По краю Вечности (СИ) - Гущина Дарья - Страница 29

Слышится поспешный топот, и я до боли в суставах, до судорог в пальцах сжимаю кулаки, с трудом удерживая паутину силы. Считаем, Рейсан, и терпим… И только не вредить миру, держи себя в руках, а силу — в кулаках… Я до крови закусила губу. Не зря Девятый придумал именно такой символ — паутина, зажатая в кулаке. Только здесь и сейчас я осознала его… символичность. Держать себя и свою силу — хищную скользкую паутину — в крепком кулаке, всегда и несмотря ни на что, уберегая людей от случайных проклятий… и от самого себя. И, прежде всего, под контроль эмоции — главный источник мрака…

Я судорожно вздохнула. Пальцы онемели, и в суставах неприятно хрустнуло. Понадеявшись, что парень удрал достаточно далеко, я отшвырнула от себя заклятья. Вдохнула свежий морозный воздух, подставила разгоряченное лицо колючему ветру и выпустила в никуда новые сгустки силы.

Заклятья сплетались подсознательно и независимо от меня скользили по ладоням, замирая на кончиках пальцев, чтобы сорваться. Но ведь это не может продолжаться вечно… Сила, которую прежде я с трудом выцарапывала из зыбких граней мира и людских душ, сейчас была подобна воздуху, и с каждым вдохом она в меня вливалась, и каждым выдохом срывалась в никуда, чтобы мгновенно вернуться обратно.

Разбрасываясь заклятьями, я собралась с мыслями, притерпелась к боли и нашла выход. И невольно усмехнулась. Вообще-то подобное проделывают с детьми: после инициации ставят на ауре преграды перед силой — и чтобы она не разорвала кроху на части, и чтобы малыш, взрослея, не натворил дел по незнанию. И только после инициации — определения пути — и начального обучения в гильдии ребенка учат касаться силы, чтобы он владел ею, а не сила им. И к практике допускаются те, кто приноравливается приподнимать преграды. И Младшими становятся те, кто может оставлять преграды приподнятыми. И Средними — те, кто самостоятельно убирает половину преград. А Старшими — кто уже может жить без них, владеть и управлять окружающей силой.

Темных же, по понятным причинам, данная участь миновала. У нас переход из поколения в поколение — это постепенный рост внутренней силы мрака и умение подчинять ее себе. Опять же — чтобы не натворить дел. Скрытая внутри, лишенная внешней подпитки, сила воплощалась в эмоциях и на их пике могла опасно рвануть, материализовавшись в силу внешнюю. У меня так однажды случилось… и я едва удержалась от глупости. Зато обзавелась своим молчаливым спутником.

Кстати, а где он?..

— Молчун!

Тишина. И — тишина в мыслях, там, где мы всегда поддерживали разговор и слышали друг друга на любом расстоянии. Мне стало не по себе. Я же без него, как без рук…

— Молчун!..

Паутинное проклятье с треском взорвалось в опасной близости от меня, и я едва устояла на ногах, в отчаянии сжав кулаки. Только бы его не уничтожило тем потоком, что перебросил нас сюда… Я вернусь обратно и снова найду его… лишь бы он уцелел… И он должен, обязан, он — тьма, а тьму и светом не возьмешь: просочится сквозь него пылью и в укромном уголке соберется воедино…

Я снова взяла себя в руки. Молчун обязательно уцелеет и наверняка отправиться к Песчаному великану — в братство, о котором я так поздно вспомнила. А мое дело — внешняя сила. Знать бы еще наверняка, как ставить преграды, Вечность их побери…

Я задумалась. Внешне аура мага с преградами выглядела как стеганое одеяло. Изнанка ауры — невзрачная и тусклая, внешняя сторона — темно-серая, с вертикальными, горизонтальными и диагональными «нитями» цвета определенной стихийной силы. И, признаться, я плохо представляла, как можно «проштопать» саму себя. Другого, пожалуй, бы смогла — принцип знаю, но себя… А выхода не было.

Вздохнув, я села в сугроб, закрыла глаза и сосредоточилась. Итак. Разбить ауру на лоскуты и, отделяя их друг от друга, пропитать силой и «сшить». «Пропитка» встанет щитом против силовых потоков, и внешняя сила будет крохотными каплями просачиваться через «швы», пока я к ней не привыкну. А после можно постепенно снимать «швы», заново сращивая ауру и открывая тьме больше доступа.

