Куколка (СИ) - Воробей Ирина Леонидовна - Страница 42

– Ты чего? – смеясь, спросил Вадим – Это из-за утра, да? Ты все-таки не дашь мне шанс реабилитироваться?

Она рассмеялась.

– Чего боишься? Иди ко мне, – сказал он негромко и, обхватив ее одной рукой за плечи, положил на себя, заставив тем самым лечь целиком на диван.

Татьяна накрылась одеялом. Они легли на бок. Вадим обнимал ее сзади, повторяя изгибы ее тела в поясе и в коленях. Он плотно прижал ее к себе и снова втянул запах волос. Татьяна улыбнулась. Чувство неловкости пропало. Сразу стало уютно и безопасно.

– Я не шутил, когда говорил, что люблю тебя, – сказал он тихо ей на ушко.

Татьяну пронзило приятное волнение. Эти слова были сказаны так нежно и так кстати, что ей захотелось расплакаться, но она только зажмурила глаза, ничего не отвечая. Вадим выждал какое-то время, а потом начал целовать мочку ее уха. К волнению прибавилось возбуждение, и Татьяна, повернувшись к нему лицом, начала целовать его в губы. В эту ночь он реабилитировался дважды.

Они не спали до самого утра. Татьяна и не подозревала в себе такой страсти. Она полностью и с жаром отдалась ему вся, забыв про все свои установки, нравоучения отца и границы этой комнаты. Она стонала от приятного изнеможения, к концу переходила на крик, а потом резко замолкала, расплавляясь в его руках. И было плевать, что все в этом доме было слышно. Весь дом предался любви. Из других комнат тоже доносились стоны, скрипы и ритмичные стуки. Так что никому до других не было дела.

Проснувшись, Вадим пристал к ней еще раз. И они еще раз занялись сексом, не таким страстным и громким, как ночью, но зато таким, который бодро заряжал на весь предстоящий день. Татьяна лежала на спине, голая, полностью расслабленная, без одеяла. Вадим поцеловал ее в живот и поднялся с кровати. Он тоже выглядел счастливым. И ей это нравилось. Парень тихонько напевал песню на английском языке. Он подошел к окну и растворил его, впустив в заполненную страстью и потом комнату свежий воздух.

– Который час? – спросила Татьяна спокойно, перевернувшись набок, лицом к свету.

Вадим посмотрел на телефон и ответил, что до часа осталось 7 минут.

– Черт, мне надо домой, – с тревогой воскликнула девушка.

На лицо Вадима тут же выступила гримаса разочарования. Он развернулся к ней лицом, присев на подоконник. Свет сильно затемнял его, поэтому Татьяна не могла прочитать настроение парня, но недовольный голос выдавал его с потрохами.

– Зачем тебе куда-то спешить?

– Ну, как зачем? Успеть вернуться к тому времени, к которому должны вернуться мои однокурсники.

– А какая разница? Вернешься, когда захочешь сама.

– Я хочу сейчас! – от нарастающего волнения вскрикнула Татьяна. – Их автобус должен быть в городе в три.

– То есть ты не собираешься отцу ничего рассказывать?

Парень скрестил руки на груди.

– Что рассказывать? Зачем? Ты же знаешь, как он к этому относится.

– Ну, и что? Рано или поздно ему придется это принять. Или...

Он остановил сам себя и надолго замолчал. Татьяна отдала бы все, чтобы видеть его лицо полностью, но оно скрывалось в тени, а влетающий в комнату свет и ясное небо слепили ее. Она тоже ничего не говорила, потому что не знала, что сказать. Для нее было совершенно логичным и нормальным ничего отцу не рассказывать. Она боялась себе представить, что будет, когда он узнает. «Ему нельзя знать!» – повторяла девушка в голове.

– Ясно, – внезапно, после нескольких минут молчания сказал Вадим, подходя к пуфику за одеждой. – А что дальше? Ты всю жизнь будешь прятать от него свою личную жизнь? Убегать, как подросток? Как ты себе это представляла? Всю жизнь по закоулкам целоваться, а домой, к отцу, приходить девственницей? И в 40 лет так будет?

Он судорожно натягивал на себя трусы, джинсы, футболку. Голос его начинал дрожать от злобы. Лица она по-прежнему не видела. Татьяна съежилась на диване, зажав ногами одеяло. Дыхание ее стало прерывистым. Глаза наполнились влагой.

– Ладно, одевайся. Кофе попью и отвезу тебя. Минут через 15 поедем, – бросил он грубо и вышел из комнаты.

