Школа Северного пути (СИ) - Астахова Людмила Викторовна - Страница 44

— Что это за звук? — спросил тот шёпотом.

— Зонтик. В левой руке.

— Ага! Сойдёт.

Умение Бай Фэна обращать себе во благо любую неприятность и на словах, и на деле, поражало Имэй всегда. Страшно тебе? Радуйся, ведь страх обостряет чувство опасности. Больно? Значит, ты всё ещё жив, если чувствуешь боль. Обидно? Отомсти и станет легче. И если на глазах твоих повязка, то это к лучшему — соперник не догадается о замыслах. Принцу тоже потребовалось какое-то время, чтобы понять — его уловка вовсе не так безотказна. И зонтик отлетел в сторону.

— А вот теперь поговорим! — крикнул он.

— Изволь! — улыбнулся Бай Фэн.

Положение у Бродяги было тяжелее, но потому он и надел доспехи. По той же причине принц взял с собой не прямой меч, а дао на длинной рукояти. И они сошлись в ближнем бою, заслонившись от всего остального мира свистящими росчерками лезвий и зловещим скрежетом клинка об клинок. В таком поединке не бывает случайных движений, в нем вообще нет места неожиданности, один приём влечёт за собой другой. И если боец наносит удар, а соперник блокирует его определённым образом, то какова будет контратака, оба знают ещё до её начала. Уже не имело значения, видит Бродяга или нет. Из этого стального вихря выйти живым мог только кто-то один. Принц отчего-то считал, что им станет он.

Сколько бойцов сгубила самоуверенность — не перечесть, ещё больше попалось в простейшую ловушку, заведомо считая противника слабым и уязвимым. Подпустить так близко Бай Фэна лишь из-за того, что он незрячий? Фатальная ошибка!

Они сшиблись грудь в грудь. И когда лезвие меча чиркнуло Сяо Гана по правому плечу, тот закричал — пронзительно и визгливо. Как правило, те, кто любят причинять боль другим, сами её страшатся.

Бродяга тут же отбросил оружие и впился липкими пальцами в свежую рану принца, словно клещами, разрывая мышцы и сдавливая нервы. Его высочество взвыл и выронил дао.

— Что такое? Тебе же нравится совать пальцы в живое мясо, — прошипел Бай Фэн, вжимаясь лбом в переносицу врага. — Ну как? Приятно?

Тогда Имэй выхватила из-за пазухи самый важный талисман — три иероглифа на зелёном шёлке. На шёлке, который ткут женщины из семейства Цин. Выхватила и подбросила вверх навстречу мокрому снегу. Темно-зелёный, как чудом уберегшийся от когтей осени лист тутового дерева, он взлетел, расточился мельчайшими брызгами и пролился на Бродягу.

— Ты хотел получит шэнь? — спросил тот у принца. — Вот она — вся твоя.

Треснувший кувшин не удержит воду, пусть он и выглядит целым. А если вылить в него сразу целую бочку, то стенки не выдержат, сосуд расколется окончательно. Теперь это будут лишь бесполезные черепки. Духовная сила всех учеников, плотная, как расплавленное золото, хлынула через Бродягу в Сяо Гана, проходя через него, выжигая и навеки лишая возможности сберечь хоть малую толику чжэньшэнь для черных дел.

Бай Фэн последним усилием отшвырнул от себя принца. Тот с беззвучным воплем рухнул на спину, словно был тряпичным. И несколько мгновений лежал, глотая воздух пополам с дождём открытым ртом, как выловленная из реки рыба.

— Что… что… что? Что… ты сделал со мной?!

— Ничего такого, чего ты действительно заслуживаешь.

— Но я…

Сяо Ган с огромным трудом перевернулся на живот, встал на четвереньки и принялся неуклюже шарить руками по земле, будто тоже лишился зрения, скуля и подвывая. Подобный большому насекомому, сбитому на лету мухобойкой. Смотреть было тошно.

— С этого момента, принц, вы — обычный смертный, — сказала Имэй. — И больше не наколдуете даже чих собачий. Никогда.

— Лучше бы он меня убил, — простонал Сяо Ган.

— Мы всего лишь безродные простолюдины, мы бы не посмели убить члена императорской семьи.

