Первые искры (СИ) - Криптонов Василий - Страница 46

Я пошел, всё ещё не веря, что опять избежал верной смерти. Шел и дрожал, в голове шумело. Хотелось упасть на колени и долго-долго блевать, пока изнутри не выплеснется всё, что скопилось там грязного, страшного и непонятного.

Постепенно я начал обращать внимание на происходящее вокруг. Мы шли через болото. Просто шли, не прыгали с кочки на кочку. Старик двигался медленно, ощупывая почву перед собой концом посоха, и непрерывно что-то бормотал.

— Вы из клана Земли? — спросил я.

— Нет, мальчик, — ответил он, как мне показалось, с усмешкой.

— А… А из какого тогда?

— Неужели мне нужно обязательно принадлежать к какому-нибудь клану, чтобы заслужить твоё уважение? Неужели мало того, что я вытащил тебя из трясины? Ну что ж… Понимаю, времена такие нынче. Пусть я буду из клана Людей. Устроит ли тебя такой ответ, о маг Огня?

— Меня зовут Мортегар, — буркнул я. — Спасибо, что вытащили. Без вас я бы уже умер.

— Да, — просто согласился старик. — Примерно в эту секунду. Правда, сознание потерял бы раньше.

Меня передернуло. Вот сразу после того как разминулся со смертью, зубоскалить на эту тему совсем не хотелось.

— Куда мы идем?

— Я — домой, а ты — за мной. Мне больше никуда не хочется, а тебе, наверное, некуда.

— А до деревни далеко? Меня там ждут… Ищут…

Я представил Натсэ и Талли, мечущихся по болотам. Эх, предупредить бы, что я в порядке… Хотя они и так должны понять. Пока Натсэ жива — значит, жив и я. Правда, она может умереть в одностороннем порядке, но… Я надеюсь, она этого не сделает.

— А где та деревня? — беспечно спросил старик.

— Я не знаю… Она неподалеку от города, который называется Сезан. Ну, там, где еще академия Земли.

— А. Академия. — Голова старика опустилась. — Знаю, знаю. К ней-то выведу. Только утром. Ночью опасно стало через лес ходить. Лягвы расшалились.

Это он, видимо, лягушек так назвал. Да уж, «расшалились» — не то слово.

— Они меня похитили. Я вообще ничего не понял. Сначала жаба съела того, кто похитил, а потом они мне поклонились. А потом пытались убить.

— Так бывает, когда в голове каша, а в каше играют стихии, — неспешно говорил старик. — Неужели не знаешь, как одного и того же человека можно любить и ненавидеть? Желать — и хотеть убить?

Я вспомнил Талли.

Я подумал о сестре.

Я остановился, потому что ноги отказались идти дальше. Они подкосились, и я упал на тропу.

— Господи, — прошептал я, не заметив даже, как это забытое слово ко мне вернулось. — Нет… Не может быть.

Но старик был прав. Мое сознание, прекратив финтить, ткнуло меня носом в факты. Мой лучший друг — девушка, убившая мою сестру. И я собираюсь принести в жертву девушку, в которую, кажется, вот-вот влюблюсь. Поселить в её тело душу сестры, чтобы ненавидеть и… Любить.

— Страшно, понимаю, — сказал старик, остановившись. — Но знаешь, что еще страшнее? Пока ты сидишь и дрожишь, болото засасывает тебя.

Я почувствовал, как подо мной стала влажной земля. С криком вскочил и подбежал к старику.

— Я не могу так больше! — вырвалось у меня. — Не могу!

— Как? — вскинул брови старик. — Непрестанно бежать, разрываясь от неподвластных разуму чувств? Можешь, Мортегар. Сил у тебя еще хватит обогнать этот мир, разрушить его и собрать вновь. Сделать правильным. Но этой ночью ты можешь отдохнуть. Так скажи мне, как твое имя?

В голове будто ветер прошелестел, и губы шепнули:

— Дима. Дмитрий.

— Вот видишь, — улыбнулся старик. — Побудь сегодня собой, Дима. Побудь ребенком, которому сломали жизнь.

***

Странная это была ночь. Я будто смотрел на себя со стороны, и от увиденного то разбирала злость, то хотелось плакать.

Старик привел меня в свой дом — избушку посреди леса. Затопил печь, нагрел воды. Он действовал как-то неспешно, даже нарочито медленно, но всё в итоге делалось незаметно, словно само собой. Я помылся, выстирал одежду и повесил ее сушиться на ветках деревьев. Старик — он так и не назвал мне своего имени — выдал мне взамен поношенные штаны и рубаху. Когда я вернулся в избу, он сидел за столом и медленно чистил картошку, спуская с нее тоненькую кожуру. Я, не дожидаясь приглашения, сел напротив, взял почерневший от старости нож и принялся помогать.