Татьяна накрылась одеялом с головой и десять минут лежала так, сжимаясь от душевной боли, а потом, переборов себя, начала собираться. Она быстро оделась, покидала вещи комком в рюкзак, умылась и вышла на улицу, где в беседке, стоя, Вадим пил черный кофе. Она хотела к нему подойти и крепко-крепко обнять сзади, но тут из туалета вышел Дэн и начал всем махать рукой. Вадим пошел ему навстречу, игнорируя Татьяну. Друг дружелюбно протянул ему руку, готовясь совершить ритуальное приветствие, но Вадим, замешкавшись, посмотрел внимательно на его руку и со словами “Обнимемся, брат” крепко прижал его к себе. Дэн рассмеялся, поняв, в чем дело, Вадим посмеялся следом. Татьяне было не до смеха.

Вадим еще с минуту рассказывал Дэну, как закрывать дом и куда все убирать, а потом пошел заводить машину, по-прежнему, не глядя на Татьяну. Дэн понимающе наблюдал за обоими. Когда они встретились с Татьяной глазами, она покраснела. Парень подтянул правый уголок губ наверх и поджал подбородок. Из этого получилась странная, выдавленная насильно, измученная усмешка, которая вкупе с печальным взглядом показалась Татьяне удручающей.

Вадим вывел машину за пределы двора и жестом пригласил девушку садиться. Она махнула Дэну рукой и побежала к автомобилю.

Самым тяжелым было вытерпеть это угрюмое молчание в течение двух часов непрерывной езды, что Татьяне теперь казалось невозможным. Она не находила себе места в тесном салоне. Вадим специально громко сделал музыку, что заглушало даже собственные мысли. Он смотрел только прямо перед собой на дорогу, а Татьяна, приложив лоб к окну, глядела на небо и быстро меняющиеся сосны. Руки она положила на колени, ноги свела вместе и склонила чуть вбок. Только в этой позе она смогла усидеть дольше пяти минут. До этого она целый час елозила на сиденье, перебирала ногами, не знала, куда деть руки, только голова всегда была повернута к двери. Вадим казался спокойным, но хмурым.

На горизонте стали появляться темно-серые и сине-фиолетовые тучи, грозовые, страшные, не предвещающие ничего хорошего. Хотя над ними небо продолжало сиять своей чистой голубизной, а солнце припекало сквозь стекло. Татьяне было душно. Ощущение, что она является курицей в рукаве для запекания, пекущейся в духовке, не покинуло ее, даже когда она открыла окно наполовину.

Примерно на середине пути машина заглохла. Они резко остановились, протарахтели еще несколько метров и встали чуть наискось прямо на дороге. Из-под капота пошли струйки пара. Вадим выругался жестким матом. Татьяна вжалась в сиденье и в панике думала: «Неужели опять? Ждать еще час? Даже больше! О, черт! Я опоздаю. Отец все узнает». Вадим попросил ее сесть за руль, а сам вышел, чтобы дотолкать машину до обочины. К его счастью, дорога была покатая и клонилась в нужную сторону.

– Опять охлаждение? – жалобно спросила Татьяна.

– В этот раз, по ходу, совсем...

Вадим достал сигареты и зажигалку. Татьяна сидела на водительском сиденье и ждала, когда он начнет что-нибудь предпринимать. Но он пять минут просто курил, глядя в уходящий вниз конец дороги. Других машин здесь не было. Дорога явно не пользовалась популярностью, о чем говорило ее полуразрушенное состояние. Если здесь и был когда-либо ремонт, то он был до рождения Татьяны.

Наблюдая за тем, как парень делает глубокие затяжки и выплескивает густые клубы серого дыма в атмосферу, Татьяна чувствовала, как нарастает в ней тревога. Она дрыгала ногой, положив одну на другую, а руки, одну в другой, сжимала в большой сцепленный кулак.

– Ну, и чего ты тянешь? – нервно спросила она, не дождавшись, пока он докурит вторую сигарету.

– А я никуда не спешу, – спокойно ответил парень, продолжая смотреть на дорогу.

– Ты это специально? Ты специально хочешь меня подставить?! – вскричала Татьяна, выйдя из машины. – Ты не понимаешь? Отец меня убьет! Если он узнает, что я провела с тобой эти выходные, а не с однокурсниками, он... он... – она уже начала задыхаться от волнения. – Он... Не знаю, что он со мной сделает.