И вдруг принц зарыдал. В полный голос. И плакал без остановки, даже когда в разгромленную усадьбу в сопровождении солдат зашёл евнух-гонец из Цзянькана. И всхлипывал, когда тот пронзительно звонко зачитал указ Императора, повелевавшего сыну срочно явиться ко двору. И всхлипывая, уткнулся лицом в золотистый шёлк свитка, едва тот лёг на его покорно протянутые руки.

Но кому было интересно смотреть на муки обессиленного принца, если Мастер Дон Син умирал. Над ним склонился Лань Шэн, пытаясь остановить кровотечение. Дрожащие руки его аж светились от усилий, а по лбу и щекам струился пот. Сбылся самый главный страх целителя: жизнь учителя утекала между пальцами вместе с густой темной кровью, а он оказался неспособен это остановить.

— Хватит, Лань Шэн. Перестань. Бай Фэн, иди сюда! — позвал Мастер, очнувшись от забытья. — Бай Фэн!

Тот нащупал пальцы наставника и крепко сжал их в ладони.

— Ты отлично справился со всем, — сказал Дон Син, склонившемуся над ним Бродяге. — Лучше, чем смог бы это сделать я. — Он строго, почти испытующе вгляделся в лица учеников — грязные и окровавленные. — Вы все оказались на высоте. Я горжусь вами.

Имэй чуть не захлебнулась подступающими слезами. Он прощался, их единственный отец и наставник прощался с теми, кого спас, вылечил и выучил всему.

— Нет, пожалуйста… не надо, — простонала она, не в силах вымолвить вслух слово «умирать». Оно, такое жестокое, никак, ну никак не могло относиться к их бессмертному учителю.

— А… это ты, Мастер Ли, — Дон Син с трудом перевел взгляд на девушку. — Мастер Ли, сними повязку с лица Мастера Бай Фэна, будь так добра.

— Зачем?

— Снимай, кому сказано!

Наверное, только Лань Шэн и понял, что собирается сделать наставник. Понял и принял. Тёплое нежное сияние окутало их на мгновение и растаяло вместе с последним вздохом Дон Сина, отдавшего божественную благодать исцеления в качестве прощального дара лучшему ученику и наследнику. Теперь Мастер Бай Фэн мог видеть всё-всё — и разгромленное подворье, и безмерное горе соратников, и мокрое от дождя и слез лицо Мастера Ли Имэй.

— Стратежка…

Ну вот зачем это делать? Так же хорошо спалось. Она отмахнулась расслабленной рукой, точно муху прогоняла.

— Отстань! Я спать хочу…

— Ну, Стратежечка моя… всё ж проспишь…

Она не собиралась этого делать, но руки сам обняли Бродягу за шею, пальцы запутались в его длинных волосах. Кому под силу разжать их объятия? Разве только Небесам, но те пусть даже не пытаются.

А бессовестный Бродяга взвалил тёплую, сонную Ли Имэй к себе на спину, под коленки подхватил, и уже захочешь — не вырвешься. Да и кто захочет-то?

— Рано ж ещё…

— Ничо, в самый раз. Открой глаза, соня.

Тёплый южный ветер всего за одну ночь, точно многоопытный любовник, соблазнил сливы, и те расцвели все одновременно. Словно розовое облако, подсвеченное первыми солнечными лучами, на землю опустилось. Красота!

— Ух ты!

Имэй поднесла к лицу веточку с нежными цветами и вдохнула еле уловимый аромат, означавший лучшую новость — в этот мир снова пришла весна.

— Днём вместо занятий устроим любование, — расслабленно молвил Бай Фэн. — Пусть у мальчишек будет праздник. Они заслужили.

— Так-таки и заслужили? — недоверчиво спросила Имэй — Вот прямо — и пирожки, и вино, и курочку? И Ян Янь, сбежавший без разрешения на базар, тоже?

— Строгий Мастер Ли! — по-лисьи азартно фыркнул Бродяга.

— Добренький Мастер Бай!

С его стороны было ужасно нечестно лезть с поцелуями, когда решается такой важный воспитательный вопрос, но разве с главой Школы Северного пути поспоришь? Да и зачем?

Разве ей самой не хотелось сидеть под цветущей сливой за кувшинчиком вина с братцем Лю и Тин Тин, послушать цинь брата Лань? И, конечно, смотреть на Бай Фэна, играющего с детьми: Пуговка-Чунь на шее сидит, под мышками с двух сторон Ши Ши и Малек, остальные с воплями бегают следом.

Школа нуждалась сейчас во всех учениках, и они остались без просьб и уговоров. Даже непоседливый Гао Вэнь.