Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 25

— У каждого поколения свои кумиры, – возразил Городецкий. – Лишь Шекспир да Мольер чудесным образом остаются популярными драматургами.

— Я мог бы добавить еще несколько имен, – возразил маститый театрал, – но в целом Вы, пожалуй, правы.

— Это еще одна удивительная способность Максима, – встряла Элизабет, – быть убедительным в спорах. Представляете, Пауль, он недавно давал советы моему твердолобому Карлу в вопросах политики и тот с ним соглашался!

— Тогда я решусь дать совет и Вам, герр Шлентер, – встрял уже Максим. – Давайте оставим моим героям английскую прописку. В конце концов, персонажей Ибсена и Стриндберга немецкие зрители воспринимают в конце спектаклей за своих. Может быть также повезет и Чарльзу Смитсону с Сарой Вудраф? Заодно мы понизим милитаристский градус в австро-венгерском обществе….

— Уговорили, – кротко согласился директор. – Мне тоже очень не нравятся ура-патриоты: и те, кто поет "Марсельезу" перед каждым спектаклем в "Комеди Франсез" и наши певцы трехкратно перелицованного имперского гимна.

— Поскольку вы договорились, мы можем приступить к обеду, – провозгласила княгиня. – В конце концов, я зазвала вас сюда именно под этим предлогом.

Что сказать про обед в особняке Кински? Он был выше всяких похвал и прошел под аккомпанемент легких светских и театральных сплетен в исполнении хозяйки и господина директора. Городецкий изредка вставлял свои пять копеек вроде истории о Матильде Кшесинской и ее любовнике цесаревиче Николае, передавшем даму сердца после женитьбы своим кузенам, а также о некоторых смешных случаях на представлениях в русских театрах. Типа: во время гастролей столичного театра с пьесой "Гроза", где героиня в финале прыгает с обрыва в реку, в здании местного театра не нашлось матов, на которые должна упасть актриса. Кто-то на замену принес батут. Какой же ропот и смех пронеслись по залу, когда тело утопленницы взлетело обратно над обрывом!

Когда и десерт подошел к концу, Макса вдруг осенило, и он сказал Шлентеру:

— Писать что-то оригинальное я еще не начал, но могу осовременить знаменитую антивоенную пьесу Аристофана под названием "Лисистрата". Вы ее читали?

— Только слышал, что есть такая, – поморщился директор. – В ней вроде бы женщины взбунтовались против мужчин?

— Да, против их обыкновения проводить большую часть жизни в военных походах, уводя с собой и молодых потенциальных любовников своих жен. Эллинок вынужденное целомудрие стало сильно раздражать, и они через свою предводительницу Лисистрату выдвинули требование: нам все или вам ничего! Долой войну, да здравствует любовь! Иначе полный целибат всем мужчинам без исключения! А для того, чтобы их не взяли силой, они прокрались в Парфенон и там заперлись. Напрасно окружившие святилище мужья демонстрировали женам силу своих чувств – они лишь насмешничали, не забывая выставить соблазнительно то плечико, то ножку, то грудь…. В итоге Лисистрата принудила афинский ареопаг заключить вечный мир со своими постоянными соперниками – спартанцами. Пьеса заканчивается общим пиром и любовной вакханалией.

— Замечательно! – захлопала в ладошки Элизабет. – Любовь сильнее войны. Кто будет против?

— Цензура, – остудил мечтателей директор. – Афинские демократы могли разрешить постановку фривольных пьес, но в нашей благонравной империи это невозможно. Ищите другие темы и жанры, герр Городецкий. А Вашу "Случайную любовницу" мы начнем репетировать уже со следующей недели.

— Меня в Вене в ближайшее время не будет, – спохватился Максим. – Могу я попросить Вас взять шефство над моей пьесой? Иначе режиссер может видоизменить ее до неузнаваемости!

— Обязуюсь, – коротко кивнул Пауль Шлентер. – На генеральную репетицию и премьеру мы Вас, конечно, пригласим.

(Читатели со стажем, конечно, поняли, что речь идет об инсценировке знаменитого романа Джона Фаулза "Любовница французского лейтенанта". Эта пьеса, изготовленная мной, довольно подробно воссоздана на страницах романа "Битва при Тюренчене")

Проводив пожилого гостя к дверям, Элизабет обернулась к Максиму, вольготно потянулась и сказала:

— Милый, ты был, как всегда, на высоте. А теперь помоги мне снять это пончо. Я под ним почти расплавилась….

