Не прикасайся! (СИ) - Веммер Анна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/58
- Следующая
А сейчас я слепая идиотка. И в дружбу не верю, и любовь совершенно искренне считаю недоступной, довольствуясь тем, что есть.
- Заткнись! – рявкаю я. – И отстань, пока я не позвала охрану! Не смей говорить обо мне, Света, это не твое дело! И не забывай, кто ты и кто я.
- О, да, наша золотая девочка. Знаешь, Настенька, ты получила по заслугам. Теперь сдохнешь…
Она ласково гладит меня по волосам.
- В одиночестве. Жирная, медлительная инвалидка. Вспоминая, как когда-то прыгала аксели и трахалась с тренером…
Я отпихиваю ее от себя, чувствуя вполне реальную тошноту. В ответ получаю в три раза более сильный толчок, не удерживаюсь на шатких лезвиях, одетых в чехлы, и падаю навзничь, больно ударяясь поясницей о пол.
- Ну что ж… приятно опозориться. Я тебе обещаю, Настя, ты станешь звездой инстаграма.
Гаврилова заливисто смеется. Я не слышу, уходит ли она, чехлы ступают по мягкому покрытию пола бесшумно. Для тренировок мы используем другой каток, этот – только для съемок и выступлений, а еще для массовых катаний. Его построили, когда ученики Крестовского стали показывать результаты и им понадобилась отдельная арена.
Здесь я даже не чувствую поддержки стен. Саша где-то на трибуне, встречает учеников, и это правильно: я не должна быть важнее детей, которых он ведет к медалям. Но это так обидно! На глаза наворачиваются слезы, я с трудом поднимаюсь. Копчик ноет, но ни ушибов, ни ссадин нет. За дверями зал снова взрывается аплодисментами: Элину любят и провожают хорошо. Как-то Алекс обмолвился, что именно из нее постарается сделать новую звезду. Я рада этому, Эля – отличная девчонка. Надеюсь, она не станет такой, как Света.
Волонтер шоу открывает передо мной двери, приглашая на каток. Трость все так же валяется где-то вдалеке, но я способна дойти до калитки без нее. Тем более, что девочка ненавязчиво подталкивает в нужную сторону.
Пока я снимаю чехлы и делаю несколько разминочных кругов по арене, со всех сторон грохочет голос ведущего:
- Победительница этапа юниорского гран-при, ученица спортивной школы «Элит», воспитанница Александра Олеговича Крестовского, Анастасия Крестовская…
Зал замирает.
- Кхм… прошу прощения, Анастасия Никольская! Номер под музыку Алана Уокера «Faded». Хореография Марины Воронцовой.
Я отсчитываю шаги от края катка: это важно в моем положении. Четко занять стартовую позицию, четко понимать, где ты находишься. И где прыгаешь… если хоть что-то собьется, пойдет не так, я сильно рискую, но… я и так рискую, каждую минуту своей жизни. Лучше буду делать это на льду.
Сердце колотится, как сумасшедшее, когда я замираю, подняв руки над головой.
Первые звуки музыки кажутся невыносимо громкими. Зрители должны хорошо слышать мелодию и совсем не слышать звук, с которым фигуристы выходят из прыжков, но для меня это подобно пытке. Мы репетировали при работе оборудования, но зал был пустой, и музыку включали не так громко. Мое сердце бешено бьется на этот раз не из-за страха перед зрителями, а просто из опасения, что музыка собьет настрой, и я потеряюсь на огромном катке.
Он залит светом, но я остаюсь во тьме.
Для меня это – больше, чем показательный номер. Это возвращение, доказательство всем, включая меня саму, что Анастасия Никольская, обожавшая лед всей душой, никуда не делась. И пусть я больше не умею высоко прыгать и вращаться, я все еще умею рассказывать истории.
И слова песни, что сейчас есть единственный мост между мной и зрителем, очень символичны. Почему Саша выбрал именно ее?
Я никогда еще так не волновалась, как сейчас. Кажется, что внутренности стянулись в тугой узел. От зашкаливающего пульса меня подташнивает. Давным-давно, в раннем детстве, контроль над телом закрепился на уровне рефлексов: как бы ни было плохо – катай! Я попадаю в акценты, безукоризненно исполняю дорожку и захожу на прыжок, не взирая на головокружение и слабость.
