Легенда об Уленшпигеле - де Костер Шарль - Страница 98
- Предыдущая
- 98/125
- Следующая
– Ты в глубоком колодце дно видишь? – спросил Уленшпигель.
– Я умру от горя! – по-прежнему сидя на палубе, в полном отчаянии твердил мертвенно-бледный Ламме.
Между тем приблизились солдаты Симонсена Роля с изрядным количеством артиллерийских орудий.
Они стреляли по кораблю – с корабля им отвечали. И неприятельские ядра пробили весь лед кругом. А вечером пошел теплый дождь.
Ветер дул с запада, бурлившее море приподнимало огромные льдины, и льдины становились стоймя, опускались, сталкивались, громоздились одна на другую, грозя раздавить корабль, а корабль, едва лишь утренняя заря прорезала черные тучи, развернул полотняные свои крылья и вольной птицей полетел к открытому морю.
Здесь корабль присоединился к флотилии генерал-адмирала голландского и зеландского, мессира де Люме де ла Марка[216] ; на мачте его судна, как на мачте судна флагманского, виднелся фонарь.
– Посмотри на адмирала, сын мой, – обратился к Ламме Уленшпигель. – Если ты задумаешь самовольно уйти с корабля, он тебя не помилует. Слышишь, какой у него громоподобный голос? Какой он плечистый, крепкий и какого же он высокого роста! Посмотри на его длинные руки с ногтями, как когти. Обрати внимание на его холодные круглые орлиные глаза, на его длинную, клинышком, бороду, – он не будет ее подстригать до тех пор, пока не перевешает всех попов и монахов, чтобы отомстить за смерть обоих графов. Обрати внимание, какой у него свирепый и грозный вид. Если ты будешь не переставая ныть и скулить: «Жена моя! Жена моя!» – он, даром времени не теряя, тебя вздернет.
– Сын мой, – заметил Ламме, – кто грозит веревкой ближнему своему, у того уже красуется на шее пеньковый воротничок.
– Ты наденешь его первый, чего я тебе от души желаю, – сказал Уленшпигель.
– Я вижу ясно, как ты болтаешься на веревке, высунув на целую туазу свой злой язык, – отрезал Ламме.
Обоим казалось, что это милые шутки.
В тот день корабль Долговязого захватил бискайское судно, груженное ртутью, золотым песком, винами и пряностями. И из судна был извлечен экипаж и груз, подобно тому как из бычьей кости под давлением львиных зубов извлекается мозг.
Между тем герцог Альба наложил на Нидерланды непосильно тяжкие подати[217] : теперь всем нидерландцам, продававшим свое движимое или недвижимое имущество, надлежало отдавать в королевскую казну тысячу флоринов с каждых десяти тысяч. И налог этот сделался постоянным. Чем бы кто ни торговал, что бы кто ни продавал, королю поступала десятая часть выручки, и народ говорил, что если какой-нибудь товар в течение недели перепродавался десять раз, то в таких случаях вся выручка доставалась королю.
На путях торговли и промышленности стояли Разруха и Гибель.
А гёзы взяли приморскую крепость Бриль[218] , и она была названа Вертоградом свободы.
2
В начале мая корабль под ясным небом гордо летел по волнам, а Уленшпигель пел:
– Да, товарищи и друзья, – сказал Уленшпигель, – они воздвигли в Антверпене, перед ратушей, великолепный эшафот, крытый алым сукном. На нем, словно король, восседает герцог в окружении прислужников своих и солдат. Он пытается благосклонно улыбнуться, но вместо улыбки у него выходит кислая мина. Бей в барабан войны!
Он дарует прощенье – внимайте! Его золоченый панцирь сверкает на солнце. Главный профос на коне, около самого балдахина. Вон глашатай с литаврщиками. Он читает. Он объявляет прощенье всем, кто ни в чем не повинен. Остальные будут строго наказаны.[221]
Слушайте, товарищи: он читает указ, обязывающий всех, под страхом обвинения в мятеже, к уплате десятой и двадцатой части.
И тут Уленшпигель запел:
216
А гёзы взяли... Бриль... – Ранней весной 1572 г. испанцы добились дипломатического «успеха», сослужившего им самую дурную службу. Королева Англии, «чтобы избежать войны с Испанией», закрыла для Морских гёзов английские порты. Результат был неожиданным. 1 апреля 1572 г. 22 корабля гёзов под командованием Люме и Треслонга, покинув Дувр, приблизились к портовому городку Бриль (на острове Фоорне, близ устья Рейна). Появление гёзов вызвало панику среди испанских приспешников и радость народа. Испанского гарнизона в Бриле не было, и гёзы легко овладели городом, не оказавшим им сопротивления. Оставшись во взятом городе, они превратили его в свой первый опорный пункт на территории страны. Отсюда началось восстание приморских городов.
217
Захвачен... Флиссинген... Камп-Веере взят... – Флиссинген, крупный порт на острове Вальхерен, господствовавший над устьем Шельды, восстал 6 апреля. Действия Морских гёзов заставили наконец Альбу подумать об укреплении приморских городов, но было поздно. Жители Флиссингена отказались впустить испанский гарнизон. Прибывшие сюда испанские корабли были встречены пушечными залпами. Городское управление должно было уступить напору масс. Морские гёзы прислали горожанам подмогу под командованием Треслонга. Во Флиссинген стали стекаться реэмигранты из Англии и Франции. Горожане объявили, что отделились от испанцев, и Флиссинген стал важнейшей базой гёзов, утвердившихся теперь и на суше в Северных Нидерландах. Камп-Веере, город на том же острове Вальхерен, был взят гёзами 3—4 мая 1572 г. Городское управление здесь отказалось впустить гёзов, но рыбаки, пользовавшиеся полной свободой промысла в контролируемых гёзами водах, восстали и открыли ворота отряду, пришедшему из Флиссингена. Эти и дальнейшие быстрые успехи гёзов были полной неожиданностью не только для Альбы, но и для Вильгельма Оранского, который даже, как писал один из его современников, «жаловался, что эти небольшие успехи помешают главному мероприятию, которое он готовил» (то есть новому вторжению на территорию Нидерландов). Но в окружении Вильгельма нашлись люди, оценившие значение происходящего и поспешившие опубликовать от имени принца манифест, призывавший всех к сопротивлению испанцам.
218
Провались, десятина, в тартарары! – Имеется в виду не церковная десятина, а введенный Альбой налог.
219
...прощенье всем, кто ни в чем не повинен. Остальные будут строго наказаны. – «Амнистия», торжественно объявленная Альбой в Антверпене от имени короля (16 июля 1570 г., то есть почти за два года до первых успехов Морских гёзов), замечательна оговорками и исключениями, сводившими ее к пустой формальности. «...Из нее исключались, – пишет бельгийский историк А. Пиренн, – несколько сот эмигрантов, перечисленных поименно, затем протестантские священнослужители, проповедники – учителя ереси, те, кто призвал их в страну или оказывал им помощь, затем также иконоборцы, инициаторы „Соглашения“, вожди дворянского союза, лица, собиравшие подписи под обращением к Маргарите Пармской, те, кто присоединился к мятежникам и оказывал им денежную помощь, те, кто вообще как-нибудь оскорбил верховный авторитет короля и как-то обнаружил сочувствие еретикам».
220
Маринованные овощи (флам.).
221
Дурмана (лат.).
- Предыдущая
- 98/125
- Следующая
