Во всем виновата Маринка (СИ) - Бондаренко Ольга - Страница 10

-- Ты будешь жить!

Друзья навещали его и мысленно прощались, потому что Марина была готова загрызть каждого, кто хоть чуть намекал на страшный исход. Двадцать второго ноября Георгию стало совсем плохо, он начал задыхаться. Марина, подключив кислород, заставляла дышать мужа.

-- Ты не умрёшь, я не дам, - почти что кричала она. - Дыши! Слышишь! Дыши!

Ирина, которая увидела, что не гаснет свет в доме друга, сразу все поняла и прибежала сюда. Она пыталась образумить Марину, дать спокойно уйти Георгию в иной мир, но ничего не помогало. Прибежавший Тимофей пытался её оттащить от умирающего друга, но Марина с неизвестно откуда взявшейся силой отшвырнула его и продолжала заставлять биться сердце мужа. Тимофей в отчаянии побежал за помощью в расположенную неподалеку местную больницу. Привёл старого деревенского врача, тот очень спокойно и властно отстранил женщину, сказав:

-- Зачем вы его мучаете, дайте ему уйти, отпустите его. Поймите, вы делаете сейчас ему еще хуже. Вашего мужа уже нет.

И Марина послушалась. Она заплакала, села на пол возле кровати, обхватила голову руками. Ирине показалось, у неё не в порядке с головой, потому что женщина стала раскачиваться взад и вперед.

-- Вот и все, - сказала она.

Последовала пауза.

-- Вот и все, - повторила женщина, все также качаясь.

Очередная пауза.

-- Вот и все, - закричала Марина.

Через несколько минут Георгий умер. Он судорожно вздохнул, в последний раз его лицо исказилось судорогой, лицо повернулось вправо, к сидящей на полу Марине, он нашел её глазами, лицо его приняло спокойное выражение, легкая улыбка появилась на губах.

-- Все хорошо, - сказал врач, - ваш муж смотрит вправо, значит, мы правильно все сделали.

Словно сомнамбула, женщина встала, повернула правильно голову Георгию, сложила руки на груди и отчаянно зарыдала на несколько минут. В эти мгновения она выплакала все свои слезы. Врач подошел к ней со шприцем. Марина резко повернулась к нему. Словно и не было трясущихся плеч, захлебывающих рыданий, женщина замолчала и пыталась отмахнуться:

-- Я контролирую себя.

Ирина обняла её и увела в другую комнату. Все тот же врач пошел следом. Все также в руке был шприц.

-- Дайте вашу руку. Я сделаю укол.

-- Зачем? - равнодушно спросила Марина..

На что врач разумно ответил:

-- Ваши силы на исходе, вы упадете через несколько минут. Вы на грани истерики. Не спорьте. Сколько уже времени не спите?

-- Не знаю, - ответила женщина.

-- Если не уснете, можете упасть в самый неподходящий момент. У вас сильное нервное истощение. Подойдите, я сделаю вам укол. Вы должны поспать. Вам еще хоронить мужа! Вы никогда не простите себе, если не проводите его в последний путь. Дайте вашу руку.

И женщина вторично послушалась.

После смерти мужа Марина напоминала автомат: ходили, говорила, но ни одной эмоции на лице не было, ни разу не дрогнула бровь, не мигали, казалось глаза, лицо напоминало гипсовую маску, с него исчезли все краски, остался только застывший мрамор. Женщина совсем не плакала. Через сорок дней после смерти Георгия Марина ушла, сухо предупредив друзей, что будет жить в Москве.

-- Пожалуйста, не ищите меня, не навещайте. Я хочу побыть одна, - попросила она. - В квартиру Георгия я не пойду. Вернусь к себе, в бабушкину комнату.

Остаться в большой квартире Георгия женщина не смогла, как и на даче, всё напоминало о муже. Поэтому и вернулась в комнатку, оставшуюся ей от бабушки. Но и здесь женщина не нашла успокоения. Когда-то отсюда она ушла в новую счастливую жизнь, ушла, полная надежд, ушла к Георгию, а теперь....

Татьяна, соседка, собиралась замуж, слышать её весёлые речи, видеть радостное лицо было тяжело. У её будущего мужа тоже была комната в большой коммуналке, в небольшом доме в центре города, и Марина сама предложила обмен, Татьяна с Олегом обрадовались, разахались и объяснили, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, сами не решались заговорить об этом.