В Млада Болеславе Сашу Коловрата качали уже не одного, а в компании с Максом.

— Это чудо совершил Ваш турбокомпрессор! – торжественно провозгласил Лаурин.

— Его сделали Вы и ваши работники, – отрекся Максим. – Я высказал лишь голую идею.

— Плодотворная идея обеспечивает 80 % успеха! Я и Клемент выдадим Вам достойную премию – за счет новых заказов на наши машины.

— Вот тут я спорить не буду, – заулыбался Макс. – Пора обзаводиться собственным домом.

— К дому положена хозяйка, – вмешался Клемент. – Вы же, по-моему, завзятый холостяк. Так что не глупите, оставайтесь у меня. А денежки найдут себе статью расходов. Например, на собственный автомобиль.

— На модель FF у меня не хватит, а в простенькой вуатюретке мои светские знакомые меня испрезирают.

— Мы выдадим Вам кредит на несколько лет, – пообещал Клемент. – Только пообещайте подкидывать нам новые идеи.

— Это всегда пожалуйста, – заверил Макс и начал перечислять уже высказывавшиеся ранее предложения, которые Лаурин и прочие инженеры стали выслушивать со всем вниманием….

Вот так и случилось, что во Францию, на октябрьские гонки в Гайоне близ Парижа, Городецкий поехал на своем автомобиле Лаурин унд Клемент, сделанном по спецзаказу: с более низкой крышей, боковыми и передним триплекс-стеклами, металлическими дисками, электрической системой зажигания и освещения, гидравлическими амортизаторами и т. д. Салон был снабжен шикарными кожаными сиденьями, на которых можно было и поспать при желании. Княжна Ауэршперг, увидевшая это авто в Праге, взвизгнула от восхищения и объявила, что поедет именно в нем. Но заметив, как увяло радостное выражение на лице Саши, тут же передумала и села на сиденье рядом с ним. Максу же пришлось довольствоваться обществом все того же Адольфа и его второй сестры, Иоганны (17 лет), пожелавшей побыть в обществе Кловората и Городецкого после восторженных рассказов Агаты. У Иоганны, естественно, была гувернантка ("старая дева" 30 лет, баронесса из боковой и бедной ветви Ауэршпергов), которую командировали с подопечной. На опытный взгляд Городецкого эта дева была из тех тихушниц, в которых черти водятся. Адольф по обыкновению на нее запал и вместо того, чтобы сесть рядом с водителем, попытался втиснуться третьим на заднее сиденье. Однако Катрин проявила нордический характер и спровадила его на свободное место.

Проехать до Парижа по шоссейным (суглинисто-щебнистым) дорогам им предстояло 1200 км – нелегкое испытание, честно говоря. Сам Городецкий предпочел бы ехать туда в спальном вагоне, но чего не сделаешь за компанию…. Триумвират (Саша, Макс и Агата) решил разбить этот путь на три отрезка: Прага-Пльзень-Нюрнберг-Вюрцбург (ночевка в отеле), затем Вюрцбург-Мангейм-Саарбрюккен-Люксембург (ночевка и культурный отдых) и Люксембург-Реймс-Париж. И вот автомобили выкатили из ворот пражского дворца Ауэршпергов (Коловрат, конечно, впереди) и двинулась по тому же Уезду в сторону Пльзеня. Уже через час Максим убедился в преимуществе своего лимузина перед Сашиной вуатюреткой: неровности шоссе ее часто потряхивали, в то время как улучшенные рессоры и гидравлические амортизаторы лимузина их практически игнорировали. Не мешала и пыль, клубящаяся из-под колес вуатюретки – резиновая окантовка стекол обеспечивала герметизацию надежно. А когда на одном из перевалов над шоссе повисла дождевая тучка, исправно заработали дворники и очистили лобовое стекло от брызг и грязи.

Через три часа путешественники прибыли в Пльзень. Чумазая Агата, увидев чистеньких пассажиров Городецкого, вновь взвыла, но поглядев на невозмутимого Коловрата, опять утихла. Впрочем, именно она потребовала остановиться на второй фрюштюк – ибо время обеда еще не наступило. Все с ней с удовольствием согласились (в том числе предводитель Саша) и оккупировали большой стол в виртсхаузе на Ратушной площади. Количество заказанных и подчистую съеденных лакомств (сосисок с капустой, фаршированных яиц, карасей в сметане, различных десертов и чашек кофе) вряд ли уступило бы основательному обеду. Но молодежь глазом не моргнула и в приятной сытости продолжила путь.