Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 33

— Но ваш шар ведь и в самом деле бутафорский…

— С чего это вы это взяли? — спросила она, стараясь выглядеть удивлённой.

— Я наблюдал за вами в прошлый раз. И уж точно в этом шаре ничего нет волшебного, — ответил маэстро, скрестив на груди руки. — И сегодня я тоже наблюдал, когда вы гадали. И довольно долго. Смотрел, как вы сидели там, на рива дель Боккаро… И знаете, чего я никак не мог понять? Как вы можете вести себя то, как торговка рыбой, то почти как синьора. Вы легко меняете речь и манеру поведения в зависимости от того, кто сидит напротив. Вы весьма наблюдательны, умеете читать и разбираетесь немного в столовых приборах, как мы недавно выяснили. Но ваш удар пяткой в грудь Пабло и это бегство, — он сделал паузу, будто вспоминая её прегрешения, — вы укусили констебля…

Он усмехнулся. А ей внезапно стало стыдно. Не за то, что она укусила констебля, вот уж он точно заслужил: нечего было зажимать ей рот, а за то, что маэстро видел её неудачное бегство. Вроде бы ей должно быть это безразлично, но будь её воля, она бы повернула время вспять и сделала так, чтобы вообще не попадаться ему на глаза.

— Вы наблюдали за мной? И хотели больше обо мне узнать? — спросила она с удивлением. — Зачем?

— Вы в моём доме, полагаю, это нормально, учитывая… кто вы и откуда.

Она уже должна была к такому привыкнуть, но сейчас слышать эти намёки было так же неприятно, как и в первый раз.

Умеет маэстро сказать всё вроде вежливо, но так, будто кожу песком потёрли. И будь её воля, она бы вот сейчас развернулась и ушла, да только вряд ли её выпустят.

— Ах вот оно что! — воскликнула Миа, подошла к креслу и села на подлокотник, — ну хорошо. Если слова шарлатанки имеют значение, то я вам расскажу всё сама! Мне скрывать нечего. Я восемь лет провела в пансионе Святой Лючии. Долбила молитвы и читала книжки, училась раскладывать вилки с ложками и делать настойки от колик, плести кружева для синьоры Ногарола и отличать клавесин от скрипок, — ответила она, загибая пальцы, — и столько же времени я провела на воде, в корказетте моей матери. И училась я там совсем другому. Выживать в гетто, собирать мидий на отмелях, гадать патрициям за пару сантимов и не замечать презрения… Так что я умею свернуть голову курице одной рукой и ощипать её, а другой вытащить незаметно пару монет из вашего кошелька. А ещё я умею читать записки у вас на доске и делать реверансы, и даже сойти за «какое-то подобие синьоры» тоже могу, если понадобится. Я вела дела в лавке, и до появления синьора Ногарола, чтоб ему пропасть, и вашего брата, шли они вроде неплохо. Я жила в трёх разных мирах, маэстро: в гетто, в пансионе, и на рива дель Карбон. И я выжила. Так что да, я умею менять маски, когда мне это нужно.

Маэстро слушал её внимательно и не перебивал, а когда она закончила, спросил:

— Ваша мать была цверрой, а кто ваш отец?

— Отец? — она пожала плечами. — У таких, как я, не бывает отцов. Может, это был какой-то чванливый патриций, может, негоциант, а может, и вовсе случайный коперщик, какая разница? Гетто — вот мой настоящий отец, — она взмахнула рукой, будто отрезая часть воздуха ладонью, и спросила, глядя на маэстро в упор: — Вы за этим притащили меня сюда и отмыли — чтобы расспрашивать о моей жизни?

— Нет. Не за этим, — маэстро отошёл к столу и взялся за бумаги, и Миа обратила внимание, что сегодня он заметно хромал, но его трость стояла в стороне у окна — он к ней так и не притронулся. — Но в прошлый раз вы сбежали, а мы ведь не закончили…

— Ну, вы набросились на меня и чуть не задушили, а потом разгромили мою лавку, что я должна была делать?! — воскликнула Дамиана. — Я защищалась.

— Разгромил вашу лавку? — маэстро поднял на неё удивлённый взгляд.

— Ну да. Скажите ещё, что это не ваши бульдоги разворотили там всё, даже доски с пола содрали! — возмущённо ответила Миа.

— И зачем мне, по-вашему, сдирать доски с пола в вашей лавке? — в голосе маэстро прозвучало явное недоумение.

