Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 50

Принял его (о, великая честь!) сам султан. На поклон Максима Абдул Хамид ответил хмурым взглядом и сказал:

— Слушаю Вас, эффенди.

— Принц в ближайшие дни прибудет в Стамбул и припадет к Вашим ногам, – сказал, чуть приврав, Макс. – Он согласен, что революцию надо предотвратить и приложит все силы для этого.

— Вы действительно деловой человек, – сказал султан, кривя губы. – Напомните мне, что должно еще сделать для обуздания младотурок.

Максим немного подумал, соображая, и вдруг сказал:

— Наибольшую опасность представляют распропагандированные младшие офицеры, служащие в Македонии. Их аккуратно следует переводить в другие места службы: кого то в Йемен, на передовую, других сюда, в Стамбул, с небольшим повышением и пригреть их, приручить, расслабить. Пусть почувствуют прелесть жизни под Вашим покровительством. На их места в Македонии лучше прислать анатолийцев: они простодушнее и не так образованы.

— Вы, несомненно, австро-венгерский шпион, – внезапно сказал Абдул Хамид. – Кто Ваш начальник: министр иностранных дел фон Эренталь или глава военной разведки Хордличка?

По телу Городецкого пробежала волна озноба, но, давя панику, он сказал (даже чуть с улыбкой):

— Эти господа мне незнакомы. Но перед поездкой сюда я имел беседу с эрцгерцогом Францем Фердинандом, и мы согласились, что мир лучше войны. В итоге он пообещал свернуть союз с Германией, а я пообещал уговорить Вас остаться тем гибким политиком, каким Вы были на протяжении 30 лет. Умевшим ладить со всеми государствами Европы и извлекать из всех экономическую пользу для своей империи. Вы слышали отзыв о себе, сказанный Бисмарком?

— Слышал, – ухмыльнулся султан. – Польстил мне старый манипулятор, конечно. Но сейчас мне важны Ваши слова об эрцгерцоге: Австро-Венгрия в самом деле решила выйти из-под покровительства Германии?

— Это покровительство станет для нее самоубийственным: при поражении в войне страна распадется на части. Германия страстно хочет войны, готовится к ней, но ей нужны союзники. Италия союзник никуда негодный и потому пруссаки повернули головы к грандиозной Османской империи. Но и для вас поражение во всеобщей европейской войне обернется неминуемым распадом.

— Мне не нравится категоричность Ваших суждений, молодой человек, – нахмурил брови султан. – Но дело в том, что они совпадают с моими суждениями: я не хочу быть врагом ни Германии, ни Франции, ни Австро-Венгрии. Мне достаточно было бы одной России. Правда, в наши дела постоянно вмешивается Британия. Вот уж истинный наш враг! Взяла под покровительство сепаратистов Египта и этих жалких греков, зарится на Аравию с тем же Йеменом…

— Ее кораблям нужен до зарезу короткий путь в Индию через Красное море, – сказал об очевидном Городецкий. – Его у нее можно отнять только через войну. Лучше сотрудничать – хотя доходы от использования проливов смачные.

А сам подумал: "Подсказать ему о поисках нефти в Кувейте или Бахрейне? Пожалуй, не стоит: вдруг империя вцепится в эти богатства и сохранится на веки вечные? Хотя обломать саудовских шейхов было бы приятно…"

— Ну, ладно, – сказал султан. – Верю, что Вы, Максим-эффенди, желаете добра всем странам Европы и моей империи тоже. Удивительно, что мы, властители народов, слушаем Вас и следуем Вашим советам. Но многие пророки прежних времен были не старше Вас. Скажите еще: Вы специально подольстились к моей внучке?

— Вот это нет! – истово сказал Макс. – Здесь за нас все решил случай. Но знаете ли Вы, Ваше Величество, как современные ученые трактуют случай?

— Нет, – сказал султан, уже открыто улыбаясь.

— Случайность – это непознанная необходимость.

— Умно, – признал Абдул Хамид. – У этих ученых имена есть?

— Фридрих Энгельс это сказал, – чуть виновато ответил Макс.

— Один из основателей коммунистического учения, – продолжил начитанный султан. – Многое в котором соответствует нашей религии – кроме отрицания самой религии. Но в эту химеру уже верит много людей – слава Аллаху, не у нас. Можете быть свободны, молодой человек, Фатьма-ханум Вас заждалась. Но вот еще что: я верю в Ваше благоразумие в отношении нее и буду страшно разочарован, узнав о чем-то неподобающем.

— Буду бить принцессу по рукам, – пообещал Макс, после чего поклонился и попятился.

Фатьма энергично ходила взад-вперед перед выходом из дворца.

— Если бы у Вас, Фатьма-ханум, был хвост, – сказал Макс, улыбаясь, – Вы исхлестали бы им себе все бока!

— Я знаю своего деда, – сказала мрачновато девушка. – он мягко стелет, но может мигом заключить под стражу. Слава Аллаху, этого не случилось!

— У нас с ним общие интересы, – заверил Макс. – Кто режет курицу, несущие золотые яйца?

— Золотое яйцо – это мой двоюродный дядя принц Сабахаддин? Он скоро вернется в Стамбул?

— Вы удивительно осведомлены о секретных государственных делах, Фатьма-ханум. Но о них пора забыть: нас ждет воздушное пространство! Виват?

— Виват! – воскликнула гурия и запрыгнула на переднее сиденье его лимузина. – Сегодня мой Панар не берем, достаточно и Вашего авто. Вместо Селима будет Фарид, мой паж с детства.

Макс кинул внимательный взгляд на Фарида и одобрил его: щупловатый и умильный как девочка. Револьвер в кобуре имеет, но удавкой вряд ли владеет. Хотя кто их турок знает….

В воздух с Фатьмой взлетели вместе и сначала просто парили над лесистыми горами Румелии. Девушка уже перестала бояться высоты, чувствовала себя вольготно и в конце концов улеглась спиной у Макса на груди, а потом обхватила его шею руками.

— Эй, подружка, – сказал свирепо Макс. – Я обещал твоему деду исщипать тебе руки, если они окажутся в неподобающих местах моего тела!

— Это шея – неподобающее место? – засмеялась проказница. – Ты совсем меня за глупенькую девочку считаешь? Я выросла в гареме, к твоему сведенью, и обучена искусству соблазнения и ублажения мужчин!

— Параплан вовсе не софа, Фатьма-ханум. Возьмите себя в руки!

— Он лучше софы! Твои руки здесь заняты, а мои свободны, и ты даже исщипать их не сможешь….

— Свободны? Это мысль! Берите правой рукой вот эти стропы и тяните на себя – будем полегоньку спускаться. И не халтурить мне, иначе полетим вниз камнем!

Ну а спустившись, Макс пристегнул Фатьму к параплану одну и, соединившись с ней канатиком, заставил отрабатывать управление на высоте до 10 м. При этом самому пришлось немало побегать за неловкой воздухоплавательницей. В конце дня они вновь взлетели вместе, но теперь стропы были в руках принцессы, которая совершенно забыла свои утренние эротические закидоны, охваченная одной заботой: не упасть!

Вечером портье сказал Городецкому о звонке Паллавичини. Макс тотчас телефонировал послу и услышал приглашение на ужин, "на который к нам напросились господин Вольский с женой. Вы ведь их знаете? Они уже здесь". Макс подтвердил, что знает и что сейчас же придет. Быстро ополоснулся, одел белейшую сорочку и смокинг, нацепил бабочку и поехал в "свое" посольство.

Вольская встретила его сияющим взглядом. Он по-новому в нее вгляделся, и самец в нем ворохнулся и ожил. Беседуя на автомате с Иоганном, Джорджиной и солидным Владимиром (на французском языке), он вскидывал на миг глаза на вожделенную даму и всегда встречал ее ответный испытующий и все более ободрительный взгляд. Тем временем сели за стол, аппетит, нагулянный за день, дал себя знать и Макс с удовольствием принялся насыщаться, не забывая восторгаться кулинарными изысками Джорджины. За десертом разговор повернул на него.

— До нас дошли сведения, что Вы вовсе не поляк, мсье Городецкий, – вкрадчивым баритоном сказал Владимир Николаевич Вольский. – В вас есть значительная толика русской крови, причем крови голубой, аристократической…

— Я этого не отрицаю, мсье Вольский, хотя никогда не афишировал, – спокойно признал Максим. – Моя мать, француженка, была в связи с князем Голицыным и родила меня от него. Вот только Голицыных на Руси оказывается пруд пруди и кто из них был моим отцом я понятия не имею.