Северские земли (СИ) - Волчок Сергей - Страница 18

Московский государь, не будь дурак, немедленно повелел заняться этим делом. Через неделю царь подписал указ о том, что в соответствии с волей князя Белёвского (копия прилагается) после его смерти во владение княжеством вступает семейство Адашевых, а в московскую «Бархатную книгу[1]» вносится новая ветвь княжеского рода Белёвских – Адашевых-Белёвских.

[1] «Бархатная книга» содержала родословную наиболее знатных княжеских, боярских и дворянских фамилий России. В нашей реальности была составлена в 1687 году в связи с отменой так называемого «местничества», выливавшегося в постоянные свары в стиле «я ему подчиняться не буду, мой род старше его».

Кроме того, в указе отдельно оговаривалось, что отныне Его Величество берёт своих подданных Адашевых под своё высокое покровительство и обязуется защищать оное семейство «от всех и всяческих недругов, прибегая в крайней нужде даже и к силе оружия».

Ответственным за выполнение этого указа назначался князь Воротынский, которому много лет служил бывший боярин, а ныне князь Семён Адашев. Полномочия во исполнение царского указа Воротынскому были даны самые широкие – вплоть до задействования дружин окрестных удельных княжеств, тянущих к Москве.

Именно поэтому поводу князь Воротынский и вызвал к себе теперь уже фактически бывшего боярина. Зря Баба с Невером брали грех на душу, отправляя в мир иной всех гонцов из Белёва в вотчину Адашевых – информация пришла кружным путём, через Москву, и Семён Адашев узнал о завещании тестя даже раньше свояка[2] Андрея Трубецкого.

[2] Свояки – мужчины, женатые на сёстрах.

Правда, не многим раньше – Адашев уже было собирался ехать домой, сообщить жене новость о том, что они теперь княжья фамилия, но тут в Воротынск дошла весть о кончине старого князя. Купец, приехавший, кстати, не напрямую из Белёва («шалят на дороге, князь, шибко шалят»), а через соседнее Козельское княжество, рассказал все последние вести – и о кончине князя, и о найденном в склепе завещании, и о литовском «ограниченном контингенте», занявшем Белёвск, и о проклятии крови.

Воротынский вытаращил глаза и раскричался, что проблему необходимо решать срочно, пока Литва «корни не пустила», и в тот же день отправил целую делегацию в Белёв к князю Андрею Трубецкому с предложением встретиться, и провести переговоры на границе. А пока они сидели в ожидании ответа, - привёл Семёна к присяге. Тот спорить не стал – дело явственно подванивало войной и большой политикой, поэтому любые подозрения в нелояльности и намерении «вильнуть хвостом» могли очень дорого обойтись его семейству в будущем. В тот же день он подписал докончание, в котором от имени семейства признавал Белёвское княжество удельным княжеством Московского царства и целовал крест Борису Второму. В качестве ответной любезности Его Величество в докончании обязывался выступать гарантом власти князей Адашевых-Белёвских над княжеством и ныне, и присно, пока не пресечётся их род.

Ответ из Белёва пришёл на редкость быстро – князь Трубецкой предложил встретиться в пограничном селе Ржавце[3], неподалёку от которого, как мы помним, Баба с Невером прибили первого гонца…

[3] Сейчас - Ржавец 2-й, деревня в Суворовском районе Тульской области. В летописях известна с 1507 года.

***

Переговоры вели вчетвером – от Москвы были князь Воротынский с Адашевым, Литву представляли князь Трубецкой с каким-то молодым долговязым дворянином, представленным как «белёвский тиун Оксаков». Тиун, впрочем, место своё знал и рта практически не открывал – когда орлы клекочут, мухи не жужжат. Семён Адашев тоже большей частью отмалчивался – но не из-за худородства, а потому, что трезво оценивал свои возможности в дипломатических переговорах. Это тебе не саблей махать, тут свои умения требуются, поэтому пусть опытный переговорщик Воротынский отдувается, а мы на подхвате побудем.

Литовский князь после традиционных приветствий на правах родственника поинтересовался у Адашева, поздорову ли его жена и сын.

- Спаси бог, полторы недели назад были живы и здоровы – осторожно ответил Семён. – А как княгиня Алина – в добром ли здравии?

- В добром, но сразу после похорон она порешила отправиться в долгое паломничество по святым местам – молиться о душе отца своего, князя Гаврилы. Вы же наверняка слышали о заклятии крови. Впрочем, давайте сначала дела обсудим – предложил белёвский «оккупант».

Официальные переговоры пошли на удивление легко – Трубецкой, как сказали бы сегодня, «занял конструктивную позицию». Он даже не стал отрицать прав Адашевых, полностью согласившись с Воротынским в том, что воля старого князя Белёвского священна:

- Единственное, что попрошу – давайте относиться друг к другу с уважением, и учитывать обстоятельства не только свои, но и второй стороны. – доверительно высказывал рюриковичу гедиминович. – Вы исполняете волю своего государя, но у меня тоже есть царь, и его поручение ко мне совершенно недвусмысленное – я не должен допустить отпадения Белёвского княжества от Литвы.

И он предъявил грамоту Вигунда Второго, которую Воротынский с интересом изучил.

- Я понимаю, что она была подписана, когда о завещании князя Гаврилы ещё не было известно. Но, как известно, до Бога высоко, до царя далеко – а вопрос нам надо решать здесь и сейчас. Поэтому у нас с вами два варианта: либо поставить во главу угла царскую волю и решить вопрос силой оружия…

- Либо… - сделал многозначительную паузу московский князь.

- Либо вспомнить, что почти все мы здесь – удельные князья. – отчеканил Трубецкой, глядя прямо в глаза Воротынскому. - Мы с вами ими рождены, а мой родственник Семён, надеюсь, станет им в ближайшее время. И у нас тоже есть общие интересы. Один из которых состоит в том, чтобы цари не забывали нехитрую истину – есть вещи, в которых воля князя выше воли царя.

Князь Воротынский, пристально глядя на собеседника, спросил:

- Мы не жалованные?

- Мы не жалованные! – утвердительно кивнул литовский князь.

- Однако… - крякнул москвич. – У меня, сами понимаете, возражений нет, это вы подставляетесь…

- Мои отношения с Государем – это мои отношения, - мягко улыбнулся молодой литвин.

- Вне всякого сомнения! – замахал руками москвич. – Я к тому, что если смогу оказаться полезным в этом деле – сочту за честь оказать любую помощь.

- Благодарю, - коротко поклонился Трубецкой. – Но я не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Литовские князья на Северщине не хуже вас помнят, что мы не жалованные. Думаю, с подписями проблем не возникнет, и через месяц-два я уже повезу грамоту в Вильно.

Он опять широко и обаятельно улыбнулся и продолжил:

- Я надеюсь, Семён, когда ваши права на Белёв получат подтверждение и в Литве, лично сообщить вам об этом. Давно пора познакомиться поближе – не чужие, чай, люди! Ладно, не благодари, потом отдаришься. Свои люди – сочтёмся! А теперь, извините – дела.

Молодой князь легко взлетел в седло и, дав лошади шенкеля, поскакал к своим дружинникам.

- Княже… - осторожно начал Семён.

- Что? – рассеянно откликнулся его недавний сюзерен.

- А что такое «мы не жалованные»? Я просто никогда не лез в эти дела – зачем это воину? А теперь, судя по всему, придётся разбираться…

- Ну и вопросы у тебя… - хмыкнул князь. – Об этом стараются особо не болтать, но тебе, как будущему соседу – объясню.

И в Литве, и в Москве цари берут всё больше власти – и без этого, похоже, никуда, иначе державу не поднять. Северские земли – наверное, последнее место в русских землях, где власть и того, и другого царя – слаба. Здесь всегда властители старались не брать князей за горло, а если уж взяли – не давить слишком сильно. У нас всё-таки – Пограничье, чуть за кадык передержал – а князь, глядишь, и отъехал в другую державу. Некоторые княжества по три-четыре раза сторону меняли, сам, наверное, знаешь.

Но в своих княжествах мы по сей день всё решаем сами. Мы не жалованные, мы эти земли не от царя получили, а от предков – это НАША земля. Почему в Северщине никому земли не жалуют? Потому что нет здесь царских земель, все земли здесь – наши!