Завещание Якова Брюса (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 15
- Предыдущая
- 15/31
- Следующая
— Ну слава богу! — перекрестились Бутурлина, когда гвардеец скрылся за дверью, — Вот ведь, что дети малые, глаз да глаз нужен!
Настя криво улыбнулась. В словах хозяйки дома ей вновь почудился укор за собственное поведение этой ночью.
Девушка посмотрела на Анну Михайловну, вовсе не торопящуюся на кухню.
— Вы, должно быть, сердитесь на меня, — прошептала она, желая внести ясность в отношения.
Бутурлина приподняла брови.
— Сердиться? На что?
— На… на… — как не старалась Настя, говорить с чужим человеком о случившемся между ней и Беловым было выше ее сил.
Анна Михайловна улыбнулась, прекрасно понимая все сомнения.
— Я не сержусь, — мягко сказала ведьма. — Глупо сердиться на то, что изначально предопределено.
— Но вчера вы я обещала… — в сердцах воскликнула Настя. — Я подвела вас, Анна Михайловна! Вы говорили мне, а я…
Раскат грома заглушил слова.
— Глупости! — махнула рукой хозяйка дома. — Уж я-то знаю, как трудно совладать с Силой. Тем более после полного завершения обряда.
— Полного завершения обряда? — переспросила девушка.
Анна Михайловна вздохнула и вновь вернулась на свое место. Расправила юбки, явно решая, с чего начать. Потом взглянула на Настю.
— Весь обряд преображения — это обретение власти. Власти над тем зверем, который у каждого в душе есть. Первая инициация пробуждает этого зверя. И вот тут-то самое главное — сущность человеческую не потерять, чтобы во век зверем не остаться. Страшно это, потому и сделал Яков Брюс так, чтобы преображенцы государю законному подчинялись. А вот вторая инициация страшнее. Зверю надо пару свою найти, чтобы могла душу из тьмы к свету вывести. А это лишь ведьме природной подвластно. Во волки за ведьму и готовы горло друг другу перегрызть.
Вспомнив волчьи тела, лежащие на поляне, Настя невольно вздрогнула.
— И что, они всегда так сражаются? — прошептала девушка.
— Сражаться не сражаются, да только преображенцу в испытании умереть приходится, чтобы ведьма могла душу человеческую вывести, да зверя усмирить. Обряд жестокий, и не все к нему оказываются готовы…
— А если ведьме не под силу будет душу вернуть? — девушка смотрела на наставницу широко распахнутыми глазами.
— Тогда человек погибнет. Да и зверь долго не проживет.
После этих слов в комнате стало очень тихо. Не было слышно даже шума дождя.
— Так что, Настенька и в голову не бери. Что у вас с Гришей случилось — воля Божья. Пара ты его изначально была. А все остальное — так, наносное оно, — Бутурлина подошла к окнам, распахнула ставни. — А вот и гроза прошла!
— И правда прошла… — эхом отозвалась девушка, бросая взгляд в окно.
Деревья, все еще влажные от дождевых капель радугой переливались на солнце. Вместе с грозой ушла и тревога. Во всяком случае, теперь Настя не опасалась гнева хозяйки дома и на душе стало легче.
Правда, оставались еще родители Белова, да и сам Платон Збышев. Настя до сих пор не знала, как папенька отнесется к столь скоропалительному замужеству единственной дочери, полюбит ли зятя так, как любила его сама Настя. Скорее всего, любить не будет, но и презирать не станет…
Дойдя до этих мыслей, девушка вздрогнула и слегка ошеломленно моргнула. Затем скосила глаза на Анну Михайловну, все еще стоящую у окна. Ведьма внимательно осматривала сад на предмет ущерба, нанесенного грозой, и не заметила смятения своей гостьи.
Настя отошла вглубь комнаты, пытаясь совладать с чувствами. Самым понятным из них была растерянность. Девушка просто не ожидал, что действительно сможет полюбить навязанного насильно жениха. Тем не менее это случилось.
И теперь Настасья просто не знала, что же ей делать. К тому же сам Григорий ни разу не признавался в любви, и даже вчерашняя ночь могла значить для преображенца слишком мало, памятуя его прежние амурные дела. Конечно. Анна Михайловна утверждала, что волка всегда тянет к ведьме, но ведь помимо волка был еще и человек. А вот что творилось в душе у Белова Настя не догадывалась.
