Танцы минус (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 32

— А у самого Яблонского?

— У него нету. Он у нас мальчик крутой, с понтами. И денег у него — хоть попой ешь. Сказал: «Чего я буду как идиот с двумя телефонами ходить? Один местный, другой не местный!» В итоге подключил себе на свой постоянный номер какую-то услугу, чтобы подешевле в роуминге…

Дальше уже не слушаю. Дальше мне уже совершенно не интересно. Дальше мне бы срочно остаться одной, быстро-быстро подумать и позвонить. Федька сказал Егору, что тем двоим, что меня бить хотели, звонили с телефона Яблонского. Егор сообщил о том же мне. Но ведь я сама-то так и не видела телефонного номера, про который шла речь! Что как это не личный номер Ивана, а один из тех семи, про которые мне только что рассказал Евгенчик?

Звоню Федьке.

— Федь, помнишь ты пробивал телефонный номер, с которого звонили тем двоим, что на меня напали?

— У меня, Маш, склероза пока нет. Анька, правда, в этом иногда сомневается, но я-то сам точно знаю.

— Федечка, а ты, случаем тот телефончик не помнишь? Или, может, записал где?

— Маш! Ну ты за идиота-то меня не держи! Ясен пень записал. И к материалам следственного дела его приобщили.

— Продиктуй. Или смской пришли.

Сопит. Насторожился.

— А тебе, голуба-душа, зачем?

Обрисовываю ситуацию. Тихо ругается. Потом через какое-то время принимается диктовать. Ну точно — это какой-то совершенно незнакомый мне номер, который не имеет ничего общего с тем телефоном, на который я всегда звоню Яблонскому… Сообщаю об этом. Федька ругается уже громко.

— Значит, у кого, говоришь, эти телефоны?

— Да, считай, у всех! Воспользоваться ими может практически каждый желающий.

— Дерьмово…

— Как быть?

— Да хрен его знает, как тут быть. Стрелок твой вон тоже от непоняток коленце выписал…

— Какое еще коленце?

— А такое. Не по телефону обсуждать, вот какое.

— Он в Москве?

— Нет. Носят черти…

— Про «Корп-Ин…»

— Говорю же — не по телефону.

Возвращаюсь на площадку и первым делом натыкаюсь на взгляд Яблонского. Хороша б я была, если бы вчерась все-таки влезла к нему в номер с бельевой веревкой и своими вопросами… Мне становится так стыдно, что лицо мое заливает жаром. Наверняка стала красной, как рак. Еще не хватало! Яблонский продолжает сверлить меня тяжелым взглядом, и я трусливо предпочитаю борьбе бегство.

В гостинице по-прежнему пусто и тихо. Поднимаюсь на свой этаж, открываю дверь в номер и чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда мне навстречу с кровати поднимается Егор. Обида на него за то, что так и не появился рядом, когда был так нужен, за то, что так и не перезвонил, так и не разделил со мной боль, которую мне причинила смерть отца, вспыхивает с новой силой. Что ему теперь-то нужно?

Так и спрашиваю. Пожимает плечами независимо.

— Новостями поделиться хотел.

— Хорошими или плохими? Если плохими, то можешь сразу выкатываться. Мне плохих надолго хватит.

— Мне очень жаль, Маш, что так вышло с твоим отцом…

— Мне тоже.

Молчим. Мнется, явно на что-то решаясь. Потом вынимает бумажник.

— Если ты не против, я бы хотел как-то…

— Помочь? Спасибо, но с этим ты немного опоздал. Мне уже помогли.

Скулы его краснеют. Он неловко прячет кошелек обратно в карман. Откашливается. Что-то еще скажет? Или нет? Смотри-ка все-таки решился!

— Это твой режиссер? Он денег дал?

— И он в том числе.

Опять хватается за бумажник.

— Верни ему. Сколько?

— Верну. Сама. Когда смогу.

— Маш, он ведь преступник, сама знаешь. И вообще, я не хочу, чтобы ты…

Стою, улыбаюсь ему в лицо. Как мило! Степень «преступности» Яблонского здесь совершенно не при чем, просто самолюбие Егора оказалось задето тем, что его жену (хоть и бывшую) ссужает деньгами другой мужчина. Как обычно мои чувства, мои переживания его интересуют в последний момент. Вместо того, чтобы поговорить о том, каково мне сейчас, как-то поддержать морально, позволить выплакаться на своем плече, наконец, он просто сует мне деньги…

— Уходи, Егор.

