На острие (СИ) - Кутузова Елена - Страница 50

— Значит, моему мужу без надобности целомудрие жены?

Отани сглотнул. Кадык дернулся, приковывая взгляд к шее. Из-под расстегнутого ворота рубашки виднелся край татуировки. Сейчас она напоминала яркий леденец, из тех, что покупают детям на праздники. Мне покупали обязательно.

Мысль о родителях обожгла:

— Моя мама не была дурой. Скажи, — я присела перед Кеном и почувствовала, что все это уже было, — почему она все-таки сбежала? И почему мой дед приказал ее убить, если для продолжения рода все равно, кто отец ребенка?

Он отвернулся. Немного. Чуть-чуть. Не проявляя неуважения, но мешая смотреть в глаза. И напомнил:

— Вы готовы к переезду?

Ах да. Он же говорил, что я буду жить в другом месте. Встреча с дедом заставила забыть обо всем.

— Почему ты вспомнил об этом только сейчас?

— Господин должен был покинуть этот дом первым. Да и вы выглядели потерянной. Вам требовалось время успокоиться.

Какой заботливый! Захотелось с размаху влепить ему пощечину: вечно прикрывается моими нуждами!

Остановило лишь то, что Кен примет этот удар со смирением. Еще и поблагодарит, зараза! Облегчать ему муки совести? Да ни за что!

В этот раз глаза не завязывали. Только окружили плотно-плотно, так, что из-за мужских спин невозможно было разглядеть даже дорожку, по которой шли. А они еще и зонты раскрыли — большие, черные.

Под их заслоном я нырнула в машину, а когда отъезжали заметила, как в дом завели девушку, одетую в точно такое же кимоно.

Авто рвануло вперед, и подробностей увидеть не удалось.

— Куда мы едем? — Кен сидел рядом, то и дело поглядывая на свой коммуникатор.

— На побережье. Там есть участок, принадлежащий Первому Клану.

От неожиданности я даже задохнулась. Нетерпение отдалось дрожью, я металась от окна к окну, стараясь скорее разглядеть море.

О нем не говорил разве что ленивый. Об огромном количестве воды, набегающем на сушу. О его красоте и величии.

Правда, купаться в море было опасно, заражение не прошло бесследно даже для это стихии. Но поэты по-прежнему воспевали океан в стихах, а художники изображали на картинах. Только в отличие от древних, вдохновляли их визоры и панорамы, то и дело транслирующиеся с камер облетавших окрестности дронов.

А у кланов, оказывается, дома на побережье!

— Участки скрыты от камер, они под «зонтом» — так называлась специальная маскирующая система. — Вы будете в полной безопасности.

Мы ехали и ехали, а моря все не было. И я перегорела. Скучно!

— Кен, мы можем продолжить разговор?

Вместо ответа, он нажал на кнопку, и салон автомобиля от водителя отрезала глухая непроницаемая стена:

— Теперь можем. Но мне бы хотелось отложить.

— Нет.

Я начинала закипать. Вечно стоит на коленях, готов снести любое унижение, согласен на все… но только не отвечать на вопросы!

— В чем подвох? Почему мама предпочла сбежать? Ведь если ты говоришь правду, деду было все равно, с кем она спит.

Отани отвернулся к окну. Кажется, он решил уйти от ответа.

Не получится!

Ладонь царапнула щетина — Кен не успел побриться. Я за подбородок развернула его к себе.

Лицо ничего не выражало, словно Отани смотрел на пустое место.

— Так почему?

Попытка освободиться разозлила. Пульс зачастил, эхом отзываясь в ушах.

— Я. Тебя. Спросила.

Медленно, проговаривая каждое слово. Лицом к лицу. Глаза в глаза.

В этот раз он не отвернулся.

В темных зрачках загоралась ярость. Если бы взгляд мог убивать, вместо меня на кожаном диване уже давно лежала бы кучка пепла.

Но я злилась не меньше!

Воздух уплотнился. Пейзаж за окном застыл, словно остановилось само время. В ушах бухало, но кроме своего сердца, я слышала удары, доносящиеся из груди Кена. Им в такт пульсировала синяя жилка на его виске.

В машине стало жарко настолько, что я почувствовала, как по шее стекает капля пота.

