Танцы минус (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 33

В мою дверь стучат. С присущей Яблонскому энергичностью. Вот помяни… гм… хорошего человека, и он — тут как тут! Смотрю на Егора. Он усмехается криво, сдает назад и вместо того, чтобы испариться из моего номера в любом удобном или даже неудобном направлении, этак основательно устаканивается на стуле у столика с зеркалом. Хорошо хоть не на кровати развалился!

Открываю. Точно — Яблонский.

— Маш!

— Я не одна.

Егор привстает и кланяется, паясничая. Но у Яблонского на такое ответить не заржавеет. Кланяется в ответ еще более вычурно.

— С кем имею честь?

Прищуриваюсь глядя на Егора. Интересно, что скажет на этот раз. Приходченко-то он настойчиво напоминал, что мы с ним супруги бывшие. А теперь, Яблонскому?..

— Егор Стрельников.

Забавно. Решил ограничиться именем и фамилией. Не позиционируя себя вовсе. Мой режиссер отвечает тем же.

— Иван Яблонский.

А потом переводит взгляд на меня.

— Бывший муж в гости пожаловал?

Ну да, этому церемониться смысла нет. А потому слово «бывший» в его устах полно скрытых намеков. Егор хмурится:

— Мы, собственно, еще не в разводе.

— Это имеет значение?.. Я, собственно, к вашей бывшей (опять с ударением именно на этом слове) супруге не свататься пришел, а поговорить. Или у нас внезапно наступило повсеместное мусульманство, а Коран не велит замужним женщинам вести светские беседы с посторонними мужчинами?

— Ничего у нас не наступило. Только если ты…

— А мы уже на «ты»?

Пипец! Может подерутся и на этом успокоятся? Пойти что ль, пока суть да дело, погулять?.. Развитию событий мешает телефонный звонок. Егор выхватывает аппарат из кармана, всматривается в номер, который высветился в окошке, внезапно серьезнеет и, махнув рукой, уходит в ванну. Чтобы мы ему, стало быть, не мешали.

— Маш!

Поворачиваюсь к Яблонскому.

— Откуда знаешь, что он мой муж?

— Балда. Я же твой паспорт в руках держал, когда на работу в съемочную группу брал. А там черным по белому все прописано. Муж — Егор Степанович Стрельников.

— Значит, полюбопытствовал?

— А то! — изображает широкую улыбку. — Ладно. Машк, правда, я не очень вам помешал? Мне бы поговорить с тобой, красавица. Что-то надоело оплеванным ходить. Все думаю, что же я такого натворил, что ты так смотрела на меня? «Я бы никогда не пришла к тебе, если бы не деньги». Что случилось-то? Как мне прикажешь тебя понимать?

— Забудь. Правда, забудь. Я тогда… не в себе была. Вот и несла чушь.

Делает вид, что резко взбодрился.

— Значит у меня по-прежнему есть шанс, что ты придешь ко мне «в нумера» не только за деньгами, но и по куда более приятному поводу?

— Не приду, Вань.

Серьезнеет. И вообще как-то… гаснет.

— Почему?

— В очереди неохота стоять.

— А если бы я пообещал?..

— То я бы не поверила. Ты, Вань, неисправим. Знаешь, какое у тебя в киношном мире прозвище? Ёблонский. Что тут еще сказать можно?

Хмурится, прикусив губу.

— Да и карьеру делать в постели я не умею, как некоторые. Я либо сплю с мужчиной потому, что люблю его и хочу его, либо не сплю вовсе.

— Это ты про Оксану?

Киваю, внезапно смущаясь. Сейчас ведь спросит о том, откуда я знаю, что они… Меня спасает Егор. Видимо, его важный телефонный разговор закончен. Входит в комнату и замирает посередине в такой позе и с таким выраженьем на лице, что впору с него ваять статую с названием «Растерянность». Древние греки так бы и поступили. Хорош он все-таки, скотина этакая…

— Знаешь, Маш, какая фигня… Меня только что наняли для того, чтобы отправить тебя на тот свет.

— Это ты так шутишь? — Яблонский из-за моей спины.

Егор смотрит на него удивленно. Явно забыл, что, когда он уходил говорить по телефону, в номере кроме меня еще кто-то был. Потом машет рукой и вновь садится на стул.

— Да какие уж тут шутки. Ты ему что-нибудь рассказывала про покушение?

