Северские земли (СИ) - Волчок Сергей - Страница 7

Князь – он, знаешь ли, не дурак как ты, он потому и князь, что вперёд думает. Вот померли бы мы от бескормицы, или поразбежались бы по дорогам христарадничать – какая ему в том корысть? Да никакой, кроме убытка! А так – и деревня на месте осталась, и своё он с прибытком вернул, и общество теперь знает, что князь у нас не мироед какой, а с пониманием человек, который своих людишек бережёт. Который пусть своё с нас возьмёт, но не за так, а прикроет, если что, а то и поможет. А нам что ещё надо? Да ничего больше и не надо, остальное мы сами себе сообразим. Потому и говорю – жалко, коли князь помрёт.

- Эт да, – поскрёб затылок его собеседник. – Да я ничего не говорю, князь Гаврила – он нормальный хозяин, чо уж там. Тоже не без греха, конечно, того же Оксакова-пса, скорей бы ему сдохнуть, к себе приблизил, но в целом – нормальный у нас князь. Почитай, что у всех соседей ещё хуже, мы на ярмарке с осенней с окрестными мужиками долго болтали, так они про своих такое рассказывали… У нас, короче, лучший. А самое главное - случись князю помереть – там непонятно даже, кому мы отойдём, кто у нас новым князем будет. Сынка-то ему бог не дал.

- А я тебе про что? – поддакнул первый. – Дочек его мы сызмальства помним, но хозяйствовать-то не им. Мужик хозяином станет, а мужей их общество, почитай, и не знает совсем. Мы их и не видели никогда. А ну как упырь какой приедет, нас всех прижмёт и три шкуры драть станет? Мы бы, может, и отправили бы человечка ловкого про нового князя расспросить, и денег общество на такое выделило бы, да про кого спрашивать – непонятно. Кому из зятьёв он в духовной[1] княжество отписал – про то никому не ведомо, мы всю дворню опросили – никто не знает.

[1] Духовная – завещание.

- А может не помрёт? – жалостливым тоном спросил расстроенный первый. – Может, оклемается? Вот верно говорят – от добра добра не ищут. Как подумаю, что к новому барину привыкать придется – сразу матерно лаяться хочется, а меня поп и так неделю в церкву не пускал за сквернословие.

- Может и не помрёт, - фаталистично изрёк собеседник. – Опять же – видал, барчук какой-то вслед за нами приехал, одет по-господски. Мож, лекаря какого князю привезли?

- Тьфу, скажешь тоже. «Лекаря привезли…». Какой ещё в задницу лекарь? Это тиун[2] князев, Оксаков, пёс шелудивый, своего воронёнка домой высвистал. Не узнал, что ли? У них же одна рожа на двоих, и та чернильно-кляузная.

[2] Тиун: здесь – управляющий.

- О, блин… Точно. А я-то думал, кого он мне напоминает? - протянул его собеседник. – Вот уж точно народ говорит: крысы бегут с тонущего корабля, а стервятники – наоборот, слетаются.

Тут от амбара крикнули, что мешки давно разгрузили, и забирайте уже свои телеги, балаболы. Но, даже выводя лошадь под уздцы, опознавший сыночка крестьянин никак не мог успокоиться: «Лекарь… Такому лекарю… (дальше непечатно)».

Глава 4. "Поворотись-ка, сынку!"

- А ну, поворотись-ка, сынку! Экой жердиной ты вырос! Да не вертись волчком, дай рассмотреть, пять лет чай не виделись, пока ты там в училище мои деньги проедал.

Такими словами приветствовал старый Оксаков своего сына, вернувшегося к отцу после пятилетней учебы.

В последнее время что среди литовских, что среди московских дворян наблюдался настоящий образовательный бум. Даже сыну боярскому – не говоря уже про боярские и тем более княжеские роды – не то что при приёме на службу, но даже при сватании невесты могли дать от ворот поворот. Просто оттого, что тот не отучился хотя бы пару лет в какой-нибудь академии или университете – «а нам невможно с неграмотным быдлом родниться». При этом ты еще не везде и попадешь, даже если деньги водятся. В какие-нибудь Славяно-греко-латинскую академию в Москве или Академию и университет Виленский в столице Царства Литовского набирали практически одних столбовых дворян, едва ли не только Рюриковичей и Гедиминовичей[1].

[1] Рюриковичи – потомки первого властителя русской земли Рюрика. Гедиминовичи – потомки первого нелегендарного князя Литвы Гедемина. И в Московском царстве, и в Великом княжестве Литовском представители обоих фамилий считались «царской кровью» и оценивались одинаково высоко. Кстати, и тех, и других хватало среди подданных обеих государств – и в Москве гедиминовичей было изрядно, и в Литве - рюриковичей.

Но и для худородных дворян, вроде Оксаковых, предложений хватало – училища, созданные на манер иезуитских коллегиумов, в последние десятилетия открылись едва не в каждом крупном городе. В Гродненское училище пять лет назад старый управляющий князя Белёвского и отправил учиться своего единственного, да к тому же ещё и позднего сыночка. Далековато, конечно, но тамошний директор[2] что-то крупно задолжал старику Оксакову, поэтому в счёт погашения долга кровиночка училась там с половинной скидкой.

[2] Не примите за просочившееся современное слово. На самом деле главы учебных заведений в России изначально именовались именно «директорами». В Московском университете, к примеру, директора сократили до «ректора» только в XIX веке, в 1803 году.

Сынок ещё раз повернулся, и ядовитым тоном спросил:

- Ну что – насмотрелись, батюшка?

- Да уж насмотрелся… - не менее язвительно ответил лежащий в постели старикашка. – Глаза б мои не смотрели, если честно. Ну и рожа у тебя, Антипа!

Сынок явно что-то хотел ответить что-то колкое, но благоразумно проглотил замечание.

Молодой 17-летний Оксаков, которого, как вы уже поняли, звали Антипой, и впрямь ничем не походил на Коула Спрауса. Скорее он напоминал Фернанделя, если его, конечно, ещё кто-нибудь помнит – очень худой, очень долговязый, и с предельно лошадиным лицом. Кстати, с папашей они и впрямь были донельзя похожи. Вот только старик, отдавший свою жизнь двум пламенным страстям – деньгам и женщинам, считал себя писанным красавцем, и узнавать себя в этом отражении категорически не желал.

- Как твоя учёба? – тем временем поинтересовался тиун. – Ваш директор писал мне, что у тебя было что-то вроде припадка месяца три назад – ты никого не узнавал, дичился и говорил всякие глупости?

- Да так… - неопределённо повёл рукой сын. – Один муж не вовремя домой вернулся, пришлось с окна прыгать, а спальня у купчихи на втором этаже была. Нога подвернулась, и я башкой неудачно приложился. Сейчас уже всё прошло, мозги на место встали.

Старик недоверчиво посмотрел на сына. По его мнению, отпрыск больше всего напоминал расхаживающий по комнате скелет в дворянском платье и с саблей на боку. Разве что купчиха некромантией одержима была.

- А Дар твой как поживает? Он же у тебя тот же, что у меня – Планирование ты от меня в наследство получил.

- С Даром всё хорошо, папенька. Я его постоянно тренирую, и развивается он весьма активно. У меня уже третий уровень.

Старик вскинулся:

- А не врёшь? Больно уж быстро. У меня самого – четвёртый только.

Сынок пожал плечами:

- Могу открыть.

- А и открой, милый, - не стал противиться родитель. – В нашем ведь деле как – доверяй, но проверяй.

Сынок сделал быстрый жест, и папаша всмотрелся во что-то, одному ему видимое.

- Не соврал. – старик удовлетворённо откинулся на подушки. – Положим, третий ты максимум пару недель назад получил, но не соврал. Это хорошо, потому что скоро Дар тебе пригодится.

Старик поёрзал на кровати, и вперился глазами в сына. Похоже, наконец-то начался серьёзный разговор. Это почувствовал и сынок, который перестал метаться по комнате, бухая сапогами по половицам, и замер в углу, пожирая отца глазами.

- Я скоро помру, сынуля. – сразу зашёл с козырей отец. – В этом году у меня был удар крови[3], а потом - ещё один.

[3] Удар крови или апоплексический удар – инсульт, что, собственно, и переводится с латыни как «удар».

Поэтому хожу с клюкой, оправдывая фамилию[4], а чаще всего – лежу пластом.

[4] Род Оксаковых (позже – Аксаковых) – татарского происхождения. Фамилия происходит от слова «оксак», что в тюркских языках означает «хромой».