Не прикасайся! (СИ) - Веммер Анна - Страница 49

 - Хорошо. Говори.

 Если это очередной упрек или издевка, я, наверное, не выдержу. Слишком много провалов для одного дня.

 - Я хотел извиниться перед тобой за видео. За то, что слил его в сеть. Я не хотел ничего плохого, я был дураком. Влюбился в тебя и решил, что все должны увидеть, как ты умеешь кататься. Я знаю, что это было непорядочно по отношению к тебе, что я не имел права. Ты мне нравишься, Насть, я…

 - Никита, - прерываю его, - я не злюсь. Ты действительно сделал мне добро. Я стала чувствовать себя… не знаю, нужной или даже интересной. Стала снова вести инстаграм. Готовиться к шоу. За это тебе спасибо.

 - Ты с ним, да?

 Я нервно оглядываюсь в сторону Макса, и Никита поясняет:

 - Он отошел. Не слушает.

 - Давай не будем обсуждать мои отношения. Мне сейчас не до этого.

 Но вместо того чтобы отпустить меня к самолету, Никита берет меня за руку.

 - Насть… просто скажи, ты его любишь? У меня нет шансов, да?

 - Люблю, - выдыхаю я. – Прости.

Люблю с пятнадцати лет, не могу выбросить Александра Крестовского из головы. Нет ни дня, когда я бы не думала о нем, когда в голове не возникали бы идиотские сценки из нереальной жизни, в последние месяцы ставшие буднями. Он не только мой первый мужчина, он единственный и я не знаю, что будет в будущем, но сейчас больше всего на свете хочу, чтобы он им и остался.

  Для Никиты нет места ни в мыслях, ни в сердце.

 - Прости, - повторяю я.

Испуганной птицей в душу врывается мысль: а если после сегодняшнего шоу Саша больше на меня не посмотрит? Он любит сильных девушек, он всю жизнь работает со спортсменками, характеры которых называют чемпионскими.

Я снова чувствую, как внутренности скручивает спазм страха, смешанного с тошнотой и морщусь.

 - Насть? Ты в порядке?

 - Да, я… мне жарко и голова кружится. Это нервное.

 - Я сейчас сбегаю и куплю тебе воды.

 - Не надо, в бизнес-зале есть…

 - Эй! Максим, да? Постой с ней, не отходи, я сбегаю за водой.

Я пытаюсь возразить, но едва не падаю, наступив на острый камень, и Макс подхватывает меня под руку. Медленно мы идем в здание аэропорта, и мне хочется плакать! Неужели сейчас из-за какого-нибудь падения давления я не смогу улететь на операцию, которая спасет мое зрение?

Как раз в тот момент, когда спасительная прохлада аэропорта радушно принимает меня в свои объятия, возвращается Никита. К моим губам прижимается бутылка с водой. Я жадно пью, буквально ощущая, как с каждым новым глотком становится легче. И вскоре уже могу дышать и стоять без поддержки.

 - Лучше? Может, позовем врача? – спрашивает Никита.

 - Нет. Я лечу, все хорошо. Это просто нервы. Никит, прости, нам пора.

 - Хорошо.

 - Хорошо.

- Удачи, Настасья. Удачи тебе и пусть все будет хорошо. Мне жаль из-за того, что произошло сегодня.

Поддавшись порыву, я обнимаю Никиту и невесомо прикасаюсь губами к его щеке. Простой жест благодарности: за воду, за слова поддержки, приведшие в себя в минуту, когда казалось, что еще пара мгновений – и я просто не смогу идти.

 - И тебе, Никита, удачи. Я обязательно напишу.

 - Мне очень повезло, Настасья, что я встретил тебя.

Алекс

Это была самая отвратительная идея на свете: выпустить ее на лед. В здании «Элит» давно тихо, но у меня в голове заклинила блядская мелодия. Если закрыть глаза – я снова и снова буду видеть, как моя девочка падает и на тоненьких дрожащих ножках пытается подняться.

Я еще ни разу не испытывал такого острого и пугающего чувства неотвратимости, ожидания удара, как в тот момент, когда мозг сам просчитал расстояние до борта и за секунду до того, как конек ударится о мягкое дерево. От того, чтобы не утащить ее со льда, меня удержала Анька, мертвой хваткой вцепившаяся в руку.

То, как Настасья ехала к калитке, разбитая и сломленная, будет сниться в кошмарах.

