По краю Вечности (СИ) - Гущина Дарья - Страница 5

Мое сердце на мгновение замерло в предвкушении и учащенно забилось. Карта… Элементы Изначальности, собранные вокруг фигурки Великой, наверняка указывали на путь к творениям эпохи Изначальности. Я нетерпеливо поерзала на стуле. Наверняка карта…

Среди искателей все рассыпающиеся храмы назывались храмами Изначальности, хотя они относились к эпохе Великой и последующим. Ибо в эпоху Изначальности, если верить древним летописям, строить было некому и не для кого. А не верить им смысла нет: свитки составлялись людьми, лично знающими хотя бы одного из Девяти. Ведь в те стародавние времена Девять неизвестных, как их называют сейчас, не прятались от окружающего мира, а создавали гильдии и обучали магов премудростям силы. И рассыпающиеся храмы часто вели к тайнам тех, кто укротил стихийные силы Изначальности и сделал мир пригодным для обитания, — к секретам Великой и Девяти ее последователей.

В поисках ключа я мысленно восстановила ход истории — обычно детальная переработка имеющихся знаний помогала и сосредоточиться, и найти нужную зацепку.

Итак. Изначально в мире не существовало ни людей, ни растений, ни материков и океанов — лишь три стихии: свет, сумерки и мрак, переплетенные в единый клубок. Откуда же сюда пришла Великая, не знал никто, да и не суть важно. Но — она пришла и решила, что мир ей подходит. Так наступила эпоха Великой. Она распутала клубок стихий и облагородила внешний облик мира. Создания же, которых Великая вызвала из Вечности, выжить в мире не смогли: сила стихий по-прежнему уничтожала все подчистую и порождала своих существ, чьи останки мы находим до сих пор. И тогда Великая создала Девятерых своих последователей: взяла подобие человеческой оболочки, разделила стихийную силу света, сумерек и тьмы на девять потоков и наделила ею каждого из Девятерых. И они стали сосудами, носителями стихий.

Так продолжалась эпоха Великой. Люди, вслед пришедшие из Вечности, осваивали первый материк и принимали дары Великой, а она преподнесла им способность к определенному пути — маг, торговец, искатель, алхимик, охотник, воин, искусник, вор и прочее — и соответствующее ремесло вкупе со знаниями. Потоков ремесленных сил после «уборки» в мире осталось с избытком — они безопаснее и слабее магических. А вот тем, кто был рожден для магии, остатков стихийных сил не хватало, и тогда к людям пришла Первая и принесла свет и знания, потом — Второй с силой закатных сумерек, а следом — и остальные, по очереди. По легенде, спускаясь в мир, один из Девяти высвобождал всю силу и распылял ее среди людей. Так проходила эпоха за эпохой, пока не явился Девятый.

О дальнейших событиях легенды говорили разное. Одни — что темные подрались с сумеречными и втянули в войну свет, вторые — темные сцепились со светлыми, а сумеречные попали под раздачу. Или же — темные ни при чем, во всем виноваты сумерки, а свету и мраку досталось на всякий случай. Но, так или иначе, эпоху Девятого сменила эпоха Войны, которая едва не стерла все живое в прах, а сам Девятый якобы наотрез отказался продолжать свое дело и замыкать круг силы. Он закрыл гильдию и исчез. И магов мрака с тех пор рождается очень мало, и им практически нечего использовать — силы в мире нет. Фактически наша сила — знания, оставшиеся от магов эпохи Девятого, найденные нами и бережно сохраненные.

Я в двадцатый раз изучила рисунок. Куда же ведут символы? Башенки — это явный круг из Девяти неизвестных, это… Может, намек на возвращение в мир стихий, то есть… на возвращение Девятого и стихии мрака? Говорят, что у темных нет сил еще и потому, что Девятый сначала отдал ее перед войной, а потом забрал… или где-нибудь запер. И теперь мы слабее, чем были до его прихода, когда в мире после «наведения порядка» силы немного, но оставалось.

И — нарисованный круг… Легенды говорят, что круг надо замкнуть, чтобы соблюсти равновесие сил: после прихода Девяти неизвестных в мире должно остаться равное количество стихийных сил, а не так, как теперь, когда мрака нет вообще. Но, впрочем… Я устало сощурилась на изрисованный лист. Мысли путаются и норовят ускользнуть от насущного к наболевшему… Надо сосредоточиться и подумать. А лучше всего думается во время прогулки.

