти многих поколений наших с тобой предков, — и добавила со значением: — И здесь тебе предстоит учиться. Постигать премудрости дара. Узнавать тонкости ремесла.

Мышь наконец перебралась ко мне за пазуху и замерла под рубашкой, мелко дрожа.

— И сюда тебе простоит вернуться.

Я повернулся и встретил немигающий темный взгляд:

— Пообещай! — потребовала она. — Пообещай, что ты сделаешь для моей преемницы то же, что я сделаю для тебя! Ты поймешь, как! Я покажу!

— А когда?.. — уточнил я осторожно. — Как понять, что момент настал?

— Она позовет, — просто ответила женщина. — Однажды она испугается — за себя, за близких, и позовет на помощь. И ее настигнет то же… — и вздохнула: — Это неизбежно. Но когда она позовет, ты откликнешься. Первый путь всегда долог. Первую дверь открываешь не один год. И ты — летописец. Ты услышишь зов из ее прошлого. И она будет идти к тебе много лет. Но придет. Обязательно. Сюда. И ты придешь. Опять.

Я кивнул:

— Приду. Обещаю.

Это самое малое, что я смогу сделать. Дар за дар.

— Хорошо, — она снова просияла. — А теперь читай. И запоминай.

И, подойдя к стене, начала писать. Сухощавые пальцы вбирали сияние, и там, где они мелькали, проступала чернота. Проступала, складываясь в малопонятные буквы. Я нахмурился, кое-как разбирая корявый почерк.

— Читай-читай, — подбодрила пришелица. — Ты записывал все, что я тебе диктовала, и успел немного освоить мой язык, — и хитро улыбнулась, повернувшись: — Ты ведь меня хорошо понимаешь, не так ли?

Я снова кивнул. Слова… не находились. Я никогда не был особо разговорчивым, а теперь, при столь неожиданной встрече… Слова упрямо не находились. Кроме тех, скупых, что моей собеседнице удавалось из меня вытащить.

— Мы писцы. И неважно, что из разных миров. Мы всегда найдем тропки друг к другу. Ты знаешь, как. И читай-читай! Вслух читай! Не отвлекайся! Мое время коротко!

Я послушно зашевелил губами, читая. Странное ощущение. Словно читаешь на древнем языке. Символы складываются в слова, но звучат бессмыслицей. Я ничего не понимал, но делал, что велят. Время отставить гордость в сторону и просто сделать.

Пришелица исписала всю стену вдоль и поперек и, похоже, выдохлась. Замерла, тяжело дыша и свесив голову на грудь. Я привычно уже помалкивал, ожидая следующего ее шага. Она перевела дух и небрежно откинула с лица волосы, поворачиваясь. Я невольно отступил на шаг. Единственное, что меня так пугало, был… свет. А теперь по спине пробежался липкий страх… тьмы. Она плескалась в глазах, просвечивала вздувшимися венами сквозь тонкую кожу лица и рук, таилась в уголках губ. И была… живой. Зримой и осязаемой.

— Буквы, — сказала женщина хрипло. — Смотри. И выбирай.

Я присмотрелся к надписям. Некоторые буквы казались… другими. Они выпирали из общего ряда, пульсируя, то съеживаясь, то раздуваясь. Я молча указывал на нужные, и пришелица одну за другой вынимала буквы из слов, небрежно отбрасывая клочки тьмы в сторону. А те сами собой складывались в малопонятное слово и зависали в шаге от меня.

— Все, — я придирчиво изучил надпись.

Она подошла к слову и на ощупь изучила каждую букву. А я затылком ощутил дыхание сущности ключа. Костлявые лапы обхватили мои плечи, стягивая лохмотья силового «плаща», тень от распахнувших крыльев упала на лицо. И мышь замерла.

— Ты! — женщина требовательно посмотрела на сущность. — Наклонись, я до тебя не допрыгну.

Сущность послушалась. Костлявый подбородок уперся в мое правое плечо. Женщина из последних сил толкнула «слово» ко мне, и тьма враз лишила и слуха, и зрения, облепив мою голову. Рядом сипло выдохнула сущность, пискнула мышь… и меня с головой накрыла боль. Правую сторону лица рвали стальные крючья, вспарывая кожу и дробя кости. И спускаясь ниже. Там, где сидела мышь, грудная клетка вспыхнула огнем, прожигая, испепеляя, выворачивая наизнанку…

— Ш-ш-ш, все-все… — тонкие пальцы погладили по голове, и чья-то рука легко дернула за косу. — Все, мой мальчик… Вставай. Это больно, но не смертельно. Зато теперь — все… — бездна удовлетворения в сиплом голосе.

Я не спешил вставать. Собрал в кулак все свои силы, направляя их на лечение, и не сразу поверил собственным ощущениям. Все цело. Ни переломов, ни ожогов. Ни царапины. Только слабость от болевого воздействия. И… очень странный свет вокруг. Яркая сирень. Я моргнул, но свет не менялся.

— Странно видишь, да? — надо мной склонилось усталое морщинистое лицо. — Это взгляд тени. Теперь она у тебя здесь, — одна ледяная ладонь легла на правый глаз, а вторая погладила по щеке. В указанных местах противно заворочалась тупая боль.

И женщина торжественно добавила:

— Инициация — это частичное слияние. Пока не работаешь — ключ в тебе, невидимый, но отбрасывающий тень. А нужен будет — выползет.