А потом она пропала. Просто пропала, и все. Я отсидел до конца шоу, но вряд ли смогу сейчас сказать, кто там выступал и как все прошло.

 - Ищите! – рыкнул я на охрану. – Камеры смотрите, мать вашу!

Ее телефон вне зоны доступа, и меня накрывает… нет, не паникой, а какой-то противной ледяной неуверенностью. Я не знаю, чего ждать от Настасьи. Не знаю, как она воспримет случившееся. Она всегда была сильной девочкой, но у самой сильной девочки могут кончиться силы. Мне кажется, я знаю, что чувствует зверь, запертый в клетке. Как он мечется от невозможности получить свободу.

Настька, стисни зубы и держись. Просто дождись, когда я тебя найду. Запремся в квартире и будем неделю питаться доставками из ресторанов, слушать ее книжки, трахаться и жечь все свечи, которые я смогу купить.

 От звука телефона я вздрагиваю, но это Серега.

 - Саш, подойди в операторскую.

 - Нашли?

- Да, она уехала с охранником, я уже дозвонился в офис ее отца, он скоро будет и перезвонит. Но ты должен кое-что увидеть.

 - Что?

 - Бля, Саш, тебе сложно прийти и посмотреть? Иди-иди, полюбуйся.

Отчасти меня отпускает: Настя хотя бы не потерялась, ее увез этот придурок Макс. Только куда? Зачем? В больницу? Она могла сильно ушибиться. Да твою же мать, почему молчит телефон?!

Серега сидит перед компом, куда уже вывели записи с камер. Видео на паузе, и брат включает его только когда я склоняюсь над экраном. Уже бросив взгляд на превью, я понимаю, что ничего хорошего не будет: в коридоре перед выходом на арену стоят Настасья и Света.

 - Включать?

 - Включай, что ж теперь.

Звука нет, но и видео достаточно. Я чувствую дикую волну ярости, когда Гаврилова толкает Настю, и та беспомощно падает.

Я захотел ее в тот момент, когда увидел трогательную беспомощность слепой девочки, которая отчаянно цеплялась за жизнь. Она не сдавалась, не превратилась в одного из депрессующих инвалидов. Она каталась и все еще жила льдом, и даже будучи совершенно слепой, смотрелась на катке девчонкой-картинкой.

Делая ставку на эту беспомощность, я думал о том, какой эффект Настасья окажет на публику. И, кажется, совсем забыл, что это не образ и не игра. Она действительно нуждается в ком-то, кто будет стоять за ее спиной.

 - Гаврилова еще здесь? – холодно спрашиваю я.

- Алекс… - в голосе брата появляются тревожные нотки. – Я с ней сам поговорю. Давай ты поедешь домой, позвонишь Никольскому, узнаешь, что там с Настасьей…

 - Гаврилова здесь?!

 Серега поднимается.

 - Саша, без рукоприкладства. Помни, чем это может обернуться.

Блядь, мне похрен, чем это обернется, если я сейчас не сожму ее горло, то к чертям взорвусь! Злость на себя за то, что вытащил Настю на потеху хейтерам и толпе, трансформируется в злость на Свету.

Она в раздевалке, как всегда, уходит самая последняя, убирает костюмы собственного шоу. В наушниках играет какой-то рок, Гаврилова не слышит, как я подошел, и есть несколько минут, чтобы посмотреть на нее.

Очень иронично. Я создал ее, от и до. Из нескладной ленивой девчонки превратилась в звезду мирового масштаба. Получила титул чемпионки мира, деньги, связи, рекламные контракты.

Она такая, какой я ее создавал. Какой учил быть. Рвать зубами, грызть себе место под солнцем, спихивать с пьедестала соперниц. О да, она такая, какой я хотел ее видеть, она обошла Никольскую, оставила далеко позади главную соперницу, которую я отставил в сторону как бесперспективную. Оставил Настасью без медалей, без дела всей жизни, бросил в темноте – и рванул вперед, вместе с Гавриловой.

 - Что же тебе, сука такая, надо еще было? – спрашиваю я.

 Света слышит голос и оборачивается. Меня тошнит от ее улыбки.

 - Александр Олегович?

 - Ты умеешь что-нибудь, Света?

Я очень хочу взять ее за шкирку и встряхнуть, как тупую кошку, нассавшую на хозяйский диван. Но Света – это не спокойная тихая Настя, она не оставит этого просто так. И если я не хочу, чтобы клуб и всех детей, которые только готовятся выйти на старты, смешали с дерьмом, то надо держать себя в руках.