Бои местного значения (СИ) - Грибанов Роман Борисович - Страница 41

Тогда всю одежду в бочки, сверху щелочью заливали. А второй раз пострадавшие уже носильщики были. Носилки пришлось мыть, сначала со щелочью, потом с мылом. Потом вот палатки поставили, в одну гардероб переместили, в другой сейчас приемное отделение с дегазацией. Но всем сказали, антидот глотать, по две штуки через каждые шесть часов. Только поздно его подвезли, с самого начала, если бы он был, глядишь, и меньше потери были.

— А зачем гардероб сюда перенесли, там же внутри зал огромный? Недоуменно спросил Сергей.

— Иди, сам увидишь. Сразу потерял всякое желание к общению вроде бы словоохотливый санитар. Сергей прошел мимо стоящего у входа дежурного, открывая дверь в тамбур. Открыл внутреннюю дверь из тамбура.

И попал в ад. В огромном зале, где раньше были гардероб, лавочки для посетителей, столы регистратуры, сейчас ничего этого не было. Нет, кое-где лавочки и столы у стен остались. Но все пространство занимали голые люди, мужчины, женщины, дети, без разбору. Они лежали рядами, кто на лавочках, кто на столах, но большинство просто на кафельном полу, на просто брошенных клеенках. И эти люди не лежали неподвижно, кто-то дергался, кто-то трясся в самой натуральной эпилепсии, кто-то сидел, обхватив голову руками. В воздухе стоял плотный запах рвоты и человеческих испражнений. Но самое страшное, все эти люди не молчали. Проклятия, стоны, мольба, все это сплеталось в громкий монотонный воющий звук, сводивший с ума. Между рядами метались несколько санитарок и медсестер в белых халатах, что-то делали, кому-то что-то кололи, что-то убирали в ведра. Но все эти действия со стороны смотрелись жалко. Сергея заметили. Одна из санитарок подошла к нему, прокричав на ухо:

— Пройдем отсюда, здесь ничего не слышно.

Они прошли дальше, по узкому коридору среди лежащих на полу несчастных. В коридорах больницы тоже вповалку лежали люди, но это смотрелось по-другому. Может быть, потому что их было значительно меньше, может быть, потому, что они так не кричали, и было потише, но скорее всего, потому что они лежали на кроватях, и сверху были укрыты простынями. Санитарка сдвинула вниз респиратор, мешавший нормальному разговору, и сказала:

— Привет, Серега. Ты, наверное, к маме пришел? Погоди, я посмотрю, она вроде проснулась. Сергей только сейчас узнал в санитарке Ирку, самую красивую девчонку в его классе. Он вообще-то втайне был влюблен в нее, впрочем, как и почти все мальчишки в классе, но Ирка вела всегда себя отстраненно-недоступно. Не давая ни малейших надежд никому.

— А почему ты в форме? Внезапно спросила Ира, показывая на воротник гимнастерки, торчащий из-за халата.

— Так мы с Макаровым с утра уже в армии, вечером присяга будет. Кстати, ты Сашку не видела? Я его полчаса назад здесь с лекарствами выгрузил. И, кстати, а ты почему здесь? Сергей даже внутренне удивился, как он просто и легко разговаривает с Ириной, обычно, когда она к нему зачем-то обращалась, он краснел и мямлил. Но это было давно, как бы в прошлой жизни, подумал Сергей.

— А нас тоже призвали. В рядовые медицинской службы. Прямо с утра, все дома, которые не в зоне поражения, из ЖЭКа обошли, и всех девчонок, начиная с восьмых классов, сюда. Ну, кто выжил. Так что и Римка здесь, и Маринка с Наташкой. А Светка, Ленка и обе Кати уже там лежат. Вот так вот.

— Где «там»? Уже догадываясь, что это «там» означает, спросил Сергей. И только сейчас он заметил, что на красивом лице Ирины пролегли ранее отсутствующие уголки — морщинку, а глаза красные-красные, как будто она долго чистила лук.

— «Там», это вот там. Просто сказала Ирина, показывая в больничный двор. Сергей, проследив за ее жестом, увидел во дворе штабель из человеческих тел, кое-как укрытый сверху брезентом.

— Ир, ты это… Начал Сергей, не зная, как подобрать слова, чтобы успокоить девушку.

— Не волнуйся Серый, я все, я уже свое выплакала. Ровным голосом сказала Ира. Смотри, твоя мама идет.

Действительно, по коридору, запахивая халат, шла мама Сергея. Разговор с ней получился тяжелый. Сначала она никак не могла понять, почему его забрали в армию, когда ему еще даже 16 не исполнилось. Потом, когда она выяснила, что они добровольцы, и уже есть такой приказ, который разрешает призыв таких юных добровольцев, она пыталась узнать у Сергея номер его в/ч. Зачем это ей, Сергей сначала не понял, но потом мама ему объяснила, что все что он видит вокруг — это не районная больница, как он думал. С восьми ноль-ноль сегодняшнего утра это стационарный военный госпиталь номер 81/3, приписанный к 22-й дважды Краснознаменной Краснодарско-Харбинской мотострелковой Чапаевской дивизии. А она — заместитель начальника медицинской части этого госпиталя. В звании старшего лейтенанта. И что ему вполне можно служить и тут, в госпитале, перевод она попробует устроить. Тем более, здесь уже служат девочки из его класса. Но тут Сергей уперся. Увиденного в приемном зале ему хватило очень надолго, и он не за какие коврижки не хотел видеть эту картину долго. Они препирались минут пять, наконец, она сдалась. Она как-то, сразу надломившимся голосом сказала:

— Ладно, сын. Ты уже все решил. Может, это и к лучшему. На этой войне еще неизвестно, у кого больше шансов выжить.

