Сплетая жизнь (СИ) - Константа Людмила - Страница 5

Либо у меня обман зрения, либо впереди, прямо в центре алтаря начал просматриваться самый настоящий крест в половину моего роста. Просто крест, без изображений, символов и прочих знаков. Не веря собственным глазам, я решила подойти ближе и неспешно двинулась вперед.

Мои слова были искренними, я действительно считала так, как говорила и Голос заинтересовался:

— А ты признаешь?

— Иногда да, иногда нет, это зависит от настроя, и с кем имеешь дело.

— То есть что такое быть гибкой, ты знаешь?

Чувствуя в вопросе Голоса некую двойственность, которая резанула слух, я поспешно поправила собеседника:

— Я надеюсь, вы не путаете умение быть гибким и прогибаться?

— А ты разделяешь эти два понятия?

Готова поспорить, кто бы там со мной не говорил, но он слегка удивился, а я уверенно заговорила, стараясь так, чтобы меня правильно поняли:

— Гибкость — это способность изменять намеченный вначале план по решению поставленной задачи, не изменяя при этом своим принципам, а значит и самому себе. А вот прогибаться, значит добиваться своей цели любыми способами, в том числе, которые противоречат нормам. Кажется, мы сейчас обхватили сразу несколько пунктов Устава Ордена.

Голос молчал, может быть обдумывал мои слова, а может, решил оставить меня на время одну, чтобы я заскучала или вконец запугала сама себя.

Крест, воткнутый прямо в алтарь, был на самом деле, и это была не просто иллюзия, а вполне себе материальный, скованный из какого-то странного темного металла. Повинуясь какой-то внутренней потребности, я дотронулась до его основания и с тихим шипением отдернула руку: на нежной коже сразу двух пальцев прямо на глазах вздулись пузыри. Крест оказался на удивление горячим, хотя по виду и не скажешь.

Засунув пальцы в рот, я с обиженным видом принялась обсасывать кожу, больно было до слез. Видимо это происшествие не осталось не замеченным, потому что Голос, наконец, ожил:

— Ну и как тебе наш артефакт?

Я тут же насторожилась: мало ли, дотронулась до магической вещицы, подхватила проклятие, и жить мне осталось меньше десяти минут. К таким вещам, попадающимся на пути сплошь и рядом, я уже привыкла. Только сейчас посмотреть на крест внутренним зрением сразу же, у меня почему-то вылетело и головы. Но сейчас, сосредоточившись, я ничего не увидела: крест как крест, без признаков магической силы или вмешательства.

— Но это ведь простой крест.

— Простой — если только ты не видишь ничего, кроме изображения, а ты посмотри на него, как символ света и жизни во всех проявлениях. Ты никогда не думала, почему Орден называет себя Храмом Солнца?

Страх, благодаря размеренной беседе и вкрадчивому тону незаметно улегся и больше не поднимал головы. Я сама не заметила, как втянулась в разговор и начала посматривать на алтарь с возросшим интересом.

— Логично предположить, что солнце дает жизнь всему, начиная от букашек и растений, в темноте мы бы вряд ли сумели выжить, замерзли. Раньше солнце, а соответственно и огонь считались священными.

Голос немного потеплел, видимо не думал, что я попытаюсь вникнуть в его объяснения:

— Достаточно прозаично, но, тем не менее, общий смысл верен. Солнце и огонь священны так же, как и то, что дает и охраняет жизнь. Крест, это и то, и другое, и четыре стороны света, четыре стихии, четыре сезона. Непрерывное движение и именно здесь, где соприкасается Время и Пространство, берет свое начало храм, посвященный Творцу, что дал нам этот мир. Орден охраняет изначальный порядок, который был завещан. Его Устав ни разу не переписывался, хотя охотников находилось немало. И год от года, становится все труднее сдерживать молодых да ранних, тех, кто стремится своей горячностью наломать дров.

Он говорил и говорил, а я понимала каждое слово, поскольку все сказанное было обращено именно ко мне. Я ведь пришла в чужие для себя порядки и не желала подстраиваться под них. Но ведь это было связано не с тем, что моя гордость пострадает от этого, просто я знала, что иначе потеряю себя, а с этим и смысл жизни. Вставать каждое утро только потому, что надо умыться, причесаться поесть и что-то сделать, потому что все что-то делают?

Голос ведь не зря завел разговор именно про это, только чудом пока избегая темы смирения и гордыни, и как ему объяснить понятными словами то, что творилось у меня на душе, я просто не знала. Конечно, со стороны это, кажется, как юношеское старание грести все под себя, потому что молодость все исправит, она жаждет двигаться вперед, неважно, с чем и куда. Но ведь это было не так! Я просто хотела сохранить свой мир и если он кому-то покажется более живым и осмысленным, чем его, я буду только рада поделиться.

Так и найдя правильных слов, я все же попыталась защитить свои позиции:

— Вы сказали, что общий смысл верен, но не все понимают важность этого движения. Но ведь старшие рыцари, опытные магистры и прочие братья по Ордену, должны наставлять таких молодых и горячих. Без их силы и энергии все придет в запустение и для кого тогда хранить этот мир? Движение и жизнь устроены так, что старое должно уходить, а на смену ему приходит все новое. В ваших силах научить и поддержать юных соискателей, чтобы они не рушили, а приумножали.

— А что готова делать ты, впитывать основы и приумножать или начать все заново, что проще?

Я усмехнулась:

— Зачем изобретать велосипед? До нас уже все давно придумано, я могу только найти то, что мне по душе и жить этим.

— Так почему не живешь, если здесь есть все, чем жить. Твоя душа в смятении и покоя впереди нет, как можно хранить и оберегать огонь, дающий жизнь, когда ты сама не знаешь, ради чего живешь?

Я несогласно развела руками:

— В смятении не душа, а разум, потому что со смыслом и идеями я согласна, а вот исполнение, выходящее за стены Ордена, сильно хромает. Я храню этот огонь доступными мне способами и хочу делать еще больше, но для этого мне нужна поддержка, одной ничего не сделать.

— Ради чего ты живешь?

Вопрос был поставлен прямолинейно. Отвечать надо сразу, не задумываясь, и я так и сделала:

— Ради света, ради любви, быть тем самым форпостом для того, кто слабее меня, прежде чем он упадет. Я не знаю, как можно помочь душевно и материально каждому, но пробую сделать хоть что-то, спасая человеку жизнь. Каждый из нас в отдельности, это огонек, и все, кто находиться рядом, могут раздуть его до невероятных размеров, а может потушить. Я хочу сохранить это в себе, несмотря ни на что. Это не значит, что я влезаю в вашу систему, просто мне не хочется, чтобы сломали мою.

Голос слушал меня внимательно, хотя я говорила сбивчиво и долго подбирала слова, а когда я закончила, спросил:

— И что ты будешь делать, если не пройдешь сегодняшнее испытание?

Сердце неприятно кольнуло, об этом думать не хотелось, но пришлось отвечать:

— Я буду продолжать стараться помочь каждому, если увижу, что ему это надо. Дело не только во врачебной этике, просто по-другому я не понимаю, как можно жить и пройти мимо.

— И ты думаешь, что в Ордене так думают все?

Наверное, мне показалось, но в голосе невидимого собеседника прозвучала какая-то горечь, словно он сам жалел, что задал такой вопрос.

— Вряд ли, обычно беспрекословная вера в добро проходят у молодых людей, когда они переживают первые серьезные трудности. Главное не обозлиться и не сломаться, мне кажется, вместе, сообща это проще сделать, когда видишь пример своего товарища, чем в одиночку. Я пришла потому, что мне нужна эта поддержка, я не хочу плутать здесь одна.

Вдруг передо мной мелькнул и исчез алтарь, а лунный свет заслонился то ли тучей, то ли еще чем-то, я не поняла, поскольку в зале резко похолодало и потемнело. Голос тоже молчал, и что делать в этой ситуации я просто не знала. Позвав своего собеседника несколько раз и поняв, что сеанс окончен и нужно было как-то выбираться, или сесть и ждать неизвестно чего, но, конечно же, я выбрала первый вариант.

Выставив вперед руки, я отправилась искать выход на ощупь и нашла, наверное, спустя только полчаса, причем дверь, на которую я косилась в самом начале, мне удалось нарваться в совершенно другом месте. Решив, что куда-нибудь она меня все-таки выведет, я решительно толкнула ее вперед.