Северный волк (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 49

Вторая чашка бульона обмелела, тарелка опустела, от

сытости и тепла клонило в сон. Резерв, вроде бы, начал постепенно восстанавливаться. Не только у меня, у Эдвина он тоже оказался истощен больше, чем мне вначале показалось. Я держала у самых губ чашку со свежим чаем, с удовольствием рассматривая, как расправляется и крепнет дар любимого. В сиянии постепенно появились металлические отблески. Думаю, обрати я на них тогда больше внимания, многое могла бы предвосхитить. Но в тот момент я не придала им значения.

Мысли растекались, как туман над рекой.

Нам нужно серьезно поговорить, Софи.

Его голос выдернул меня из благостной полудремы, прозвучал резко, неприятно твердо. Я вздрогнула от неожиданности, встретилась с Эдвином глазами. Отрезвляюще холодный, колючий взгляд, сведенные к переносице брови, чуть поджатые губы. Он был сердит, насторожен, в скупых словах сквозило напряжение.

О том, что произошло после ритуала.

Может, завтра? - мое предложение прозвучало робко и чем-то напоминало мольбу.

Нет, - он решительно качнул головой. - Нет. С этимразговором нельзя ждать.

Я вздохнула, отставила чашку:

Тогда начинай.

Он хмурился, не встречался со мной взглядом и молчал. Пытаясь побороть нарастающее волнение, терпеливо ждала, когда он заговорит, не подгоняла. Почемуто решила, он злится на меня. Глядя на сидящего в торце стола виконта, искала слова в свою защиту и заранее жалела о предстоящей ссоре.

Эдвин все еще молча протянул руку, накрыл мою кисть. Тепло ладони и родной магии успокоило. Вдруг поняла, что он не на меня сердится. Что ему неприятна тема, что его ранит воспоминание о собственном бессилии и пережитом страхе. - Прежде всего, хочу поблагодарить тебя. За то, что ты для меня сделала, - низкий голос звучал мягко, ласково. Эдвин явно чувствовал себя виноватым и попрежнему не поднимал глаз. - И попросить прощения. Я не смог защитить тебя.

Тебе не за что извиняться, - горячо заверила я. - Есть за что, - перебил он. - Ты могла погибнуть. Или навсегда лишиться магии. И все из-за того, что я впутал тебя в свои дела.

Это наши дела. Не твои, - твердо возразила я.

Он хотел встрять, но я не позволила:

Что значит “лишиться магии”?

Эдвин вздохнул, сильней нахмурился. Казался мрачным, в чертах появилась отталкивающая жесткость.

Когда ты упала, я решил, это обморок. Пустой резерв.Усталость. Ритуал длился больше восьми часов. Тут бы любой истощился. Но твой резерв не восстанавливался. Я с опозданием понял, что это не простой обморок. Начал искать в книгах объяснение.

Он не смотрел на меня, предпочитая рассказывать нашим соединенным рукам. Эльфийскому кольцу, поблескивающему на его безымянном пальце. Но не мне. Это настораживало и пугало больше, чем выбранный тон. Короткие фразы казались сухими и безжизненными. Отрывистые предложения кололись холодом. Золотой дар изменялся, отблескивал темной сталью. И без того трудный разговор с каждой минутой становился все более неприятным. Мой опустошенный резерв добавлял темных красок, даже краткие паузы казались зловещими, гнетущими.

Очень хотелось отложить беседу на другое время. Чтобы Эдвин успел успокоиться, а у меня появилась возможность восстановить магию. Но я поборола сильное желание встать и уйти, наклонилась, заглянула Эдвину в лицо.

Говори со мной, хорошо?

Он кивнул и выдохнул:

Я нашел объяснение. Проклятие разрушило связь междутвоим обычным телом и магическим.

Новость выбила почву из-под ног, от неожиданности перехватило дыхание, словно меня окатили ледяной водой.

Разве такое возможно? - прошелестела я.

Как видишь, да. Возможно, - мрачно подтвердил он. - Тебеудалось вернуться. А я… Я старался помочь, но не слишком успешно. Ты едва не погибла. Из-за меня. Из-за моей очередной сумасшедшей аферы.

Я не считаю стремление уничтожить карту даровсумасшедшей аферой, - возразила я.

Вымученная улыбка никого не обманула. На меня волной накатило осознание всех возможных последствий, стало страшно, и голос дрожал, что Эдвина только больше огорчило.

