120 дней Содома - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 56
- Предыдущая
- 56/88
- Следующая
«Минутку! – сказал Дюрсе. – Такие рассказы я не воспринимаю хладнокровно. Они имеют надо мной большую власть. Я сдерживаю свой щекотун с середины вашего рассказа и должен разрядиться.» Он бросился в свой кабинет в обществе Мишетты, Зеламира, Купидона, Фанни, Терезы и Аделаиды. Через несколько минут раздался крик, и Аделаида вернулась вся в слезах, говоря, что она очень несчастна из-за того, что так разгорячили голову ее мужа рассказами, подобными этому, и лучше будет, если расплачиваться за это будет та, что их рассказала.
Герцог и Епископ также не теряли времени даром, но то, что они делали и каким образом, обстоятельства пока вынуждают нас скрывать. Мы просим читателя простить нас за это, задергиваем занавес и переходим к четвертому из рассказов Дюкло, которым она закончила свой двадцать первый вечер:
«Через несколько дней после исчезновения Люсиль я принимала одного развратника. Предупрежденная о его приходе за несколько дней, я оставила в горшке, вставленном в туалетный стульчик, большое количество кала и просила своих девушек туда добавить еще. Наш господин приезжает, одетый в костюм савояра. Дело было утром. Он подметает мою комнату, завладевает горшком из туалетного стульчика, поднимает его и начинает опустошать содержимое (операция, которая замечу в скобках, заняла немало времени). Патом показывает мне, с какой тщательностью он его вылизал и просит заплатить ему за работу. Предупрежденная о ритуале, я накидываюсь на него с метлой: «Какое еще тебе вознаграждение, проходимец! – кричу я. – Вот тебе вознаграждение!» И он получает не менее двенадцати ударов метлой. Он хочет убежать, я за ним – и развратник разряжается прямо на лестнице, крича при этом во все горло, что его искалечили, что его убивают и что он попал к настоящей разбойнице, а не к порядочной женщине, как думал.
Другой хотел, чтобы я осторожно вставила ему в мочеиспускательный канал палочку, которую он носил с собой в чехле. Надо было встряхнуть палочку, чтобы из нее выскочили все три ее составные части, а другой рукой при этом качать его пушку с открытой головкой. В момент половой разгрузки палка вынималась.
Один аббат, которого я увидела через шесть месяцев после этого, хотел, чтобы я капала горячим воском свечи на его член и яйца. Он разряжался от этого ощущения – к нему не надо было даже прикасаться. Но его орудие никогда не испытывало эрекции. Чтобы разрядиться, аббату надо было, чтобы все его тело покрылось воском настолько плотно, что тело и лицо уже совсем теряли человеческий облик.
Друг последнего заставлял втыкать ему в зад золотые буланки. Когда на нем уже не осп звалось ни одного свободного места, он садился, чтобы лучше почувствовать уколы. К нему приближал» зад с широко раздвинутыми ягодицами, и он в него разряжался, прямо в задний проход.»
«Дюрсе, – сказал Герцог, – я бы очень хотел увидеть твои прекрасный зад, покрытый булавками. Убежден, что это было бы очень интересное зрелище!»
«Господин Герцог, – сказал финансист, – вы знаете, что вот «же сорок лет я имею честь и славу подражать вам во всем. Так будьте же добры дать пример, и я немедленно ему последую.»
«Черт меня возьми, если история с Люсиль не заставит меня разрядиться!» – воскликнул Кюрваль. – Я сдерживался, как мог, во время рассказа, но больше не могу. Судите сами. – И указал на свой хобот, который прилип к животу. – Вы видите, что я вас не обманываю. Мне прямо не терпится узнать конец истории с этими тремя женщинами. Сдастся мне, что все они окажутся в одной могиле!»
«Тише, тише! – сказал Герцог. – Не будем торопить события. Поскольку вы возбудились, господин Председатель, вам хочется, чтобы вам рассказали о колесовании. Вы мне напоминаете тех государственных господ в мантии, у которых их щекотун встает всякий раз, когда они выносят смертный приговор!»
«Оставим в стороне государство и мантии, – сказал Кюрваль. – Я очарован рассказом Дюкло и нахожу ее обворожительной. А история с графом повергла меня в экстаз, указав мне дорожку, по которой бы я охотно повез свой экипаж.»
