Возвращение (СИ) - Штиль Жанна - Страница 21

Неожиданный поворот взбудоражил нервы пфальцграфини. Мало того, что темнокожий Бонд вырвал её из родного поместья, вынудив пуститься в неизвестность, так ещё и посягает на её доброе имя! Неважно, что её здесь никто не знает и, возможно, видят в первый и в последний раз. Он позволил себе ввалиться в её номер! Задумалась… Комната снята и оплачена им. Нужно было самой спросить камору — золото у неё есть — оплатить и тогда бы он не посмел войти сюда. Какая же она балда! А пока… Прислушалась.

Со стороны кровати слышалось глубокое размеренное дыхание здорового спящего мужчины. В воздухе витали запахи вина, жареного мяса, пота и чего-то приятного и терпкого, дымного и сладкого.

То, что она оставила его без одеяла ничуть не смущало. А вот то, что, несмотря на её слова, он не убрал табакерку подальше от себя, сказало о его неверии. Откинув одеяло и прихватив полотенце, на цыпочках подошла к столику. Завернув мраморную безделушку, успокоилась. Склонив голову набок, смотрела на араба, гадая, слышит ли он, чем она занимается? Напрасно она цапается с ним. Смолчать никак не получается. Несмотря ни на что, он лоялен к ней и как может, заботится, облегчая трудности пути. Могло быть хуже. Но и портить с ней отношения ему тоже не выгодно. В Алеме умирает его сын. Шевельнулось раскаяние.

Захватив куртку, прикрыла его мерно вздымающуюся грудь.

Вернулась в кресло. Кутаясь, удобно пристроила ноги на подлокотник.

Снилась пещера. Та самая, где она провела месяц своего исцеления. От купальни поднимался пар, насыщенный душистыми травами. Разомлевшая в тёплой воде, она покачивалась на поверхности. Снился Герард, его крепкие руки, прижимающие её к себе, обжигающий жар тела, возбуждающее дыхание на щеке и успокаивающий шёпот:

— Упрямица…

— Где ты был так долго… — обнимала его за шею, подставляя губы для поцелуя. Не находя ответа, жалобно всхлипнула: — Мне плохо без тебя…

Осторожное шуршание и позвякивание вклинились в сон. Уже проснувшись, не спешила открывать глаза, продляя очарование пережитого ощущения покоя и тихой радости. Повернувшись на бок, и поняв, что находится в горизонтальном положении, вскинулась. Сев в постели осмотрелась, сознавая, что сон наполовину был явью. Только она приняла своего тюремщика за любимого мужчину. Жар прилил к щекам.

Вчерашняя служанка хозяйничала у столика, поправляя поднос с завтраком, от которого вкусно пахло мёдом и свежей сдобой. Глядя на нарезанные ломти холодного мяса и каши, отварные яйца, кусочки сыра с жёлтым маслом и горячий парящий морс, почувствовала, что проголодалась.

Заметив проснувшуюся постоялицу, девка присела в приветствии:

— Доброе утро, госпожа. Принесла ваше одеяние и вот, утреннюю трапезу. Господин распорядился подать вам сюда.

— Спасибо, можете идти.

В закрывающуюся за прислугой дверь заметила фигуру стражника.

Несмотря на утро в комнате так же сумрачно, как и ночью. Окна не видно. За полотном на стене обнаружилось небольшое отверстие, закрытое ставней и заткнутое мешком с соломой. Приготовились к зимовке. Забавно.

Приятно удивило, что Шамси не оставил её спать в кресле. Дорога вытряхнула из неё все силы. Превосходно, что она не в его вкусе. Брови приподнялись, образовав складку на лбу: а в чьём она вкусе? Да ни в чьём! Не так давно у неё не было отбоя от женихов, а теперь вокруг никого. Хорошо это или плохо и о чём говорит? С одной стороны хорошо — не нужно ни от кого бегать. С другой — напрашивается неутешительный вывод: все мужчины — лжецы и лицемеры. Мама была права — им верить нельзя. Испытательный срок? Никаких сроков! Близко не подпускать! На фиг всех мужчин!