— Кто вы? — спросил я.

— А кто ты? — ответил старик. — Маг Огня, которого следует уничтожить, потому что клан Огня под запретом? Маг Огня, которого стоит пожалеть, потому что его клан вероломно уничтожен? Жалкий неумеха из мира, который может себе позволить жалких неумех? Отважный герой, который не бросит в беде даже чужого ему человека? Брат своей сестры? Друг её убийцы? Кто ты, Дима? Расскажи мне, если тебе хватит ночи. И, быть может, мы придумаем, как всё это назвать одним словом. Только вряд ли это слово будет «Дима».

Ножик задрожал у меня в руке, и я отложил его от греха подальше.

— Я ничтожество. Талли была права. Я как кусок пластилина — из меня любой может вылепить, что ему заблагорассудится.

— Не знаю, что такое «пластилин», — отозвался старик. — Но пускай будет глина. Из неё тоже можно вылепить всё, что угодно. Но рано или поздно её обжигают, и форма больше не меняется.

— Но обожжет — опять кто-то, а не я! — возразил я.

— Конечно, — хитро улыбнулся старик. — Если ты сам в огонь не прыгнешь.

И я вспомнил, как бросился в охваченную пламенем квартиру. Что меня туда потянуло? Разум? Воля? Или сила Огня? А есть ли разница, если всё это теперь — я?

— Ты ведь знал, что вселенная сама всё устроит, если только подождать, — медленно говорил старик. — Так и есть. Твоя глупость — мудрость. Большинству из нас приходится просто ждать большую часть жизни, пока не представится шанс шагнуть в огонь и обрести форму. Лишь немногие сами зажигают костры. А теперь, когда Огонь заточён, их и вовсе почти не осталось.

— Так что же, смерть моей сестры — это хорошо? — У меня начал дрожать голос, и на глаза навернулись слёзы.

— Нет никаких сестёр. — Сухая морщинистая ладонь старика опустилась на мои сжатые кулаки. — Есть только ты. Весь мир — ты. Он существует таким, как ты его видишь, лишь до тех пор, пока ты его таким видишь. В твоем мире была сестра, а потом ее не стало. Ты начал видеть другой мир. И чем старательнее ты в него вглядываешься, тем больше он будет тебя пугать.

— Так что же, совсем не вглядываться?

— Наверное, так будет лучше. Позволь стихии нести тебя. Просто знай, что когда будет нужно, ты сможешь обратиться в скалу. Или в факел.

— А иначе…

Я замолчал, вспомнив, как твердая земля подо мной превратилась в топь.

— Сестра была моей слабостью, — прошептал я. — Моим детством. Мелаирим и Талли убили моё прошлое.

— И подарили будущее, — добавил старик, возвращаясь к картошке. — Это их, разумеется, не извиняет. Вообще, ни один поступок не загладит другого. Все поступки совершаются, когда приходит время. Сходи к ручью, набери котелок воды.

Я отправился за водой, а в голове у меня расползались мысли, каждая старательно устраивалась в своей ячейке.

Настя — моё прошлое. И моё желание её вернуть — желание вернуться назад, в прежнюю жизнь. Но я не хочу возвращаться. Когда я верну сестру, она должна превратиться в будущее.

Когда я вернулся и неумело пристроил котелок в печке, старик сказал, будто продолжал разговор, который я вел с ним безмолвно:

— Утром ты уйдёшь отсюда и забудешь почти всё. Моё лицо ускользнет из твоей памяти. Но что-то останется. Какое-то верное чувство. Когда будет нужно, ты вспомнишь, что я принял тебя в клан Людей. С этой ночи ты — человек.

Он свалил в котелок крупно порезанную картошку, посолил, добавил приправ и помешал деревянной ложкой.

— Я не понимаю, — сказал я, глядя на него. — Вы ведь маг? Но разве может быть маг не из одного из четырех кланов? Разве у вас нет… Печати?

Старик поморщился и поманил меня на улицу. Мы вышли в тёплую темноту, наполненную лесными запахами.

— Печати позволяют магам хватать стихию за горло и заставлять делать то, что им нужно. Печати довели мир до того, что одна из стихий оказалась в плену. И, судя по тому, что творится, это ещё не конец. Кто будет следующим? Клан Воды? Посмотри, как разбушевалась вода! Не за горами новая Великая Битва, и мир превратится в пустыню, населенную магами, которые великим искусством добывают ручейки из пересохшей почвы.