И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 46

- У них нет слабостей, сэр.

Чэрли кивнул.

- Значит, ты не лжешь. Слушай, мне эта хрень, которую ты назвала, знакома. Но я долго копал ради того, чтобы найти и эти крохи. Они редко говорят о том, как они были устроены, и еще реже о том, как они устроены сейчас. Кое-что ты знаешь. Это полезно.

Ноар стоял рядом, и Грайс чувствовала его предвкушение. Но она не знала, что бы Ноару понравилось больше: если бы они победили, и Чэрли поверил бы им или если бы Чэрли метнулся к оружию.

- Я свяжусь с Бримстоун. Они могут заинтересоваться. Если так, то вы получите большие деньги, - он кивнул Ноару, Лаису и Аймили.

- "Бримстоун"? - спросила Грайс. - Что это?

- Место, где тебя ждут. И ребята, которые делают хоть что-то. Но они сами проверят тебя прежде, чем ты попадешь к ним.

И Грайс поняла, что хотя все прошло хорошо, никакой ее заслуги в этом не было. Чэрли даже не пытался узнать, кто она такая. Он оставлял это совсем другим людям.

Судя по всему, тем людям, которых они ищут.

Грайс лежала, укрывшись одеялом с головой, будто это могло сохранить ее ото всех на свете монстров, как в детстве. Снаружи бушевала неоновая буря в рекламе "Кока-колы" напротив. Грайс была убеждена, что именно это мешает ей уснуть. Флуоксетин оставил ее, и теперь Грайс чувствовала себя опустошенной. Намечался рассвет, оканчивающий вторую бессонную ночь. Грайс чувствовала себя полой, будто у нее не было органов, мыслей, крови - всего, что составляло ее. Была только она, и пустота в ее голове, и полые кости. Все казалось нелепым и тусклым, и глаза щипало, однако Грайс чувствовала себя слишком усталой, чтобы уснуть. Ее трясло, и она представляла, что так из нее выходит яд, с этим жаром бессонницы. Делать больше не хотелось ничего. Еще два часа назад, только вернувшись домой, Грайс расхаживала по комнате и не могла остановиться. Она смотрела на глаз луны, вперившийся в окно, и чувствовала себя выжатой досуха. Ей хотелось, чтобы луна исчезла, но когда небо приобрело розовато-голубой оттенок, напомнивший стены в коридоре, куда Грайс так зря зашла, луна не исчезла. Она побледнела, и все же смотрела на просыпающийся город. Выглянув в окно, Грайс увидела бегущих по дорожке на кромке парка девушек. Они были игрушечные фигурки, даже цвет их одежды было трудно рассмотреть с такой высоты, на которой находилась Грайс.

Рука невольно потянулась к задвижке на окне во весь ее рост. Никакого балкона снаружи не было, был карниз, без парапета. Зачем безопасность богу. Кайстофер мог каждый день выходить на работу через окно на семьдесят пятом этаже. Грайс распахнула окно, сделала шаг вперед, чтобы ее ноги обдало ветром. Она раздвинула пальцы на ногах и посмотрела на узкие полоски мироздания так видимые.

Грайс захлестнуло желание шагнуть вниз. В нем не было ничего от грусти или безразличия, вызывавших у Грайс такие мысли прежде.

Это была другая сторона депрессии, та, что находится за передозировкой флуоксетина. Грайс просто захотелось это сделать. Все казалось таким простым и интересным. Грайс была легкая и пустая, шаг ничего ей не стоил, и она чувствовала веселый азарт, любопытство, будто смерть была ее другом, которого она не видела только лет, и теперь Грайс стояла в останавливающемся поезде и готовилась сойти на незнакомый вокзал, где ее ждут. Глаза наполнились слезами, в которых не было никакой боли. Вокруг стало тихо, хотя должно было быть громко.

А потом Грайс поняла, что происходит. Вспомнила о случаях самоубийств и убийств под влиянием "Прозака", которые фармацевтическая компания "Эли Лилли" яростно отрицала. Грайс пила аналог печально известного «Прозака»,действующее вещество было то же самое.

Грайс резко захлопнула окно, осела на пол. Опустившись на колени и запрокинув голову, наблюдая за луной, Грайс казалась самой себе древней культисткой, ожидающей прихода бога в ее покои.

Грайс протянула руку и постучала пальцами по стеклу, скользнула ногтями, вырвав душераздирающий звук, отрезвивший ее.