Мучилась я долго. Так долго, что потеряла ощущение времени. Мучилась, сопела, кряхтела, возилась, ругалась… Но справилась, хотя и из рук вон плохо. Лоскуты получились неровными и разных размеров, «швы» — кривыми… Но и мрак с ними. Расправив плечи, я глубоко вздохнула, потянулась, разминая затекшие мышцы, встала, отряхнув плащ, и отогнала призрак боли. Дохнула на руки, осознав, как замерзла, открыла глаза и осмотрелась.

Вокруг снежным кольцом сомкнулся спящий лес. Величественные древние гиганты равнодушно смотрели свои черно-белые сны о вечной Снежной луне. Над головой раскинулось угрюмое, мглисто-серое небо, затянутое редкими и тяжелыми темными тучами. Ноги по щиколотку утопали в рыхлом грязном снегу, изрытом глубокими бороздами заклятий. И — никакого вреда лесу. Или же он пострадал выборочно?

Помедлив, я дошла до кромки леса и углубилась в чащу, проверяя собственные догадки. Раздвигая то еловые лапы, то заснеженные ветки кустарников, я заметила свисающие с них обрывки черной паутины. Да, лес оказался нетронутым. Видимо, за эпохи он насквозь пропитался силой мрака, и уничтожить его непросто… Впрочем, я и не старалась.

Собрав в хвост растрепанные волосы, я накинула капюшон и попрыгала меж деревьев, отогреваясь. Заодно и заприметила убегающую в чащу волнистую цепочку частых следов. И скривилась. Еще и с мальчишкой возиться, пока мы отсюда не выберемся… А я не уверена, что отсюда можно выбраться. Сюда и попасть-то, если верить легендам, невозможно… Но раз есть вход — должен быть и выход. И я его найду. Даже если, в обход легендам, придется пробивать «дверь» в привычный мир вручную.

Согревшись, я поправила сумку, застегнула верхние пуговицы плаща, свернула паутинные крылья, распластав их по спине, и, спрятав озябшие ладони в рукавах, пошла искать парня. И в пути, прислушиваясь к себе, блаженно улыбалась. Потрясающе… я маг! Какое счастье — владеть силой и ощущать, как она струится по телу, подобно крови, горячая и живая… И я дышала ею, и не могла надышаться, и чувствовала ее, и заранее боялась того момента, когда придется уйти и снова стать не то недочеловеком, не то недомагом… Да, мы серьезно провинились перед Девятым, если он лишил нас счастья быть собой…

Я тряхнула головой. Нет, не об этом нужно думать. А о том, куда запропастилось, удирая от моего гнева, одно несносное рыжее создание.

(4)

* * *

Парень отыскался на краю обрыва. Пробираясь через сугробы и изучая поредевший лес, я услышала в нескольких шагах от себя громкое сопение и пошла на звук. И, обойдя очередное дерево, вышла на поляну, посреди которой рваной раной чернел глубокий обрыв. Я подошла ближе и прислушалась. Сопя, парень что-то невнятно бормотал, не то ругаясь, не то молясь Вечности.

Неслышно ступая, я подошла ближе. Мальчишка же, словно ощутив мое присутствие, замолчал на полуслове, и после короткой паузы я услышала тихое и обреченное:

— Добивай уже, хватит издеваться…

Я усмехнулась:

— И ты в столь юном возрасте готов встретиться лицом к лицу с Вечностью? Не рано ли за порог собрался?

— А ты можешь предложить что-то другое? — настороженно спросил он, подняв голову.

Я подошла к краю и присела на корточки, с интересом глядя вниз. Улепетывая без оглядки и не заметив препятствия, парень не удержался на краю, ухнул вниз, съехав по пологой горке, и теперь торчал на дне оврага, по грудь увязнув в снегу. Посинел от холода, стучал зубами, но глаза смотрели упрямо.

Я улыбнулась и миролюбиво заметила:

— Да, могу предложить вытащить тебя отсюда. Если хочешь, конечно.

— Хочу! — в голубых глазах вспыхнула отчаянная мольба.

— Давай руку, — я протянула ему ладонь, и с кончиков моих пальцев сползла паутина, свиваясь туго плетью. — Давай, не бойся.

Он уцепился за протянутую «веревку», и я, наматывая ее на запястье, в два счета выволокла парня из оврага. Очутившись «на свободе», он попрыгал по поляне, разминаясь, растираясь и согреваясь, пофыркал и зачем-то протер глаза, а я терпеливо ждала, опершись спиной о дерево. И когда мальчишка наконец решился посмотреть на меня, спросила: