Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 49

— Да. Цицерон некогда утверждал: "Иникиссиман пасем юстиссимо белло антеферо", что означает "Самый несправедливый мир лучше хорошей войны". В условиях мира люди будут Вас слушать и воспринимать; в условиях революции к Вашим идеям останутся глухи. Результаты пропаганды могут реально проявиться лет через пять. К тому времени пожилой султан может умереть или отойти от дел. А с его преемником можно начать разговаривать уже сейчас. Это на самом деле идеальные условия для Вас.

— Мы с братом объявлены султаном персонами "нон грата" и вернуться никак не можем.

— А вот это не так. Я приехал не один, а в компании с посланцем Абдул Хамида, его консультантом по экономике Сирья-беем, братом великого визиря.

— Я его помню, – сказал Сабахаддин сумрачно. – невзрачная личность.

— Я с Вами в его оценке согласен. Но его функция будет простой: передать Вам приглашение на жительство и дождаться четкого ответа. Дискутировать с Вами он наверно не будет.

— Приглашение подписано султаном? Опять Вы постарались?

— Я имел недавно встречу с Абдул Хамидом. Он показался мне человеком умным, а главное обеспокоенным ширящейся волной недовольства в стране. И когда я предложил Вас в качестве альтернативного оппозиционера, он почти сразу согласился. Успеем ли мы все совместно сбить волну народного недовольства? Если да, то все нынешние усилия будут не напрасны.

— Я все-таки должен подумать.

— Хорошо. Думайте до половины седьмого, – сказал со смешком Макс, – так как к семи я намеревался попасть на ужин в ресторан при гостинице "Англетер".

— Может быть Вас устроит ужин в семейном кругу? Или Вы, верный своим привычкам, намереваетесь сегодня соблазнить приглянувшуюся постоялицу отеля?

— Таковой пока на горизонте нет, так что я с удовольствием поужинаю с Вами. Заодно еще поболтаем о том, о сем….

Неделю спустя Макс снова оказался в Стамбуле, причем ехал в одиночестве: Сирья – бей пожелал еще чуток понежиться в роскошествах Парижа, а принц и его жена должны были организовать свой переезд. Соответственно к султану посланец пока не пошел, а решил отметить встречу с лучащимся торжеством Альбером в гостиничном ресторане. Журналиста прямо-таки распирало от желания поделиться подробностями своей победы над лионским негоциантом, но Макс его остановил, сказав:

— Куда Вы спешите, де ла Мот? Этот рассказ требует соответствующего антуража: стола, уставленного закусками, графинчика с коньяком десятилетней выдержки, приятной музыки вдали и миловидных женских лиц поблизости. Вы будете откровенничать, а я поглядывать на горделиво отстраненных дам и улыбаться, вспоминая известный русский афоризм. Как он будет по-французски-то? А, вот: – Quelle dame que ce soit, de toute facon la baiser.

— Все равно ее…? – переспросил Альбер и захохотал.

В ресторан они пришли загодя, до начала музыкальной программы, и Альбер смог вполголоса, в начертанном Максом стиле рассказать об осаде Аделин и ее бравурной сдаче в плен. Сдаче, как оказалось, весьма своевременной, так как три дня назад лионец отбыл на историческую родину вместе с втайне обесчещенной субреткой.

— Но я бываю по заданиям редакции в Лионе, – сообщил, посмеиваясь, журналист, – адрес же дома Аделин мне дала.

— Про всемирный закон подлости Вы, вероятно, слышали? – лениво поинтересовался Макс.

— Нет, вроде бы….

— Он звучит так: если какая-то пакость может случиться, она обязательно случится. Вы поняли на что я намекаю?

— Что в самый неподходящий момент в квартиру вернется муж? В таком случае мы будем встречаться в гостинице.

— Откуда не в меру заботливый портье позвонит этому мужу, и он явится тоже.

— Вы вконец меня запугали. Каков же выход?

— Я обычно ищу новое приключение, разовое. В его ходе фатум действует почему-то на стороне воспаленной парочки.

В это время в ресторан вошла новая кампания из пяти человек: двух мужчин лет сорока пяти-пятидесяти, двух женщин моложе сорока и девушки под двадцать. Одеты они были изысканно, а на шеях женщин и в ушах сверкали бриллианты. Сели они неподалеку, но за спиной Макса, так что видеть их мог только Альбер.

— Какие красавицы! – восхитился тот. – Особенно мадмуазель!

