Собирая воедино (ЛП) - Рид Калия - Страница 24

Все, что я переживаю, причиняет мне только еще больше боли.

Кажется, что чем больше воспоминаний возвращаются ко мне, тем громче становятся голоса. Но иногда я думаю, что они будут становиться лишь громче, пока я не вспомню прошлое до последней детали. Только тогда они исчезнут.

ГЛАВА 16

На следующий день, во время ланча, я тихо напеваю Эвелин колыбельную, правда, скорее для того, чтобы приглушить голоса в голове, нежели чтобы успокоить ее. Если я буду долго напевать, то все голоса стихнут. Но я знаю, что это будет лишь временное затишье.

Они вернутся. Как обычно.

Все пациенты вокруг меня либо едят, либо просто размазывают еду по тарелкам. Ведут тихие разговоры. Несколько пациентов сидят за моим столом во время завтрака, обеда и ужина. Остальные сидят в разных местах, иногда разговаривают, но никогда беседы не затягиваются на долго. Большую часть времени мы едим в тишине; в Фэйрфаксе никто ни с кем не дружит.

Ригэн сидит напротив меня. За весь обед она практически звука не произнесла.

— Ой, может ты уже перестанешь бубнить! — сипит она.

Если бы Ригэн могла слышать шум в моей голове, то возможно, поняла бы меня. Я просто смотрю на нее и начинаю напевать чуть громче.

— Серьезно, прекращай. Я близка к тому, чтобы отрезать себе уши и швырнуть ими в тебя!

Для драматичности Ригэн берет пластиковую вилку и подносит ее прямо к левому уху.

— Не слушай ее. Мелодия довольно приятная. Что это за песня?

Вздохнув, я поднимаю голову и вижу Синклэра, стоящего рядом с моим столом. Ригэн роняет вилку и во все глаза смотрит на него. Не могу винить ее. Он выглядит бесподобно в своих обтягивающих черных брюках и белой рубашке с расстегнутым воротником.

— Привет, — здороваюсь я.

— Привет, — улыбается он и указывает на пустой стул напротив меня, — могу присесть?

Я быстро киваю, чувствуя себя куклой.

Пока Синклэр выдвигал стул, он задел меня ногой, вызвав во мне прилив воспоминаний.

Синклэр навещает меня в третий раз. Мое сердце окутывает тепло. Оборона ослабевает. Тело расслабляется.

— Что ты напевала до этого? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами, испытывая смущение от того, что он стал свидетелем этого.

— Просто детская песенка, которая нравится Эвелин.

Его улыбка медленно угасает, но я решаю проигнорировать этот факт, потому что моя дочь поворачивает голову и смотрит в его направлении. Она улыбается ему, а когда ей кто-то нравится, он нравится и мне.

— Хочешь подержать ее? — предлагаю я.

Синклэр откидывается на стуле, вид у него шокированный. Его лицо меняет цвет, пока он задумчиво смотрит на Эвелин.

Ригэн громко присвистывает.

— Не соглашайся сразу на ее предложение, темноволосый великан. Наша Мамочка никогда и никому не дает подержать своего ребенка.

Синклэр не отвечает, и я начинаю переживать.

— Если тебе неуютно, то можешь не держать ее, — бормочу я.

— Кажется, ей нравится у тебя на руках, — тихо отвечает он.

Я улыбаюсь изо всех сил, чтобы сдержать обиду. Мне не приходило в голову, что ему могут не нравится дети. Это ведь нормально?

Должно быть так. Но не для меня. Хочу, чтобы ему нравилась Эвелин. Хочу, чтобы он увидел ее драгоценную улыбку и подержал на руках.

— Думаю, ты нравишься ей, — признаю я.

Он ерзает на стуле.

— А разве ей много кто не нравится?

Я многозначительно качаю головой.

— Да. Мало у кого на руках она ведет себя спокойно.

Ригэн выплевывает воду, и по всему столу разлетаются мелкие капли.

— Ты шутишь, верно?

Когда я уклоняюсь от ответа на вопрос и смотрю на нее, она закатывает глаза и встает, взяв поднос обеими руками.

— Всегда пожалуйста, Мамочка.

Ригэн уходит и садится за стол к другому пациенту. Я делаю глубокий вдох и фокусирую внимание на Синклэре.