-- Только комната у меня там на втором этаже, но здание старое, - предупредил счастливый жених, - и у соседей куча детей.

-- Мне все равно, - равнодушно обронила женщина.

Таким образом, Марина оказалась совсем в новом месте и стала учиться жить.

Она вышла на прежнюю работу - учителем математики - в ближнюю школу. Деньги покойного мужа не трогала, не могла. Говорила себе: "Наступит покой в душе - тогда и осмелюсь, а сейчас..., нет, не могу". Да ей хватало тех копеек, что зарабатывала. Марине ничего не хотелось ни есть, ни покупать себе. Зачем?

В коммуналке были огромная кухня и четыре большие комнаты. Одна теперь Маринина, вторая была закрыта, её владелец умер несколько лет назад, какое-то время там проживала его жена с детьми, но жена пропала куда-то, а мать владельца приказала закрыть эту комнату. Две самые большие комнаты принадлежали семье Гордеевых с кучей детей. Новые соседи оказались милейшими людьми. Валя была очень худенькая, улыбчивая, доброжелательная, сразу понравилась Марине. Её муж, Сергей, чем-то напомнил умершего Георгия. В те дни Марина, сама, не желая того, вглядывалась в прохожих, надеясь, как ни глупо это звучит, увидеть среди них мужа. Но сосед, в отличие от Георгия, был серьёзным, неразговорчивым и не рыжим, а фигуры издали можно было спутать: такой же рослый, крупный. Новые знакомые помогли занести вещи, расставить мебель. Близкие по возрасту Марине, они имели кучу детей. Старший Толик - серьёзный, даже угрюмый, неулыбчивый мальчик, тихий, молчаливый, в тоненьких очках в металлической оправе.

-- В отца пошёл, - решила Марина.

Ему было четыре года. Чаще всего он тихонько рисовал или листал книжку. С Мариной мальчишка подружился. Младшие сестрёнки были полной противоположностью: шумные хохотушки, проказницы и абсолютно одинаковые по внешности. Да, они были близнецами-тройняшками. Знакомясь, Марина подумала: "Вот почему их четверо: родили мальчика, захотели девочку, а получилось три девочки, куда же денешься".

Но прошло полгода, прежде чем Марина смогла начать улыбаться детям и по-настоящему подружиться с соседями. До этого она вежливо здоровалась, о чем-то говорила, автоматически улыбалась детям, гладила их по голове, слушала их вопросы и не отвечала, потому что не улавливала смысла, часто приносила им по шоколадке, не слыша возмущения Сергея, который был против. Вот так она и жила: смотрела и не видела, слушала и не слышала. Как она не попала ни под какую машину, не знает. Марина была не против, только сразу бы насмерть. Но, видно, сильным оказался её ангел-хранитель.

Жили Сергей и Валюша бедновато, но дружно, тепло своей души щедро дарили новой соседке, интуитивно чувствуя, что женщина страдает.

Валя сидела с детьми, Сергей развозил хлеб, получал мало, бабушек не было - Валя и Сергей были детдомовцами. Прошло полгода. Рядом с этой шумной компанией Марина немного оттаяла душой. Она начала потихоньку улыбаться, глядя на проказы девчонок, полюбила говорить с Толиком, учила с ним буквы. Мальчик был умненький, она купила ему толстую дорогую красивую книжку. Ребенок был в восторге. Сергей же помрачнел и попросил соседку этого больше не делать - он хотел сам всего добиться. Марина плохо поняла его мысли. Валюша же часто болела, и тут уж Марина не смотрела ни на какие запреты, помогала, как могла. Покупала лекарства, если у соседей не оказывалось денег, варила еду, кормила повкуснее детей, несмотря на ворчание главы семейства. О прошлом им рассказала лишь то, что похоронила мужа.

Иногда звонила Ирине и Тимофею, сообщала, что всё в порядке. Так и прошло время, приближался год со смерти мужа. Казалось, в душе наступил желанный покой. Георгий по-прежнему часто снился, просил его отпустить, что-то ещё говорил, она не могла разобрать.

В день смерти мужа Марина поехала на дачу. Пришла на могилу, положила цветы. Нет, горе не ушло, оно спряталась глубоко в душу, и малейший толчок разбудил его. Опять беспросветные серые тучи окутали будущее. Спокойствие оказалось мнимым, а встречи с Тимофеем и Ириной было не избежать. Вечером она пришла к друзьям. Помянули Георгия, разговор не клеился. Тимофей попросил: