Северские земли (СИ) - Волчок Сергей - Страница 21

«Ой, дура» - подумал Ждан, но чавкать стал тише – самому интересно было, чем там бредит коварный соблазнитель.

- Не я князя, не я!!! – вдруг отчётливо сказал тиун. – Не вели казнить, заставили меня! И яд не я!!! Нет, нет…

Антипа застонал, а потом громко скрипнул зубами.

- Нет, не надо! - вновь заметался на кровати тиун. – Огнём не надо! Не я это, они, они, душегубы! И засаду они, не я…

И забормотал что-то уже совершенно невнятное.

- О, Господи! – прижатый к груди Ждан ощутил, что его кормилица мелко дрожит. – Страх-то какой, спасибо и борони, Исусе Христе! Что же нам делать-то, маленький.

Клуша всегда разговаривала с ним, с первых дней жизни, но сегодня как никогда Ждану хотелось ей ответить. Он последними словами проклинал старикашку, засунувшего его в тело, у которого даже речевой аппарат ещё не сформировался.

- Рассказать мамке твоей, а, маленький? – меж тем продолжала свой псевдо-диалог Клуша. – Так она сразу допытываться начнёт – откуда слышала? И всё! Погонят меня за блуд греховный! Тебя точно отберут. Да только за то, что я тут при тебе кувыркалась – меня сразу обратно в деревню выпрут, да ещё и батогов всыплют на дорогу. И всё – прощай моя сладкая барская жизнь!

Ждан никогда не видел свою кормилицу такой растерянной. Она сидела, с силой прижав к себе Ждана и тихонько раскачиваясь.

- А вдруг они и впрямь душегубство затеяли? Не отмолю же потом такой грех-то! Да нет…

Похоже, девка начала убеждать сама себя.

- Да нет, быть не может такого, да, маленький? Они ж благородные все, а благородные рази ж душегубами быть могут? Князь вон – княжество своё тебе отписать собрался, не может такому человеку душегуб служить. Ой, не знаю…

Она закусила ладонь и тихонько, еле слышно, завыла.

- Что же мне делать, дуре блудливой, подскажи, маленький? Говорить аль смолчать?

Младенец мрачно агукал.

Она ещё немного посидела, раскачиваясь, потом, явно что-то решив, встала и положила Ждана в колыбель.

- Давай спать, маленький. Утром решу, утро вечера мудренее.

Когда Клуша подваливалась под бок своему хахалю, тот вдруг мгновенно проснулся, вскинулся и сел в кровати:

- А? Что?

- Да я это, я. – шепнула Клуша. – княжича кормить вставала.

А потом, явно решившись, добавила:

- А ты кричал во сне.

- Да-а-а? – зевнул Антипа, и, даже не переменившись в лице, спокойно добавил. – Небось что-нибудь про засады и душегубов орал?

- Да!!! – вытаращила глаза Клуша. – А ты откуда знаешь?

- Да меня много лет кошмары мучат. – опять равнодушно ответил прелюбодей. – Я ещё мальцом был, когда с отцом в засаду разбойничью попал – он тогда торговлей занимался. Нас-то Господь миловал, а людей на моих глазах многих посекли. Крови было… С тех пор и мучат меня кошмары – спужался сильно, говорю же, пацаном ещё был.

- Ой, борони Господь! Страх-то какой! – с явным облегчением закрестилась Клуша.

А длинный тиун меж тем притянул её к себе и шепнул на всю комнату:

- Давай ещё разок, да пойду я, пока не рассвело.

- А это… Ой! А про… Да погоди ты! А про свадьбу ты когда с князем…

- Слушай, потом, всё потом! Иди сюда… И это… Завтра дверь не запирай. Сладкая ты баба, Лукерья.

***

Оставшиеся до отъезда дни прошли как по задуманному – на второй день обе семьи оформили духовные грамоты, вечером отметили это дело, а с утра третьего дня князь с Антипой собрались в дорогу.

Семён с Ариной гостей не удерживали – подумав над словами князя, они и впрямь собрались на следующий же день малым отрядом перебраться в Белёвское княжество, брошенное бесхозным.

Арина простилась с роднёй дома, а Семён решил проводить гостей верхом до тракта.

Выйдя на большую дорогу, все трое остановились.

Спешившись, свояки обнялись на прощание, и Семён хлопнул родича по плечу.

- Ну, доброй вам дороги. Даст Бог – увидимся скоро.

- - А как же! – поддакнул Андрей. – Непременно увидимся. И вам завтра лёгкой дороги. Ты там поосторожнее, на большаке из Воротынска в Белёв разбойники, все говорят, завелись. Белёвские купцы уже в объезд ездить начали, через Козельск. На день дольше получается, но спокойней.

- Разбойники… - презрительно поморщился Адашев. – Я четверых дружинников возьму, из лучших, которых сам бою учил – сам-пятый! Разбойники хороши купчин потрошить, а против воев – со своими ржавыми топорами ничего не стоят. Они к нам и не сунутся, а сунутся – пожалеют.

- Ну тебе видней! – не стал спорить Андрей и легко взлетел в седло. – Спасибо тебе за всё! И – прощай, родич!

Глава 15. «Последний раз сойдемся в схватке рукопашной»

В день отъезда в селе Семёновка царила какая-то даже праздничная суета. Как распорядился опытный походник Семён, всё было собрано и упаковано с вечера, так что на сборы и беготню по дому время не тратили. С утра приморозило, мороз покусывал за щёки и нос. Но, несмотря на мороз и ранний час, в бывшем боярском дворе собралась, похоже, вся Семёновка, все пришли проводить хозяев на новое место жительства.

Закутанного Ждана вынесла во двор Клуша, сама обряженная в какую-то длинную доху. Им, в отличие от всех остальных, предстояло ехать не верхами, а в крытом санном возке, сделанном наподобие фряжской кареты, но на полозьях. В возок была впряжена пара коней, и молодой дружинник Влас уже сидел на козлах и, поминутно гогоча, о чём-то зубоскалил с дворовыми девками.

Ещё трое дружинников проверяли в последний раз, как снаряжены кони, не трёт ли где сбруя и не давит ли. Всё-таки ехать предстояло два дня, с ночёвкой в Лихвине[1], поэтому лучше было перестраховаться. Эти трое будут ехать впереди, дозором. Глава семейства тоже был уже во дворе, в полном воинском снаряжении, и заметно нервничал. Ждали только княгиню, а Сёмен в походе не терпел ни проволочек, ни опозданий. Он уже собрался было послать кого-нибудь в дом – поторопить жену, но тут дверь открылась, и Арина вышла на крыльцо.

[1] Лихвин – город в Северских землях, известен с XVI века, когда был причислен Иваном Грозным к опричным городам и укреплён. Был частью Засечной черты, выстроенной против набегов кочевников. Сейчас - город в Суворовском районе Тульской области, в 1944 году переименован в Чекалин — в честь казнённого 16-летнего партизана, Героя Советского Союза А. П. Чекалина. Сегодняшнее население – 914 человек, один из самых малочисленных городов России.

Все так и пооткрывали рты.

Княгиня была в мужском костюме: в высоких сапожках, в пригнанных по фигуре мужских штанах и в отороченной мехом куртке-венгерке[2]. За спиной у воительницы висел расшитый серебром сагайдак[3], как сказали бы современные автомобилисты – в полной комплектации: лук в налуче, стрелы в колчане и чехол для колчана, иначе тохтуй.

[2] Венгерка - короткая куртка, отделанная шнурами на груди. Впоследствии на её основе сформировалась знаменитая форма гусар с расшитыми доломанами и ментиками.

[3] Сагайдак – набор вооружения лучника.

Слева на ремне у Арины висела тонкая фряжская шпага в ножнах. Оно и понятно – сабля всё-таки тяжела для женской руки, да и с даром Меткость шпагу пользовать способнее.

В целом же княгиня выглядела так, что все стоящие во дворе мужики, от юнцов до стариков, синхронно сглотнули.

Княгиня рассмеялась хрустальным смехом. Она была хороша, сама знала, что диво как хороша, и оттого пребывала в прекрасном настроении.

Арина подошла к Ждану, наклонилась над младенцем и спросила:

- Что, сыночка, смотришь? Не видел ещё такую маму? А вот такая мамка у тебя - боевая!

Она чмокнула сына в лобик, дождалась, пока они с няней загрузятся в возок, затем легко взлетела в седло подведённой кобылы и повернулась к мужу:

- Я готова!

- Едем! - махнул рукой Семён, и короткая кавалькада, провожаемая криками собравшихся, потянулась со двора…