Он качает головой.

— Она твой друг?

— Ригэн?

Он кивает.

— Я бы не назвала ее другом.

— У тебя здесь есть друзья?

До сегодняшнего дня я бы указала на Эвелин и сказала, что когда со мной моя дочь, мне не нужны друзья. Но этот ответ воспринялся бы не так. Мне нужен человек, на которого можно положиться, и который поможет мне, пока я буду распутывать свои воспоминания.

— Нет, — наконец признаюсь я. — У меня здесь нет друзей… но теперь ты здесь. Ты же друг, верно?

— Я всегда был здесь, Виктория.

Синклэр протягивает руку через стол. Он уже почти накрывает ладонью мою руку, но в последнюю секунду отдергивает ее. И переплетает пальцы своих рук.

Синклэр становится все менее и менее незнакомым. Чувства и эмоции, засевшие во мне, начинают разрастаться. Я вижу воспоминание, как мы гуляем по дому в день переезда. Осознаю, что он был моим, когда я не имела на это права.

Я начинаю испытывать чувство вины. Хорошие люди всегда испытывают вину. Но это словно пытаться заплакать или начать переживать. Если это не так… если этого нет, то я самый поганый человек на земле.

Я еще раз смотрю на Синклэра, только для того, чтобы он поймал мой взгляд.

— Я вспомнила тебя, — сообщаю я так тихо, что боюсь, что он меня не услышит.

Но он слышит. Его лицо немного бледнеет, и я не могу сказать счастлив он или напуган.

Мне нужно продолжать говорить, пока не растеряла храбрость.

— Вспомнила, как встретила тебя в доме. Встреча, на которую я опоздала…

— Ты не опоздала. Поверь мне, у меня бывали клиенты, которые…

— … которые опаздывали на два часа. Вот это поздно, — заканчиваю я за него.

Маленький намек на улыбку появляется на его лице. Он громко сглатывает и обхватывает лицо руками.

— Вот черт, — выдыхает он, и его руки тяжело падают на стол. Он облокачивается на локти.

— Ты вспомнила что-нибудь еще?

— Вспомнила день, когда мы переехали.

— Это все?

— Это все.

Он выглядит разочарованным, и я подавляю желание спросить, какие мысли витают в его голове. Он думает о нас. Я вижу это по его глазам, вижу как они смотрят в пространство. Есть вероятность, что я уже упоминала этот момент. Или может нет.

Нервно облизываю губы.

— Между нами есть нечто большее?

— Конечно. Всегда было.

Я быстро моргаю, пытаясь сдержать подступающие к глазам слезы.

— Также я помню твою сестру… Мы были хорошими друзьями, да?

— Да. Чего я никогда не понимал, потому что она властная и крикливая. Вы были абсолютными противоположностями друг друга, но как-то это работало, — на секунду он замолкает. — Боишься вспомнить все?

— Иногда нет. Большую часть времени — да. Не знаю, как отреагирую на правду.

Я закрываю глаза и, потирая переносицу, делаю глубокий вдох.

— Это слишком много для тебя? — спрашивает он.

— Нет.

Да.

Но я никогда ему в этом не признаюсь.

Синклэр кладет локти на стол и еще ниже опускает голову. Оказывается, я делаю тоже самое. Эти зеленые глаза, с золотой окаемкой, смотрят прямо в меня. Они завлекают, затягивают, хотя у меня есть все причины держаться подальше. Живот скручивает, ощущаю покалывание во всем теле.

— Расскажи мне что-нибудь, что я не могу вспомнить, — тихо прошу я.

Синклэр смотрит мне прямо в глаза.

— В первый раз, когда мы поцеловались, я ощутил твою душу, и она была абсолютно не такая, как моя: это был свет для моей тьмы, радость для моих переживаний. Тот момент навсегда останется со мной. Ты можешь забыть нашу историю, но я всегда буду ее помнить.

Кажется, мое сердце только что ушло в пятки.

Я чуть сильнее сжимаю Эвелин и задаю вопрос, на который не имею права.

— Синклэр, ты любил меня?

Очень медленно он опускает руки и смотрит на меня так напряженно, так внимательно, что руки у меня начинают дрожать.

— Я любил тебя тогда, люблю и сейчас.

ГЛАВА 17

Может быть Уэс прав.