Школа Северного пути (СИ) - Астахова Людмила Викторовна - Страница 43

— Это я понимаю, брат. И помню, что тебе, стожильному, все равно, в какой руке меч держать, но с глазами-то, что делать станешь, а? Зрения бумажные талисманы все равно не заменят.

Их накануне Имэй написала штук сорок. И ещё бы столько же сделала, если бы от усталости не заснула прямо у Бродяги на руках. А он, не щадя себя, весь вечер помогал в трудах: растирал тушь, подкидывал угли в жаровню и травил байки одна другой смешнее. Как прежде, как детстве, как всегда, только теперь у Ли Имэй был Бай Фэн, её собственный. Протянешь руку в темноту, а там уже ждут его тёплые пальцы, наклонишь голову, и она опустится на его плечо, а губы всегда встретятся с его губами где-то на границе сна и яви. Уже задрёмывая, Имэй прошептала: «Я буду рядом с тобой завтра».

— Этот ублюдок мог остаться в Цзянькане и терпеливо ждать, когда мы истечём кровью. Но, к счастью, это выше его сил. Мы достаточно долго упирались. Поэтому Его порченое высочество едет сюда лично, ему не терпится, не сидится на месте и не дышится. И это наш единственный шанс уцелеть, — объяснил Бай Фэн, собрав всех обитателей поместья во дворе.

— Но убить принца… ох-хо…

Для кухонной девчонки все принцы были кем-то вроде небожителей, которых можно ненавидеть сколько угодно, но трогать не моги даже в мыслях.

— А мы не будет его убивать, Цяо Цяо! — щедро пообещал Бродяга.

Из низких туч то мокрый снег валил, то дождь поливал, словно сами Небеса пытались отвадить смертных от кровопролития в такой ненастный день. Зря старались. Ночью Имэй снова видела полночную бестию на дереве. Правда, всего одну.

— Истощился наш принц на силы и выдумки. Подождём, теперь уже скоро, — сказал Бай Фэн удовлетворённо и звучно понюхал сырой воздух. — Не переживай, Стратежечка, я его учую заблаговременно.

— Может ты того… за моей спиной станешь, а? Я хоть и широкий, но очень подвижный. Мне бы спокойнее было и вообще…

Ханя прямо-таки корёжило от вида ратника, мало того, что однорукого, так ещё и слепого, как крот. Где такое видано, а?

— Ты, братец Лю, нашего стратега внимательно слушал? — строго спросил Бродяга. — Всё уже придумано.

Хорошо хоть не видел он лицо этого самого мудрого стратега — с закушенной губой и прижмуренными от переживаний глазами.

— Так я…

— Захлопни рот, Лю Хань! Быстро! — рыкнула Тин Тин. — Ты как будто никогда в засаде не сидел. Просто жди. Ох, простите, Наставник.

Но Мастер и ухом не повёл. Он, казалось, вообще не волновался об исходе схватки. Именно за эту невозмутимость Имэй была ему крайне благодарна. Когда рядом есть кто-то непоколебимый, как гора, кто-то абсолютно и целиком убеждённый в победе, это поднимает боевой дух. Ученики оборачивались на Мастера, видели его спокойное лицо и преисполнялись мужества. Если бы Ли Имэй ещё не стала свидетельницей, как бесстрастный наставник простоял на коленях перед алтарём Матушки Доу-Му почти всю ночь, то и на её душе было бы спокойнее.

Бессмертный святой Дон Син зажёг лампадки всех учеников, которые были у него когда-либо. Тех, кто умер от старости в собственной постели в окружении потомков, и тех, кто погиб юными, и тех, кто ушёл и никогда не вернулся. Словно собрал всех вместе, чтобы посоветоваться. Вопросами донимать Мастера девушка не решилась, все равно не ответит, но оставила у порога молельни тёплое покрывало.

— Приготовились! — скомандовал Бродяга.

Он как-то объяснил, что сломанная и заживо сгнившая душа принца смердит ему, словно выгребная яма. Захочешь — не перепутаешь. И малышка Чунь-эр то же самое чует, только ещё сильнее, застряв по воле мучителя в превращении.

Должно быть, наёмники, посланные принцем вперёд, сильно удивились, когда застали насельников Школы Северного пути в полной готовности посреди внутреннего двора.

— А мы уже заждались, — бросил небрежно Бай Фэн, едва услыхав, как подошвы сапог скользят по мокрой черепице крыш. — Ворота же открыты, могли бы, как люди, войти.

Убийцы молча посыпались с крыш, точно перезрелые яблоки с деревьев.

