Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 28

Я рефлекторно сжимаю пальцы на стойке и замираю.

Свет выхватывает из темноты точеную фигурку, облаченную в легкое воздушное платье. Волосы крупными завитками спадают на плечи. Теперь она — точная копия русалки из моего сна. И я стою, не двигаясь, одурманенный ее запахом и ее чистотой. А она осторожно поднимается по скользким ступенькам, но на последней неловко оступается. К ней тут же учтиво подскакивает Морташ, галантно подает руку. И она улыбается смущенно, и, конечно, принимает его помощь. Это, по-видимому, нравится зрителям — зал разражается аплодисментами. Тогда Морташ наклоняется, целует ее маленькую узкую ладонь и проводит к свободному микрофону, после чего возвращается на свое место, сыто отдуваясь и самодовольно пофыркивая в усы — объевшийся сметаны кот.

А я? Я стою истуканом, пытаясь справиться со своим наваждением и слабостью в коленях.

— Спасибо, господин Морташ, — благодарит Хлоя. — Простите, я такая неловкая, — она смущенно улыбается, оглядываясь по сторонам. — Всем доброго вечера.

Она поправляет микрофон и обращается к ведущему.

— Спасибо, господин Крушецкий, что пригласили меня на эту передачу. Проблема, действительно, актуальная и болезненная. Она давно интересовала меня, а потому я позволила себе провести некоторое исследование. Пожалуйста, выведете изображение на экран.

Я оборачиваюсь. За нашими спинами появляется изображение — и я сразу узнаю корпуса реабилитационного центра, в котором провел свои первые полгода после Перехода.

— В этом месте, — говорит Хлоя и голос ее звенит, как натянутая струна, — собрались люди, объединенные одним — неравнодушием к судьбе человека. Да! Я говорю "человека", не имея в виду биологический вид. Я говорю о небиологических факторах — традициях, культурных ценностях, мировоззрении и так далее. Я часто слышу возражения, что, мол, нет у васпов никакой культуры. Однако, это не так. Те, кто подробно изучал вопрос — а это и я, и профессор Торий, и даже вы, уважаемый господин Морташ — мы знаем, что васпы сложились, как общество. Пусть живущее по законам, отличным от наших, пусть на наш взгляд жестоких и диких — но все-таки это общество. Взять хотя бы традиционную модель воспитания неофитов — тренировка физического тела, повышение болевого порога, концентрация внимания и выработка контроля над течением своих мыслей и эмоций. Вам ничего это не напоминает? Обучение неофитов, о котором так много и яростно рассуждают ваши последователи, господин Морташ, это не что иное, как медитативные практики, которые использовали последователи многих религиозных культов. Например, буддизма. Вся усложненная метаморфоза развития взрослой особи восходит к философии, целью которой является изменение онтологического статуса человека в мире, достижение им возвышенного духовного и психического состояния. И это только один из аспектов. Что касается чувств… пожалуйста, пускайте слайды.

Изображение на экране меняется. Под тихую, тревожную музыку, сменяют друг друга фотографии, на которых запечатлены вырезанные из дерева узоры — зверей и птиц, вписанные в спинки скамеек и разделочные доски. Затем — изображения подносов и блюдец, расписанных в стиле народного творчества. Аккуратно сколоченные столы и стулья, буфеты на резных ножках. Картины, в одной из которых я узнаю своего "Висельника"…

— Вы видите, — комментирует Хлоя, — эти картины и эта мебель, и эта посуда — все это создано теми, кого мы называем "васпы". Эту музыку, которую вы слышите фоном — тоже написал васпа, Иржи Штернберк. Он мог бы стать гениальным композитором, а вместо этого прозябает в одной из северных деревень Южноуделья. Васпа Расс Вейлин — ныне дворник — пишет стихи… — Морташ издает смешок, и щеки Хлои розовеют. — Да-да! Не смейтесь! — строго произносит она. — Даже наш сегодняшний собеседник, Ян Вереск, он…

— Давайте оставим эту тему, — раздраженно перебиваю я.

Хлоя хмурится, поджимает губы.