Кен поднял руку, не торопясь, словно на замедленном воспроизведении и рванул ворот рубашки. Мелкие пуговицы полетели вниз, белыми шариками отскочили от сиденья и усыпали пол. Из-под тонкой ткани рубашки выглянул оскаливший пасть дракон.

Нервы на пределе. Звук удара слишком громкий. Кен вздрагивает, переводя взгляд на плечо.

— Лара?

Почему… он назвал меня по имени? Не госпожа, не наследница, а — Лара?

— Я не разрешала…

— Прости, — губы изгибаются в улыбке. — Чем тебе помешала тату?

— Нечего тут пасть разевать!

Смех заполнил салон.

— О да, строгая госпожа, в этом мире никто не смеет относиться к тебе неуважительно!

От пощечины горит рука. Зато заткнулся! И улыбка превращается в гримасу.

Наверное, я ударила слишком сильно — нижняя губа кровит.

Кен замирает, ледяной глыбой:

— Простите, госпожа. Я забылся.

И, поняв что-то, сползает на пол.

В деревянных гэта неудобно ходить. Зато очень приятно вдавить твердые подошвы в подставленную спину. Тихий стон заставляет дрожать в предвкушении, но удовольствия не доставляет: я не добилась желаемого.

— Хватит придуряться, — жестом велю Кену занять свое место. — Отвечай!

— Может, мне лучше обратно?

Он явно издевается. Или нарывается, стараясь отвлечь.

Не выйдет!

Вдох. Выдох. Снова вдох. Раз, два, три…

Считаю до десяти и поворачиваюсь к своему врагу:

— Думаешь, у тебя получиться?

— Саро умеют терпеть боль, госпожа.

— И предавать.

Что? В глазах, где только что плескалась насмешка, теперь горит ненависть? Я… права?

Среагировать не успеваю — резкий писк заставляет Кена вскинуть руку. Сейчас коммуникатор для него важнее целого мира.

Миг, другой. Отани бледнеет так, что впервые пугаюсь за его здоровье. Палец, которым он давит на кнопку, дрожит и срывается.

— Что случилось? — мне страшно. До тошноты, до визга.

Кен не отвечает. Он просто игнорирует меня. И отдает приказ кортежу остановиться.

Что происходит?

Меня игнорируют. Кен просто вышел, и на его место тут же уселся другой телохранитель. А Кен — я видела — нырнул в машину сопровождения. Через мгновения она развернулась и помчала в обратную сторону.

Это уже не шутки. Кажется, случилось что-то по-настоящему серьезное. Может, с дедом беда?

Но телохранитель, хотя и держался почтительно, на вопросы не отвечал. Только кивал, как болванчик. Даже старался улыбнуться — выходило плохо, и эти потуги лишь усиливали тревогу.

— Что, так и будешь в молчанку играть? — спросила, уже почти сдавшись. Дождусь Кена и спаси его боги, если он решит отмолчаться.

Телохранитель продолжал улыбаться. А потом резко вздернул руку с платком к носу. Мне же в лицо ударила вонючая струя.

Очнулась в небольшой комнате. Голова болела, словно я пила всю ночь, во рту тоже — как будто после попойки. Что произошло?

Попытка вспомнить отозвалась тошнотой, но встать, чтобы добраться до туалета, не получилось. Зато появился тазик. Я с трудом посмотрела на помощника: лицо незнакомого саро не выражало никаких эмоций.

— Где Кен?

Это мой голос? Как гвоздем по стеклу.

Вместо ответа, мне сунули стакан воды. Какой же она оказалась вкусной!

Напившись, я откинулась на подушку и переспросила:

— Где Кен?

Саро не ответил. Отошел к двери и замер живой статуей. Снова пленница? Ну, только появись, Кен Отани! Я тебе устрою!

Что делать, решить не успела. Коммуникатор саро пискнул и в комнату вошли двое.

Вот только бывшего жениха с его отцом и не хватало!

Стоп! Почему Менети здесь? Или…

Меня снова похитили!

Чувствовать себя переходящим кубком было неприятно. Но сил на истерику не осталось.

— Рад, что с вами все в порядке, — Джун придвинул стул вплотную к кровати. Рокано остался стоять.

Отвечать не хотелось. Хотелось умереть. Но эти двое считали по другому:

— Признаться, я огорчился, — продолжил Глава Второго Клана, — когда пришла весть о том, что моя невестка погибла. Что касается Рокано, то он был в отчаянии!