Она была так близко к тому, чтобы совершить что-то непоправимое. Была так близко к смерти, абсолютному концу, по совершенно не значащей причине, по крохотной прихоти. Сердце Грайс забилось часто-часто, глаза защипало, но они остались сухими.

Интересно, подобным образом чувствуют себя наркоманы в состоянии, которое Лаис называет "отходняк"?

Так Грайс легла под одеяло и дрожала, дрожала, дрожала там, пока светлело небо.

Грайс вытянула руку, и красный блеск рекламы "Кока-колы" полоснул ее кожу. Стянув одеяло с головы, Грайс увидела, что окончательно рассвело. Луна исчезла. Грайс снова накрылась одеялом с головой. Она лежала, уплывая на волнах дремы, которая так и не оканчивалась сном, время стало липким, и Грайс не понимала, как оно идет.

В какой-то момент она услышала шаги за дверью, ровные, знакомые. Грайс снова с головой накрылась одеялом. Она хотела, чтобы Кайстофер думал, будто Грайс спит.

Она ведь не знала, что сказать ему после всего. Что она могла?

Грайс сделала большую глупость из-за которой Кайстофер убил множество людей. Могли ли они вообще говорить после этого? А потом Грайс пошла с Ноаром, Аймили и Лаисом, обманув Кайстофера.

А он - он обманывал ее с самого начала.

Грайс лежала неподвижно, она даже боялась дышать. Кайстофер ходил очень тихо, будто боялась разбудить ее. Самым громким звуком, который Грайс услышала прежде, чем он ушел в ванную был стук его часов о стол.

Грайс слушала мерный шум воды и думала, что будет, когда он вернется.

Он разбудит ее, чтобы поговорить?

Он ляжет на другой конец кровати?

Он ударит ее за то, что она едва не подставила его?

Он ее убьет?

На глаза навернулись слезы. Грайс подумала, глупая ли это идея - бежать? Прямо в ночной рубашке сбежать в Нэй-Йаркское утро. Мысль была такая же соблазнительная, как мысль о шаге вниз некоторое время назад. И такая же самоубийственная.

Дверь открылась так тихо, что Грайс едва услышала. Она вся сжалась в комок, вцепилась в одеяло.

Кайстофер замер у кровати, Грайс едва слышала его дыхание. Она, будто испуганный зверек, сжалась, задрожала в ожидании удара. Солнце внезапно поблекло, перестав раскрашивать веки под звезды сосудов. Грайс услышала, как бьют по стеклу первые сорвавшиеся с неба капли дождя.

Кайстофер лег на кровать рядом с ней, он прижался к ней сзади, положив одну руку ей на живот, а другой обхватив плечи, он коснулся губами ее позвонка, провел носом по ее затылку.

Он ничего не говорил, и Грайс подумала, что сейчас он мог бы обхватить рукой ее горло, задушить. Он не гладил ее, не унимал ее дрожь, но он прижимался к ней, живой и теплый, а Грайс вспоминала совсем другое существо, в этом же теле, того, в ком не было отстраненной, почтительной бережности, он ощущался так же, у него были те же руки, что обнимали ее сейчас, и в то же время он был совсем другим. Он брал ее грубо, он был развращенным и абсолютно сумасшедшим.

Кайстофер покрепче прижал Грайс к себе. Он хотел унять ее дрожь? Она раздражала его?

Тело этого мужчины, единственного, который познал ее, казалось теперь едва ли не чужим. Но запах океана, исходящий от него, оставался родным, успокаивающим, усыпляющим.

Грайс почувствовала, как одеревеневшее от флуоксетина тело начинает уступать дреме. Ее крепко обнимали, и она ощущала запах морской воды, от бессонницы кружилась голова, и Грайс представляла, что ее качает на волнах неназванного океана.

Она подумала вдруг, что боги обладают весьма дурным характером, а их эмоциональные всплески имеют далеко идущие последствия.

Может быть, миллионы лет назад, когда еще людей-то никаких не было, этот чудесный озоновый запах был нужен, чтобы успокаивать партнера, такое же своенравное и сильное существо, как бог или богиня, источавшие этот запах. Нечто вроде природного транквилизатора, позволяющего брачной паре чувствовать себя спокойно и не причинять больших разрушений. Боги были очень свободолюбивые и территориальные существа задолго до того, как у людей появились границы и государства. Боги воевали друг с другом, жили тесными семьями и ненавидели других богов. Чтобы умиротворить друг друга, хотя бы для продолжения рода, им могли быть нужны совершенно особые средства, сверх сознания и разума.