Теперь он казался не просто виноватым, а подавленным. - Ты говорила другое… Ты вообще очень много говорила, признался он.

Когда? - пробормотала я, уже догадываясь, какой услышуответ.

В последние часы я узнал много нового, - он сложил рукина груди, откинулся на спинку стула. Каждое его слово ранило горечью. - Что ты устала от меня. Что больше мне не веришь. Что считаешь этот дом тюрьмой. Сказала, мне будет лучше с другой. С той, которую подобрал Серпинар.

Это был бред! - воскликнула я, осознавая, как жалко инелепо звучит такое оправдание.

Очень осмысленный бред, - его слова прозвучали веско,обвиняюще.

Навязанный мне, - упорствовала я. - Мне казалось, прошлодве недели. Что ты откладывал поход к источнику и не собирался уезжать в Кирлон. Что увлекся той девушкой.

Он скептически изогнул бровь.

Да уж, веские причины, чтобы позвать Великого магистра ипойти на сделку с ним.

В здравом уме я бы его не позвала, - с сердцем возразила я.

Было бы проще, если бы он жег желчью, разил сарказмом.

Если бы разбил что-нибудь, да хоть бы бросил на пол скомканную салфетку! Но его мимика была скупой, жесты скудными, а голос звучал глухо и безжизненно, даже взгляд казался потухшим.

Эдвин, пожалуйста, выслушай меня, - взмолилась я. Он встретился со мной взглядом, коротко кивнул. Дал шанс все исправить, оживить умирающее доверие…

Ты ведь помнишь, когда мы пытались спасти лиса, яговорила с Серпинаром? - прозвучало двусмысленно и предосудительно, напоминало о ловушке и моем ранении, в котором Эдвин тоже винил себя. К сожалению, я просто не нашла других слов.

Он не только кивнул, а даже пробормотал:

Как не помнить…

Это показалось мне добрым знаком, воодушевило. - Так вот, - силясь справиться с дрожащим голосом, продолжила медленно: - с тех пор желание выйти к реке, дойти до эльфийского камня и позвать Серпинара стало навязчивой идеей.

Он нахмурился, видимо, вспомнил мои частые отлучки. - Я виновата, я выходила к реке. Но ни разу, клянусь тебе, ни разу не звала его! Не колдовала на берегу. Да и вообще, только дважды выходила на поляну из лаза!

Говорила пылко и мечтала, чтобы он как-то показал эмоции. Но он был холоден и отстранен. Дар хищно и чуждо поблескивал сталью.

Он часто снился мне, - призналась я. - Но не так, каксейчас. Никогда прежде не разговаривал…

Эдвин молчал, не задавал вопросов. Казалось, не верил ни единому моему слову. Губы плотно сомкнуты, руки сложены на груди, взгляд тяжелый. С каждой секундой я уверялась в том, что только ухудшила все, разрушила хрупкие остатки веры в мою искренность.

Ты говорил о Беате, помнишь? - цепляясь за соломинку,прошептала я.

Он нахмурился, лицо стало суровым, взгляд - жестким. Но я даже хотела, чтобы он злился, чтобы мои слова его взбесили. Лишь бы не ледяное равнодушие, встающее стеной между нами.

Она ведь говорила, что он ее касался. Что она несколькодней не могла избавиться от холода. Помнишь? - с надеждой вглядываясь в голубые глаза, продолжала я.

Он едва заметно кивнул, сжал челюсти, но промолчал. - Он и меня касался. И я чувствовала холод. А с того дня мы начали ссориться.

Хорошая отговорка, - зло бросил Эдвин. - Удобная. Такой япросто обязан поверить! - верхняя губа неприятно вздернулась в оскале, в голосе слышался яд неверия и сдерживаемой ярости. - Вот только беда. Ты тогда говорила с иллюзией. Они заколдовывать не умеют.

Ты в этом уверен? Уверен в том, что знаешь пределыспособностей и возможностей Серпинара? - глядя в глаза виконту, уточнила я.

Он открыл рот. Наверняка хотел привести в качестве аргумента сведения о природе иллюзий, но потупился и промолчал. Напряженная пауза затянулась, постепенно стала неприятной.

Допустим, все так, - тихо заговорил он, вновь встретившисьсо мной взглядом. Голубизна глаз казалась льдистой. Эдвин мне не поверил. - Почему ты раньше ничего не рассказывала?