«Осторожно на повороте, Председатель! – сказал Епископ. – А то как бы нам всем вместе не угодить в петлю!»
«Ну, вам это не грозит, но я не скрываю от вас, что охотно приговорил бы к смертной казни всех трех девиц, а заодно и герцогиню, которая разлеглась на диване и спит, как корова, воображая, что на нее нет управы!»
«О, – сказала Констанс, – но только не с вами я буду обсуждать мое состояние. Все знают, как вы ненавидите беременных женщин.»
«Еще бы! Это правда», – согласился Кюрваль и направился к ней, чтобы совершить какое-нибудь кощунство над ее прекрасным телом, но вмешалась Дюкло.
«Идите, идите, господин Председатель. Поскольку зло причинила своим рассказом я, я его и поправлю.»
Они удалились в будуар, за ними последовали Огюстин, Эбе, Купидон и Тереза. Через несколько минут раздался победный крик Председателя, и, несмотря на все усилия Дюкло, малютка Эбе вернулась в слезах. Было нечто большее, чем слезы, но мы пока не осмеливаемся об этом говорить; обстоятельства не позволяют нам. Немного терпения, читатель, и скоро мы не будем ничего от тебя скрывать.
Кюрваль, вернувшийся со спекшимися губами, говорил сквозь зубы, что все законы созданы для того, чтобы помешать человеку разрядиться в удовольствие.
Сели за стол. После ужина заперлись, чтобы определить пака занис для провинившихся. Их было немного: Софи, Коломб, Аде лайда и Зеламир. Дюрсе, чья голова с начала вечера воспламенилась против Аделаиды, не пощадил ее. Софи, которая всех удивила слезами во время рассказа Дюкло о графе, была наказана за старый проступок и новый. Молодоженов дня, Зеламира и Коломб, наказывали Герцог и Кюрваль с жестокостью, граничащей с варварством.
Возбудившись наказанием виновных, Герцог и Кюрваль сказа ли, что не хотят идти спать и, потребовав ликеры, провели всю ночь в пьянке с четырьмя рассказчицами и Юлией, чей вкус к распутству увеличивался с каждым днем; это сделало ее чрезвычайно любезным созданием, достойным оказаться в одной компании с нашими героями.
Всех семерых мертвецки пьяными утром обнаружил Дюрсе. Он увидел Юлию, спящую между отцом и мужем в позе, весьма далекой от добродетели. Рядом с ними лежала пьяная Дюкло. Другая группа представляла собой нагромождение тел напротив камина, который горел всю ночь.
Двадцать второй день
Из-за ночной вакханалии в этот день мало что успели сделать, были забыты половина церемоний, пообедали кое-как и только за кофе начали узнавать друг друга. Обслуживали Розетта, Софи, Зеламир и Житон. Кюрваль, чтобы взбодриться, заставил покакать Житона. Герцог съел кал Розетты. Епископ заставил сосать свой хобот Софи, а Дюрсе – Зеламира. Но никто не разрядился.
Перешли в салон. Красавица Дюкло, больная после ночной пьянки, зевала на ходу: ее рассказы были столь краткими, и она намешала туда так мало эпизодов, что мы берем на себя смелость кратко пересказать их читателю. Историй было пять.
Первая была о клиенте, который заставлял вводить в свой зал оловянный шприц, наполненный горячей водой, и просил делать ему глубокое впрыскивание в момент эякуляции, которую он производил сам без посторонней помощи.
У второго была та же мания, но для ее исполнения требовалось гораздо больше инструментов. Начинали с маленького, потом размер их увеличивался и заканчивали инструментом самого огромного размера. Без этого он разрядиться не мог.
Третий был существом более загадочным. Он начинал сразу с большого инструмента. Затем делал по-большому и съедал свой кал. Его стегали, снова вставляли в зад инструмент и вынимали его. На этот раз какала приглашенная для этого девица, она же его потом стегала, пока он съедал ее кал. Когда инструмент вставляли н третий раз, его шекотун поднимался, и он разряжался, доедая кал девицы.
- Предыдущая
- 56/88
- Следующая