Невеселые раздумья прервал Левшин. Он ворвался в комнату, точно за ним гнались оборотни.
— Черт знает что! — громогласно возвестил измайловец, оглядываясь по сторонам в поисках друга. — А где Гришка?
— Он все еще неважно себя чувствует и отправился спать, — спокойно ответила хозяйка дома. — и прошу вас, Сашенька не поминать нечистого всуе!
— Оно может и к лучшему! — ответил Левшин не то про Белова, не то про нечистого. — Потому что полковой священник отец Кирилл в Стрельне соборует умершего, а встреченный по пути священник семеновского полка отец Игнатий заявил, что венчать может лишь после того, как молодые проведут ночь в посте и молитвах, а также исповедуются.
При упоминании об исповеди, Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на Анну Михайловну, та ободряюще улыбнулась и вновь повернулась к Левшину.
— Сашенька, думаю для всех будет лучше дождаться отца Кирилла. Все-таки преображенцы — народ особый, сам понимаешь…
— Псы они блохастые, — беззлобно отозвался Левшин. — Но я, Анна Михайловна, решил, что отец Кирилл все ж надежнее, потому не называл имен.
— Хорошо, — кивнула ведьма, бросила быстрый взгляд на каминные часы и охнула. — Я ж на кухню сбиралась! Сашенька, вы останетесь на обед?
— Позвольте в другой раз! — Левшин поклонился. — С вашего позволения, я пойду! Мне еще в казармы надобно!
— Не смею вас задерживать.
Щелкнув каблуками, измайловец вышел.
— Вот балаболка! — воскликнула Бутурлина. — Все бы ерничать, да бежать куда-то. Женить бы его…
— Не жениться он, — глухо ответила Настя, все еще думая о своем. — Даша за него не пойдет…
— Даша? Это которая во фрейлинах третий год ходит? — Бутурлина оживилась. — А ведь ты права, они были бы прекрасной парой.
— Были, коли приданое было, — девушка вспомнила разговоры с подругой и покачала головой. — Нет, Анна Михайловна. Пустое это дело.
— Ну раз пустое, то пустое, — согласилась та, прислушиваясь к скрипу калитки. — А вот и Александр Борисович пожаловал. Рано он…
Бутурлин вошел в комнату. Судя по его побледневшему лицу и тяжелым шагам, командир преображенцев чувствовал себя неважно.
— А, Анна Михайловна, ты здесь? — он буквально рухнул в кресло, расстегнул мундир.
Степан, тенью шагнувший за хозяином засуетился, помогая размотать с шеи офицерский шарф.
— Так-то лучше… — Александр Борисович шумно вздохнул и огляделся, явно ища к чему бы придраться.
Взгляд упал на погнутую раму.
— А это что еще такое? — прогремел командирский голос.
— Я ставни не успела закрыть, вот ветром и выбило, — отмахнулась Бутурлина. — Да ты, друг мой, не переживай, к вечеру починят.
— К вечеру? — взвился Александр Борисович. — Почему к вечеру? Распустились тут! Мало мне на службе неприятностей, еще и дома черти что твориться!
Анна Михайловна обеспокоенно посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на Настю, собиравшуюся проскользнуть в свою комнату, чтобы хоть как-то укрыться от намечавшегося скандала.
— Настенька, гроза закончилась, ты бы прошлась, в парке прогулялась, а то бледная вся! — произнесла Анна Михайловна тоном, не терпящим возражений. — О Грише не переживай, я присмотрю!
— Что с Беловым?! — встревожился Бутурлин, моментально позабыв о том, что хотел поругаться.
— С ним все в порядке. Сам увидишь, когда проснется.
— Он что, до сих пор спит? — подполковник обеспокоенно взглянул на часы.
— Ну почему же до сих пор? Проснулся, шороху навел и вновь заснул.
— Так это он окно выбил?
— Не совсем, — Анна Михайловна выразительно посмотрел на девушку. — Настенька, ты что стоишь? Иди, пройдись!
Понимая, что она сейчас лишняя в доме, Настя послушно направилась к выходу.
— Тихона с собой возьми, пусть сопровождает! — распорядился подполковник. — негоже девице молодой одной ходить, времена не те!
Уже закрывая дверь, девушка услышала, как Бутурлин жалуется на пренебрежение, высказанное его полку государыней.
- Предыдущая
- 15/31
- Следующая