Сергей, даже не ожидавший такой быстрой сдачи позиции, только молча кивнул. Затем он, вспомнив о приказе сержанта, посмотрел на часы, висевшие в коридоре.

— Мам, мне надо ехать. Через двадцать минут я должен прибыть к командиру. Да, чуть не забыл. Я тебе рыбы привез, целый рюкзак. Уже подсоленной, так что не стухнет. И там еще мешок с моей гражданской одеждой. Куда это занести?

— В гардероб отдай, скажи, я потом заберу. Ну, иди. И она, привычным жестом взъерошив ему волосы, резко повернулась и пошла назад, чтобы он не видел ее слез. В палатке — гардеробе его встретила Ира. Он как раз ставил в угол рюкзак, когда девушка своей фирменной летящей походкой подошла к нему, опять снимая респиратор.

— Я сейчас Макарова видела, он маму свою нашел. У нее вторая степень поражения, выживет. Сказал, что тебя в машине подождет.

Сергей обрадовался за приятеля. Сашка жил с матерью один, отца у них не было. И к своей маме он относился очень трепетно. Сергей запоздало подумал, что он сам, наверное, не сказал своей маме каких-то важных и добрых слов, потратив время на бестолковые споры. А Ирка, помявшись и прикусив губу, неожиданно спросила:

— Сергей, а это правда, что вы с Сашкой уже одного американца убили!

— Да, пилота, но это случайно вышло, он в парашюте запутался. Стрелять начал из-под парашюта. Попытался объяснить, как было дело, Сергей.

— Пилота?! Внезапно охрипшим голосом произнесла Ирка. Потом подалась вперед, обняла и поцеловала Сергея. В губы, по-взрослому. От внезапности у него зашумело в ушах. Раньше, в мирной жизни, о таком он даже подумать не мог в самых смелых своих мечтах. А Ира, не разжимая своих, неожиданно сильных рук, таким же хриплым шепотом прошептала ему в ухо:

— Серый, какой ты молодец. Пожалуйста, постарайся убить еще. Ну, хоть еще одного. Потом она отстранилась от него, посмотрела ему в глаза и сказала просто:

— Иди. И, резко повернувшись, почти бегом, пошла, в этот чертов приемный зал.

— Вот дает девка! Восхищенно проговорил санитар-гардеробщик. Он что-то хотел добавить еще, но встретившись взглядом с Сергеем, осекся.

Сашка уже ждал его в кабине, и они, молча, не разговаривая о том, что видели в госпитале, поехали к сержанту.

Рырка спал плохо. Вернее, один бы он спал куда лучше, но олени почему-то все время волновались. Рырка часто выходил из чума, подходил к вожаку. Тот не спал, вел себя беспокойно, все время фыркал. Небольшое стадо на ночь они согнали на богатую ягелем полянку в предгорьях, дальше на юго-восток уже поднимались заснеженные горы. Они, это трое охотников-оленеводов, Иван, Василий, и он, Рырка. И собаки немного волнуются, хотя голос не подают. Судя по всему, где-то бродит медведь, но это и странно. Обычно в это время года медведи еще все на реках, ловят последнего лосося, пока еще не встал лед. Они толстые, ленивые, готовятся залечь в спячку. Некоторые уже разбрелись по берлогам и видят свои, медвежьи сны-до самой весны. Рырка негромко рассмеялся, удачная рифма. Надо непременно ее вставить в песни, которые он будет петь на длинных зимних перегонах. Когда вокруг только белое безмолвие, нарушаемое собачьим повизгиванием. Собаки бегут-бегут, а каюр поет-поет, пока не приедет в другое стойбище. Зима, время, когда все ездят друг другу в гости. Потому что дел особо зимой у них нет. Они — это камчадалы, как их называют русские. Сами-то они себя называют ительмены, правда, в переводе на русский, это слово означает просто «люди». Рырка опять рассмеялся, тоже негромко, чтобы не разбудить товарищей. Он сам не заметил, как причислил себя к камчадалам. Как это говорят русские, «обрусел»? Да, «обительменился». Смешно получилось, надо и это запомнить. Сам он чукча, сын гордого народа, яранги которого стоят на тысячу километров к северу. Они, чукчи, в свое время победили всех. И ламутов, и коряков, и якутов. Да что там коряки, они выиграли войну с русскими, разбив войско иркутского губернатора, когда тот послал казаков, воевать непокорный народ, не желающий платить ясак. Мол, все платят налог Белому царю, а вы не платите? Война длилась почти 150 лет, закончившись в 1789 году подписанием договора о ненападении, когда русские поняли, что лучше торговать, а не воевать. По этому договору чукчи присягали российским императорам и отказывались от нападений на юкагиров, коряк и прочих подъясачных народов. Анадырский острог был снесен, гарнизон из солдат и казаков его покинул, а вместо него в Верхнем Аяне была открыта торговая фактория.