— Ну не знаю: из мести, из вредности, от злости, просто так… Я ведь ударила вас подносом. Любой патриций взбесился бы!

Маэстро снова глянул на неё как-то странно, как будто она сказала ужасную глупость, и ответил совершенно спокойно:

— Ни я, ни мои люди не имеем отношения к тому, что случилось в вашей лавке. Странно, что вам такое вообще пришло в голову. Разве в гетто мало воров?

Миа смотрела на него и понимала — он не врёт. Лицо маэстро было бесстрастным, но левая бровь чуть поднялась вверх, выдавая искреннее удивление. Да и не стал бы он ей врать, в этом действительно не было смысла.

— В гетто живут не звери, маэстро, а обычные люди. Им нет смысла громить мою лавку, все в округе знают, что у меня нечего брать.

— И поэтому вы подумали на меня? Хм. Впрочем, не удивительно. Вы же, как я понимаю, во всех грехах вините патрициев.

— Скажите ещё, что все патриции ангелы небесные! — усмехнулась она и спросила уже без возмущения в голосе: — А моя рента? Это… случайно… не вы её заплатили?

— Случайно я. Вернее, не случайно, — ответил маэстро. — Узнал случайно, но заплатил вполне сознательно.

— И… зачем?

— Как я понял, герцог Ногарола выкручивает вам руки высокой рентой. А как вы, наверное, слышали, моя семья не очень дружит с Ногарола. И помешать герцогу в осуществлении его планов… почему бы не доставить себе такого удовольствия? Почему не подразнить гусей? — произнёс маэстро абсолютно бесстрастно и достал из папки несколько листов. — Видимо, на это вы и собирались потратить шестьсот дукатов моего брата? На ренту? — он взглянул на неё прищурившись, и добавил, не дождавшись ответа: — Но поскольку в прошлый раз вы сказали, что точно не возьмёте моих денег, я решил, избавить вас от необходимости изменять своему слову. Вы не брали у меня денег, но теперь можете считать себя свободной от обязательств, данных вами Лоренцо. Теперь вы работаете на меня, монна Росси.

— Работаю на вас?! — у неё даже голос сорвался, и вопрос получился с хрипотцой. — Что за муха вас укусила?! Ой, простите…

— Муха? — недоумённо переспросил маэстро.

— Ну в смысле, с чего вы так переменились? — Миа взмахнула руками. — В прошлую нашу встречу вы всё хотели, чтобы я сама убралась отсюда и созналась в том, что я шарлатанка, а ещё набросились на меня и чуть не задушили. Ну я и убралась, как вы хотели. А теперь вы меня выкрали с улицы, оплатили мою ренту, обрядили в это платье и притащили сюда, чтобы я работала на вас?! Вы что, ни с того ни с сего поверили в моё предвидение? Это вряд ли. Тогда в чём подвох?

Маэстро опёрся пальцами о край стола и исподлобья посмотрел на Дамиану. А потом произнёс задумчиво, будто рассуждая:

— Допустим… я верю. Хотя я совсем не хочу в это верить, но допускаю, что ваше предвидение в каком-то виде существует. Я не знаю, насколько оно достоверно и правдиво. Может, оно сродни опиумному дурману, и является таким же нереальным. И если это так, оно может направить меня по ложному следу. Но может быть, в нём есть крупица правды, и тогда это стоит проверить. У меня есть веские основания, чтобы не доверять вам, монна Росси, равно как и любой гадалке из цверров. Однако, даже если отбросить в сторону все мои сомнения насчёт предвидения, ваша наблюдательность и знание той стороны жизни города, которая недоступна мне, могут оказаться полезными. Я сожалею, что в прошлую нашу встречу повёл себя несдержанно и приношу свои извинения. Но раз уж мы будем дальше работать вместе, то вам следует знать, что не нужно пытаться заглянуть в мою жизнь. Особенно в мою прошлую жизнь. И если вы будете просто делать то, что я скажу и как я скажу, возможно, из этой затеи и будет какой-то толк.

Мы будем работать вместе?! И… он что — извинился?! О-ля-ля!

Миа смотрела и не верила своим глазам. Если что-то и могло её удивить в этой жизни, то именно вот этот своеобразный найм на работу. А ещё, извинения маэстро, хотя извинениями их назвать было сложно, но для «шарлатанки с самого дня Альбиции» даже такие скупые сожаления о несдержанности были как бальзам на раненую душу.