— Вот Вам и новое приключение, – улыбнулся Макс. – Обязательно приглашайте дам потанцевать – когда они покончат с ужином.

— А Вы намерены опять сидеть в стороне? Я не поверю, чтобы такой хват не умел танцевать….

— Я танцую, но под настроение. Сегодня, правда, коньяк такое настроение создал. Все будет зависеть от музыки….

Вдруг до Городецкого донесся отголосок речи соседей, и все его существо встрепенулось: они говорили явно по-русски! "Мама дорогая! Как же приятно слышать родную речь! Но как сюда занесло русских аристократов? Здесь ведь не Баден-Баден…"

— На каком языке они разговаривают? – озадачился и Альбер. – Пожалуй, похоже на русский. Мсье Городецкий, Вы в качестве поляка должны их разбирать….

— Это действительно русские, но я их слов не понимаю: далековато сижу и к тому же спиной. У Вас нет соображений, кто это может быть?

— Возможно, сотрудники русского посольства, из новых. Пришли вживаться в турецкие реалии.

— В европейской гостинице, где нет ни одного турка кроме обслуги?

Тем временем музыканты все-таки появились и минут через пять заиграли вползвука плавный вальс. Несколько засидевшихся, видимо, пар охотно вышли на танцплощадку и стали стандартно кружиться. Приятели предпочли выпить по рюмочке и закусить коньяк маслинами.

— Русские даже головами не завертели, – сообщил де ла Мот.

Но вот вальс закончился и один из музыкантов взял в руки аккордеон.

— Ага, – сказал удовлетворенно Макс, – Сейчас примутся играть танго.

И танго зазвучало, да так сладко, что сердце в груди ворохнулось. Пары в значительно большем количестве пошли в круг. Альбер заерзал на стуле.

— Рано, – сказал Макс. – Надо понять, предпочтут ли дамы в качестве кавалеров своих мужей.

— Но девушка свободна…. А! Уже нет, пошла с каким-то бошем!

— Еще не вечер, мсье де ла Мот, еще не вечер.

— Да ну Вас к дьябле, Городецкий, с Вашими поучениями!

И Альбер решительно пошел к ближайшей русской женщине. К удивлению обернувшегося назад Максима она легко поднялась из-за стола, сказала что-то его приятелю по-французски и вовлеклась в объятья незнакомца. Видя, что мужчины не собираются прекращать разговор меж собой, Макс резво подошел ко второй даме и сказал по-русски:

— Предлагаю станцевать танго. Я умею это делать.

Дама удивилась, но готовно поднялась на ноги и уже на пути к танцплощадке сказала:

— Вы не из наших, я бы знала. Кто Вы?

— Все вопросы после танго. Оно не терпит слов.

И взял статную даму за талию особым способом (чуть пережав ее нервные пути на переходе к попетте) и легко повел спиной вперед, потом на себя и опять назад. Вскоре он вошел в легкий контакт с ее небольшой грудью, но центрированно, сосок к соску – и более уже этот контакт не разрывал. И в награду ощутил, что ее соски напряжены, эрегированы, а ее бедра льнут к его уже возбужденным чреслам при каждом повороте, каждом наступлении. При этом он ее практически не прижимал, только двигался рядом очень синхронно. Чувственные волны охватывали их тела раз за разом, поднимаясь к подобию девятого вала. Но тут музыка закончилась, и они опустили свои руки – не глядя в глаза друг другу.

На обратном пути Макс все-таки опамятовался и в быстром темпе сказал:

— Меня зовут Максим Городецкий и я гражданин Австро-Венгрии. Обо мне можно спросить Иоганна Паллавичини.

— А я – Маргарита Вольская, жена торгового атташе, – шепнула дама. – Больше пока меня не приглашайте. И никого, если можно. Мне будет не по себе.

Оказавшись поутру в своем лимузине, Максим заулыбался: все-таки приятно ощутить свободу передвижения. Предварительно он созвонился с Фатьма-ханум и с минуту слушал ее восторженные трели. Сейчас он ехал, разумеется, на ту самую поляну – с заездом в Йылдыз, за принцессой. Однако из ворот дворца вышла вовсе не Фатьма, а незнакомый подтянутый офицер, который коротко предложил следовать за ним. "Сейчас последует разнос от визиря или даже султана, – кисло предположил Городецкий. – Как же: прибыл в столицу, а о результатах миссии не доложил. А то, что это обязанность Сирья-бея, всем наплевать".