— Как хотите, — холодно произносит она. — Тем не менее, что, как не позывы к творчеству, определяют личность? Процитировав одного из ярких представителей экзистенциализма, скажу так: личность есть не субстанция, а творческий акт. Вы знаете, — она повышает голос, обращаясь теперь к залу, — существуют общества, менее развитые, чем наше. В Загорье, например. Или на Черном материке. Но мы же не отказываем им в человечности, в личности. Пусть не столь цивилизованные, как мы, но они тоже — люди.

— Они да, — с улыбкой парирует ей Морташ. — А васпы — нет. То, что вы нам сейчас продемонстрировали, моя дорогая, это всего лишь результат обучения. Это не сложнее, чем обучить собаку приносить газету или крысу — нажимать на кнопку. Давайте спустимся же с эмпирических высей и обратимся к холодной и прозаической биологии. Васпы не крысы и не собаки — те хотя бы живые существа. Васпы — это все-таки механизмы. Ну, хорошо! — он вскидывает ладони, как бы предупреждая волну возмущения. — Био-механизмы. Так лучше? — он насмешливо косится в мою сторону. — Можно вложить определенную программу в компьютер — и он будет выдавать чудесные картины или прекрасную музыку. Но от этого не станет живым. Ах, боюсь я не смогу объяснить это лучше специалиста. Давайте обратимся к нашим ученым мужам?

— Как раз сейчас я попросил помощника наладить телемост, — радостно подхватывает ведущий и проводит Хлою к низкому диванчику. — Прошу вас, присядьте пока. Профессор Южноудельской академии Южган Полич не смог посетить нашу студию, но с удовольствием ответит на вопросы. Пожалуйста, на экран.

Тихая музыка смолкает. Фотографии исчезают тоже. Вместо них появляется изображение пожилого человека в очках и с аккуратной седеющей бородкой. Его лицо мне незнакомо, и я чувствую растерянность. Ведь имя я, определенно, слышал, а васпы всегда внимательны к деталям. Потом я думаю, что такому крупному ученому, как Полич, не обязательно заходить в клетку к лабораторной крысе, чтобы отследить успешность эксперимента.

— Господин Полич, — обращается к экрану ведущий. — Вы хорошо меня слышите?

Сигнал проходит с задержкой, а потому и профессор отвечает не сразу.

— Да, хорошо. Здравствуйте, — у Полича спокойный и приятный голос. Он не похож на нервного, вечно спешащего куда-то Тория. Но этим раздражает еще больше — это спокойствие человека, уверенного в своей правоте. И мне не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — что бы он ни сказал сейчас, все будет направлено против меня.

— Боюсь, без вашего участия нам не обойтись, — говорит ведущий. — С самого своего появления васпы вызывают много вопросов. Споры не утихают и по сей день. Поэтому хотелось бы знать, что считают ученые. Вы, как профессор кафедры генетики, были вовлечены в Дарский эксперимент. Если можно, обрисуйте вкратце, какие цели вы преследовали изначально?

— Цель — создание идеального солдата, — с готовностью отвечает Полич. — В то время, в котором жили и работали мои предшественники, этот вопрос стоял как нельзя более остро. Катастрофа, что положила начало отсчета Сумеречной эпохи, сделала многие земли непригодными для жизни. Война стояла на пороге. Стране нужны были сильные солдаты и сильное оружие. Нужно было не просто победить — а выжить. Именно поэтому так много внимания уделялось экспериментам по повышению физической выносливости и возможности жить и работать в любых, даже самых стрессовых условиях.

— Эксперименты проводились на людях? — задает вопрос ведущий раньше, чем я успеваю открыть рот и спросить тоже самое, но менее вежливым тоном. — Разве это не противоречит принципам гуманизма?

— Я уже пояснил, в каких реалиях были вынуждены работать мои коллеги, — Полич не кажется уязвленным, напротив — он спокоен и готов терпеливо доносить свою точку зрения до общественности. — К тому же, первые солдаты были добровольцами. Никто не принуждал их, а по истечению эксперимента им выплачивалась хорошая пенсия, назначались льготы.

— Что же случилось потом? — спрашивает ведущий. — О Дарском эксперименте ходит множество зловещих слухов.