Будь Имэй на месте принца, она бы отозвала бойцов, едва поняв, что эффект неожиданности утерян. Дрались его люди отчаянно, по-честному отрабатывая своё серебро, но защитникам школы отступать было некуда, и сдаваться они не собирались. Чжу Юань сменил синий магический веер на стальной, Лань Шэн ради меча отложил в сторону ланцет, а тихая травница Ми Лин вспомнила, что всегда любила фэйчжуа — летающие когти. И только Мастер не захотел расставаться с бамбуковой палкой.

Лю Хань прикрывал Бродягу, его правый, беззащитный бок, Большой Фань — Наставника, все остальные, включая Имэй, сражались, как умели и могли. Талисманы против обычных людей из крови и плоти работали хуже, чем против нежити, но каждый из них пусть немного, но облегчал задачу Бродяги. Ему, чтобы нанести удар, нужно было слышать хотя бы дыхание врага, а талисманы на несколько мгновений давали такую возможность. Имэй пристроилась за спиной Бай Фэна, повторяя каждое его движение, как когда-то в юности на тренировках. Спина к спине, иногда касаясь друг друга локтями или задевая мокрыми от дождя волосами. Талисманы вспыхивали и гасли, лезвия сверкали и звенели, брызги крови летели во все стороны и такой крик стоял над поместьем, что, казалось, черепица потрескается на скатах крыш.

Время — самый главный союзник любого полководца, и одновременно самый опасный его враг. Оно бесстрастно, как будда, и принесёт победу лишь тому, кто сумеет правильно воспользоваться каждым мгновением, словно бесценным сокровищем. Ныне же время служило сразу двум господам одновременно — и помогая обеим сторонам, и губя.

Люди, даже если они маги, устают, из их ран вытекает кровь, а клинки становятся все тяжелее и так и норовят выскользнуть из слабеющих рук. Да, двор был уже завален трупами наёмников, но и защитникам не поздоровилось.

Закричала и ругалась пронзённая в плечо копьём ТинТин, хрипел с пробитым лёгким Чжу Юань, а единственный глаз Сяо Чу заливал поток крови из раны на лбу. Большой Фань превратился в утыканного стрелами дикообраза, разъярённого, но едва стоящего на ногах.

— Мастер!

Наставник тяжело опустился на одно колено. Его светлое шеньи стало красным и парило на холодном воздухе, точно кусок мяса.

Бродяга в бешенстве рубанул сырой воздух наотмашь.

— Выходи, кошкодав! — прокричал он. — Иди сюда, ублюдочное высочество! Вылезай из той норы, где ты сейчас сидишь! Хотя, откуда же взяться смелости у того, кто даже не сын своему отцу!

Насмехаться Бай Фэн умел и любил, и, пожалуй, его издевательских речей не вытерпел бы самый забитый из рабов. Что уж говорить о принце, за всю жизнь, надо полагать, не слышавших таких грязных слов и унизительных сравнений.

— Иди сюда, заморыш! Это тебе не кошкам глаза выкалывать, говнюк!

Разумеется, принц не вынес обиды. Имэй с трудом удержалась, чтобы не ахнуть от возмущения. Наглец, он не сменил дворцовые длиннополые одежды, не снял высокую гуань, усыпанную драгоценными камнями. В одной руке он держал зонтик, в другой — тяжёлый меч-дао. На фоне белой, забрызганной кровью стены теней Сяо Ган смотрелся яркой птицей, по случайности залетевшей в дом бедняка.

— Я собирался отрубить тебе ноги, безродный выродок, — прошипел принц. — Но начну, пожалуй, с нижней челюсти и языка. Уши оставлю, чтобы ты до последнего слышал крики твоей девки.

Бродяга громко и презрительно фыркнул.

— Ты поняла, Стратежка? У этого человека на уме только мерзости. Сказано же, что у тигра не рождаются волки. Наш Император человек добрый и гуманный…

Красивое лицо Сяо Гана перекосило от пламенного гнева.

— Заткнись!

— И не подумаю. Говорить правду, глядя в лицо, так приятно.

— Ты слепой, как червяк!

— Угу! А ещё однорукий и раненый, — издевательски уточнил Бай Фэн и сделал осторожный крадущийся шаг вперёд.

Имэй последовала за ним.

Сквозь пелену дождя она увидела блеск широкого лезвия клинка в руке принца, когда тот ринулся в атаку. Золотисто-оранжевый, точно спелый плод ю-цзи[33], зонтик Сяо Ган использовал как ещё один вид оружия. Его мелькание отвлекало внимание Имэй, а шелест мокрой ткани мешал Бродяге сосредоточиться.