Уже отрываясь ото льда я понимаю, что не приземлю сальхов. Слишком сильно, по давней привычке, оттолкнулась, почти как для двойного. Но вместо него выходит «бабочка», а дальше я теряю контроль над собственным телом. Самое ненавистное ощущение на свече: секунда перед ударом об лед.
Падения фигуристов всегда кажутся со стороны страшными, но на самом деле обида сильнее любой боли. Я знаю, что на меня сейчас смотрят сотни гостей. Несколько теле-камер. Десятки фотоаппаратов и смартфонов. Мое выступление транслируют в инстаграм, в ютуб, о нем ведут прямую текстовую трансляцию на спортивном ресурсе. Его в далеком Лондоне смотрят Ксюха, Вовка и племянники.
А здесь, с трибун, наверняка Аня морщится от вида моего падения, а Светка расплывается в довольной улыбке. И Крестовский под любопытными взглядами зрителей и коллег старается не показывать разочарование.
Я упала с одинарного прыжка на шоу, но ощущение, словно завалила прокат на чемпионате мира. Опозорив тренера, страну, собственную фамилию.
В который раз. Ничего нового, впрочем.
- Вставай!
Мне хочется рыдать от бессилия и боли, но тренер, вместо того, чтобы утешить, рычит сквозь стиснутые зубы.
- Я сказал, вставай, Никольская!
Я кое-как поднимаюсь, оставляя на льду красные следы крови с разбитой руки. Прихрамывая, иду к бортику, а слезы катятся по щекам двумя горячими дорожками.
- Никогда, слышишь, никогда не бросай прокат! – говорит он мне. – Даже если больно. Даже если кажется, что больше нет сил. Даже если ты только что рухнула не на лед, а на дно турнирной таблицы. Встаешь, поднимаешь голову и катаешься, глядя прямо на тех, кто еще недавно хихикал, когда ты распласталась на льду. Поняла? Запоминают не тех, кто не упал, а тех, кто упал и поднялся. Поняла, спрашиваю?
- Да, - с трудом отвечаю я, из легких будто выбили весь воздух.
- Продолжай.
С недоверием смотрю на Алекса, но он совершенно серьезен. Я не представляю, как смогу кататься и прыгать с саднящей коленкой, но знаю, что если ослушаюсь, уйду сегодня с катка. Он не дает второго шанса. Не выполнил указания тренера – вон.
Поэтому, стиснув зубы, я возвращаюсь на точку, где прервалась. Сквозь боль, с окровавленной рукой, назло всему и обиде в том числе, я разгоняюсь, чтобы зайти на лутц-риттбергер. Каскад получается через раз, и сердце замирает в ожидании боли.
Но не сегодня. Когда звучат финальные аккорды, я сама не верю, что докатала. По пальцам стекает крошечная капелька крови, а по венам течет чистый адреналин. Я снова возвращаюсь к тренеру.
- Молодец. Чуть не докрутила ритт. Но досидела в волчке, и это хорошо. Покажи руку.
Когда он берет мою ладонь, вдруг становится очень тепло.
- До свадьбы заживет, - улыбается Крестовский.
За такую улыбку можно выдать миллион лучших прокатов. И столько же раз упасть.
Меня едва не выворачивает прямо на льду, но я нахожу в себе силы подняться. Самое страшное, что я потерялась. Упустила ориентацию, и имею лишь смутное представление, в какой части катка нахожусь. Но растерянно замереть и униженно поехать на поиски калитки в надежде, что кто-то подскажет подобно смерти.
И я продолжаю программу. Немного неуклюже, неуверенно, но вливаюсь в ритм музыки, набирая скорость, чтобы войти во вращение. Я как будто плыву в непроглядной тьме, как в одном из кошмаров, когда я внезапно слепну во время соревнований и не могу даже понять, в какую сторону нужно ехать.
Я захожу во вращение прежде, чем слышу чей-то предупреждающий оклик. Слишком поздно понимаю, что начала близко к бортику: нога больно врезается в дерево. От неожиданности и силы удара я снова падаю, и на этот раз не могу подняться.
- Предыдущая
- 47/58
- Следующая