Герард? Отступился и ретировался. Мозг уже смирился с потерей. А сердце до конца не приняло произошедшего. Борьба ума с сердцем дала странную раздвоенность души. Понимала, что всему, связанному с ним пришёл конец, но ещё по инерции продолжала жить прошлым. С надеждой оглядывалась на высоких мужчин, прислушивалась к голосам, с замиранием реагируя на похожие интонации. После очередного разочарования сжимала глупое сердце в кулак и шла дальше.

Снова дорога. Снова качка. Снова непреодолимое желание выйти и идти пешком. В обратную сторону. Каждая остановка приближала к городу, где ей суждено погибнуть. Широкая низкая корзина с яблоками и виноградом, появившаяся на сиденье в паланкине после очередной передышки в придорожной таверне, не радовала взор.

Наташа достала вязание — хоть такое занятие в утомительной дороге. Из серых ниток в полутьме «сундука» довязывала незамысловатый ажурный узор манишки-пелерины.

Впереди предстоит ещё одна остановка на ночлег в «гостинице». Последняя. Предыдущая оказалась хуже первой. Грязь, смрад, шум. То ли влияла удалённость от города, и хозяева решили, что путники удовольствуются и этим, то ли дела у владельцев шли не ахти. Отдых в ней принёс разочарование.

Желание самой оплатить комнату принесло обратный эффект. Шамси, услышав об этом, бесцеремонно схватил её под локоть, втащил на второй этаж и, втолкнув в покой, пригрозил:

— Ещё раз позволите себе подобную выходку, будете почивать на трухлявой соломе у очага рядом с бродягами.

Она не нашлась что ответить. Вид разъярённого араба и красочная картинка ночёвки у очага в общем зале — щёлкнувшая перед глазами слайдом, — убедили её, что так оно и будет.

В эту ночь она не стала моститься на кривоногий стул у камина. Переместив подушку в ноги, улеглась на кровать валетом, предупредив эксиленца:

— Не разбейте мне лицо, когда будете во сне брыкать ногами.

В спину услышала незлобивое:

— Не могу обещать вам этого, госпожа пфальцграфиня. Заранее прошу прощения.

— Не забудьте выпить кубок молока, — миролюбиво напомнила она. Рана на его подбородке подсохла, краснота спала. Совпадение или нет — неважно. Важен результат.

Невнятное бурчание тайного советника больше походило на проклятие, нежели на благодарность

— Ешьте побольше фасоли, господин ищейка, — не сдержалась она. — Потребление бобов благотворно влияет на иммунную и нервную систему.

— Вы намекаете на мою несдержанность? — развернулся к ней Шамси, блеснув белками глаз. — Не видели вы меня в гневе. — И уже спокойно, назидательно, как выговаривает учитель нерадивого ученика, заключил: — Попрошу вас больше никогда не называть меня ищейкой.

Наташа шумно выдохнула, прикусив язык. Подумала, каким счастьем было бы оказаться в этом времени немой и, желательно, глухой.

— Gad, — пропыхтела она, натягивая одеяло, косясь на оголившуюся грудь араба.

Ожидаемого перетягивания постельной принадлежности не последовало.

Несмотря на частые перепалки друг с другом, мужчина её не раздражал. Призналась, что сама виновата в его недовольстве ею. Портился характер. Из весёлой неунывающей девушки она превращалась в брюзгу и зануду. Дорога и неизвестность выматывали. Маячившая на горизонте виселица пресекла все попытки найти общий язык с тюремщиком. За ней следили, постоянно держа в поле зрения. На привалах стражники следовали по пятам, не давая уединиться.

Вот и сейчас, остановившись на отдых перед прибытием на последнюю ночёвку в таверну, она от усталости и головокружения буквально вывалилась из паланкина. На негнущихся ногах сошла с дороги, осматривая обступивший со всех сторон лес.

Он — осенний и притихший — всегда вызывает грусть. Нежную и светлую, с древесно-бальзамическим ароматом. Природа уже заснула перед наступлением зимы. Яркие блики октября сменились сладкой прелью опавших листьев. Пахнет землёй, пожухлой травой. Пахнет забвением.

Потянуло дымком. Стражники, оживлённо переговариваясь, колдовали над костром.

Наташа вдыхала дурманящую прохладу спящего леса, вслушиваясь в обволакивающую усыпляющую мягкую тишину.

Не оглядываясь, зная, что за ней следит не одна пара глаз, неспешно углубилась в чащу. Пройдя через плотный строй ровных сосен, заметив впереди просвет, направилась туда.