— Не истери. В конце концов у нас здесь есть общее дело.

Офигеть! Чтобы Егор да со мной, да про общее дело?! И никаких: езжай в Москву, там глажки гора?!! Впрочем, теперь ему, небось, кто-то другой гладит. Может, в этом объяснение всему?

— Говорю же — у меня новости. Во-первых, я тут кое-куда влез…

Продравшись через компьютерный жаргон, которым изобилует его рассказ, наконец-то понимаю, что Егор взял и взломал сервер той самой компании «Корп-Инкорпорейтед», которая купила цирк моего отца.

— Я перетряс всю бухгалтерию, все закрытые внутренние файлы, все договоры и всю отчетность. Но ничего, кроме банального ухода от налогов, в делах компании так и не нашел… То ли ведут они бухгалтерию по операциям с наркотиками по-стариночке, на бумаге. То ли хозяин компании и нынешний владелец цирка твоего отца к этому подлому бизнесу не имеет никакого отношения. Понимаешь, что это значит?

Киваю. Очевидно, что дела проворачивает кто-то рангом существенно ниже хозяина корпорации. Кто-то из самого цирка. Кто-то, кто очень хорошо знал моего отца, и кого прекрасно знаю я…

— Кто это может быть, Маш? И еще. Надо понять, где именно в цирковом скарбе можно оборудовать надежный тайник для наркоты. Ты же все там знаешь, подумай.

А то я уже не гадала по этому поводу! Всю голову сломала. В принципе, мест достаточно. Барахла циркачи с их всевозможными трюками и разнообразными приспособлениями для их проведения действительно таскают за собой огромное количество. Правда, каждый следит за своим добром пристально, чужого никого к нему не подпустит. В конце концов от этого самого «барахла» вполне возможно будет зависеть жизнь трюкача, а уж его здоровье так точно. Получается замкнутый круг: если мы узнаем кто именно возит наркоту, мы, скорее всего сможем с достаточной степенью вероятности предположить, где у него тайник; и наоборот — найдем тайник, сможем очень точно очертить круг тех, кто может быть замешан в торговле наркотиками.

Обрисовываю ситуацию Егору. Он кивает согласно.

— Да. На счет того, что все в цирке следят за своим добром как коршуны, это ты права. Как только я в тот раз попробовал сунуться к каким-то ящикам, сваленным в кучу за кулисами, меня тут же оттуда попросили. Причем в грубой форме.

— А кто попросил-то? Ты мне так толком и не сказал.

Машет рукой.

— Таджик какой-то. Ули узбек. Я в них не разбираюсь. Я ушел, а он так и остался возле тех ящиков толочься.

В цирке у нас только один азиат. И это не таджик, и не узбек. Это казах Ерлан Садыков. Человек, на коленях которого я в детстве провела немало времени, который учил меня премудростям дрессировки, позволял возиться со своими питомцами, и просто холил и лелеял — ведь им с его женой Тамарой бог своих детей так и не дал. Не могу поверить…

Но ведь если продолжить рассуждения, то получится следующее: Ерлан «турнул» Егора, тот убрался от ящиков, разглядел то, что делаю на арене цирка я в костюмчике танцовщицы варьете, и накинулся на меня, демонстрируя страсти, достойные Отелло. А после, когда я пришла в себя, переоделась и двинулась на выход из шапито, то как раз за грудой сваленных за кулисами ящиков, о которых говорит все это время Егор, я и услышала разговор отца с неизвестным. Разговор, в котором отец о чем-то умолял собеседника, а тот отвечал раздраженно, зло, а потом и вовсе ударил папу…

— Егор, а ты после того как… расстался со мной там в цирке, мимо тех ящиков больше не проходил?

— Проходил. К выходу-то как раз мимо…

— Видел кого-нибудь?

— Да того же таджика и видел. Чуть не с кулаками на меня кинулся, все орал, чтобы я немедленно убирался, ментами грозил…

Неужели все-таки Ерлан? Не верю. Не могу поверить. Да и случай с Яблонским, которого я подозревала в том, что именно он натравил на меня тех парней, стал мне хорошим щелчком по носу. Чтобы больше, не имея твердой основы под ногами, не перлась, куда ни попадя.