— Нет.

— Ну так исправь положение по-быстренькому, жена моя бывшая, — последнее слово опять-таки с издевкой. Сука.

Коротко рассказываю Ивану о том, что произошло в гаражах, и о том, что звонили тем двоим с одного из тех телефонов, которые записаны на его имя.

— Я подозревала тебя, Иван. Только никак не могла понять, зачем тебе эта ерунда.

— Незачем, Маш. Да и не мой это стиль, знаешь ли.

Обижен. Я бы, наверно, тоже обиделась, если б меня подозревали в такой гадости, да еще незаслуженно. Подхожу и беру его за руки.

— Прости за эти подозрения, но, понимаешь, телефон-то правда на тебя записан, а я тогда и знать не знала, что ты на группу купил семь номеров. Евгенчик случайно заговорил об этом…

— Не думал, что от его болтливости может быть хоть какая-то польза, ан нет!

Смеется. А потом перехватывает мои руки своими и по очереди подносит их к губам. Целует со значением, глядя в глаза…

— Гхм-м-м! — произносит за моей спиной Егор. — Так вот я и говорю. Тип, который нанял тех двоих в первый раз, позвонил снова. Голос того, с кем он говорил раньше, явно не помнит, так что сомнений в том, что звонит он по адресу, у парня не возникло. Сначала наехал на меня за то, что не справился в первый раз. Я, естественно, тут же занялся самоуничижением и стал напирать на непредвиденные обстоятельства. Он сменил гнев на милость и тут же предложил мне исправить прежнюю недоработку. При этом подчеркнул, что если я решу проблему раз и навсегда, то он возражать не будет и, более того, удвоит предложенный ранее гонорар.

— Звонил опять с того же номера?

— Ага.

— Жаль, что я голос не слышал. Может узнал бы, — Яблонский запускает руку в волосы на затылке и принимается мерить шагами комнату.

— Что будем делать?

Отвечает мне, естественно, Егор.

— Ты уедешь в Москву. Я позвоню, скажу, что задание выполнил, и назначу встречу, чтобы получить от него бабки. Там и возьмем.

— Фигня. Он же не дурак. Доказательств потребует, — это подключается Яблонский. — Не так будем действовать. Мы натуральное убийство замутим. Или я, блин, не режиссер?

Мы с Егором смотрим на него с некоторым недоумением, но он этого и не замечает. Творец, что с него взять? Сейчас навертит такого! Однако, когда Иван додумывает и окончательно выстраивает задуманную им мизансцену, становится понятно, что идея его — совсем не такая сумасшедшая, как нам показалось с самого начала. И реализовать ее относительно не сложно.

Яблонский уходит и через полчаса возвращается в сопровождении Ирины Михайловны Прохоровой. Она — наш лучший гример. Лауреат множества премий и призов. И она же, по мнению Егора — наше слабое звено.

— Проболтается.

— Не проболтается. Голову даю. Мы с ней не то что пуд, кубокилометр соли сожрали. Я в нее, как в себя верю.

— Проблема. Я-то в тебя совсем не верю.

Встреваю:

— А вот и не подеретесь.

Смотрят на меня с одинаковым выражением на лице. И на этот раз «то лицо» выражает нечто вроде такого: женщина, чего ты лезешь в наши высокие мужские отношения? Смеюсь. Напеваю:

— Сидит милый на крыльце…

Яблонский оживляется:

— Повторяешься!

Киваю. Ладно же!

— Это наезд?

— Отнюдь.

Хмурится картинно, потом не выдерживает и хохочет. Я смеюсь в ответ. Егор меряет нас суровым взглядом. Пожалуй впервые пронзившее меня воспоминание об отце окрашено не горечью и болью, а смехом и светлой печалью. Думаю, отец хотел бы, чтобы я думала о нем именно так… Что же до Ивана… Мне все меньше верится в то, что Иконников хотел звонить ему именно как человеку, который поставляет ему наркотики. Это, наверно, глупо и очень по-женски, но вот гляжу на него и не верю, что этот веселый, умный и тонко чувствующий человек — наркоторговец.

Это странно, но именно после частушек вопрос с привлечением в нашу авантюру матерой гримерши Ирины Михайловны оказывается решен. Она выгоняет мужиков из моего номера и как пчелка трудится над моей внешностью битых два часа. Пока трудится не умолкает ни на минуточку.