Я посмотрела в окно: по улице несмело кралась сизая мгла, и до рассвета еще далеко. Лениво потянувшись, я положила на стол медную монетку, спрятала свои художества в сумку и разбудила Молчуна. Оправила одежду, подтянув штаны и теплую тунику, перешнуровала сапоги и надела перчатки. Закуталась в плащ, подняв высокий воротник, убрала распущенные темные волосы под капюшон и перекинула через плечо сумку. И, тихо отодвинув от двери стол, вышла на улицу.

После духоты кабака свежий морозный воздух приятно кружил голову. Я подняла глаза к небу и рассеянно улыбнулась. С материков Снежную луну, правящую долгим сезоном холодов, видно плохо, а здесь она представала во всей красе. Огромный снежно-белый диск, разделенный надвое рядами тонких колец, озарял вверенный ему мир и не спешил прятаться за близкой чертой ленивого океана. Пользуясь случаем, я быстро осмотрелась.

Занесло меня действительно на архипелаг, вернее, на один из его островов. И островок, надо заметить, крошечный. Кабак находился на краю города, недалеко от молчаливого пирса, у которого дремали два корабля. Я вернулась на знакомую улицу и побрела обратно, к парку на окраине. Шагов пятьдесят — и я уже у городской черты, в окружении сонных елей и сугробов, вдали от любопытных глаз. Я прищурилась и, присев, нарисовала на снегу знак поиска. Дар искателя — видеть больше, чем видят другие.

Знак засеребрился, вороша снежинки, и они соткались в крошечное воздушное отражение города. Центральная площадь с замолчавшим фонтаном и башней градоначальника, на которой развивался стяг с символом Седьмого, — и узкие улочки, лучами разбегающиеся в разные стороны. Улиц, правда, не две, а десять, но городок небольшой. А вот дома, как и предполагалось, рассветного стиля: сложенные из камней разной формы без четкого соблюдения пропорций, большей частью круглые или овальные, местами выпирающие из стен, — кучевые облака на земле. И на отдельно взятой улице нет двух домов одинакового цвета.

От тонкой полосы скрытого в тумане океана город отделяла черта спящего черно-белого леса. Да, и дар тьмы: видеть даже то, что не увидит ни один искатель.

— Название? — я вопросительно посмотрела на символ.

Снежный фантом рассыпался, чтобы смениться буквами — Край рассвета. Какая прелесть. Я хмыкнула и побрела по заснеженной парковой тропе, приподняв полы плаща и по щиколотку утопая в сугробах. Кстати, и край-то почти не исследованный. Искатели предпочитают изучать материки, где находится немало любопытных тайников, а на архипелаги и острова суются редко. Да и не любят нас здесь с некоторых пор. Но коли мне пока деваться некуда…

Размышляя о вечном, то есть о загадках Небесного храма, я бродила по городу почти до вечера. Немногочисленные местные жители обходили меня стороной и провожали недовольными взглядами. Но что мне до них… Весь день я вспоминала, размышляла и сопоставляла известные сведения, но внятных ответов не нашла. И чудилось, что они лежат на поверхности, но я не могла вспомнить, где и когда сталкивалась с подобным. В конце концов, на исходе закатных сумерек, уставшая, голодная и замерзшая, я нашла приличный постоялый двор, подсчитала имеющуюся наличность и вздохнула. Опять деньги искать… Не люблю это, но когда их совсем нет…

Постоялый двор — громоздкое четырехэтажное строение нежно-розового цвета — находился почти в центре города, недалеко от площади, среди проложенных троп. Воровато оглядевшись, я присела и быстро нарисовала на снегу символ короткого пути. Рядом замерцал серебром снег, указывая на обнаруженную находку. Я красноречиво спихнула с плеча Молчуна. Ворон тяжело вздохнул, но помог. Мне копошиться в снегу казалось несолидным, а ворон на то и ворон, дабы таскать все, что плохо лежит.

— На соседней улице, между первым и вторым домом, — шепотом подсказала я, сверяясь с символом. — А потом — на центральной площади: у фонтана, у башни градоначальника и у оранжевого дома. Да, и в переулке слева посмотри. Есть? Тогда возвращайся.