Повесть о ледовом комиссаре - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 45

— Лететь не рекомендую, — отвечал обычно синоптик на вопрос о погоде.

Только на одиннадцатый день Дзердзеевский сообщил радостную весть — вылет возможен.

…Под самолетами простирался густой сосновый лес, потом его сменила лесотундра, а дальше пошла голая бескрайняя тундра, покрытая белым саваном, редко где увидишь черные пятна или обрывистые берега какой-нибудь речушки, непокрытые снегом, или стада оленей, которые пасутся здесь круглый год.

В Нарьян-Маре благополучно сели на реку. Мороз 8 градусов. Самолеты мягко покатились по ровному твердому снегу.

— Поздравляю вас, товарищи, — сказал Шмидт летчикам, — наконец-то мы вырвались из объятий весны.

— Да, — ответили в один голос командиры машин, — теперь нам можно не беспокоиться о взлете.

За товарищеским ужином, устроенным местными властями, все много шутили и даже пели песни. Все были уверены, что весна осталась по ту сторону полярного круга.

Зато утром!.. В столице Заполярья в первых числах апреля оттепель — редкостное явление. Однако она появилась и здесь. Шел дождь. На третий день снег стал рыхлым. Самолеты огромной тяжестью в 23 тонны давили на лед. Под каждой машиной появились лужи. Пришлось перетаскивать их на другое место.

Сорок два участника экспедиции ходили мрачные. Один только Шмидт не унывал.

— Тише едешь, дальше будешь, — шутил он, — как видно эта старая поговорка, имеет в виду самый современный вид транспорта — самолеты…

От природного аэродрома на Печоре, на которой опустились оранжевые воздушные корабли, до Нарьян-Мара — большого по северным масштабам города — 2,5 километра ездили на легких санях, запряженных резвыми оленями.

Полное смешение эпох и понятий о скорости передвижения — быстроногие олени и «тихолетающие» самолеты.

Каюры, которые доставляли каждый день участников экспедиции из Нарьян-Мара на аэродром, смеялись над ними:

— Лучше наших олешек возьмите. Скорее довезут до полюса, и при всякой погоде!

…Путь от Москвы до Нарьян-Мара показал прекрасное качество машин и самоотверженную работу всех участников экспедиции. Отто Юльевич был доволен и стартом, и полетами, и посадками. Он, как всегда, был сдержан в своих высказываниях, но по всему было заметно, что он твердо верит в успех.

Однако от внимательного взгляда начальника экспедиции не ускользнули отдельные мелкие недочеты, которые могли бы отрицательно отразиться на дальнейшем ходе экспедиции.

О. Ю. Шмидт во всей своей деятельности неизменно придерживался партийных методов руководства. Он был не просто начальник, а начальник-коммунист. И перед ответственным полетом на остров Рудольфа, по его настоянию, было созвано партийное собрание экспедиции.

— …Мы не знаем, какие сюрпризы готовит нам природа, — говорил Шмидт на этом собрании. — Природа могущественна и может преподнести всякие неожиданности. Нужно быть готовым ко всему. Особенно важно сохранить спокойствие, уверенность, твердость духа.

— Колебания в настроениях возможны даже в нашем, несомненно, мужественном коллективе. При неожиданном осложнении у одних может появиться лишь досада на препятствия, у других — растерянность, у третьих — потеря веры в успех. Этого не случится, если коммунисты будут впереди, если коммунисты сами не дрогнут. …Трудность заключается в том, что один из кораблей может отстать, совершить вынужденную посадку, или, наконец, экспедиция просто разобьется на самостоятельные группы. И вот тогда-то роль коммунистов возрастет во много раз.

На каждом корабле экспедиции есть несколько коммунистов. Они должны быть готовы к тому, что могут оказаться на известный, возможно и длительный, период времени самостоятельной партийной организацией. Поэтому было бы целесообразно избрать на каждом корабле парторга, который будет партийным руководителем корабля. Он обязан досконально знать своих людей, следить за их настроением, поднимать их дух, вовремя предупреждать психологические срывы. Это можно сделать по-разному. Иногда выручает шутка, иной раз — беседа, инициативный поступок… Мы делаем наше дело не для личной славы. Поведение каждого из нас — не его личное дело. Мы должны дать такой образец поведения, которым Родина, пославшая нас, будет гордиться…

После речи Шмидта были выбраны парторги. Участники собрания разошлись, почувствовав еще острее, после слов своего руководителя, ту ответственность, которую взяли на себя.

…Летной погоды все не было и не было.

Тянулись дни томительного ожидания. Их скрашивали гостеприимные жители Нарьян-Мара. Ежедневно участники экспедиции получали приглашение в клуб на спектакль, на просмотр картины. Ненцы устраивали вечера самодеятельности, пели песни, показывали свои танцы.

И все же каждый лишний день пребывания в Нарьян-Маре казался вечностью. Дзердзеевскому боялись задавать вопросы о погоде, такой безнадежностью веяло от его прогнозов. Но синоптик все-таки «сжалился» и 12 апреля разрешил вылет.

На мягком подтаявшем снегу, к которому прилипали лыжи, максимальная скорость при взлете была не больше 60–65 километров в час. Этого оказалось недостаточно для того, чтобы тяжело нагруженные машины смогли оторваться от земли. Шесть раз флагманский самолет пробегал посадочную площадку, но так и не мог подняться в воздух.

Решили облегчить машины и сделать еще одну, непредусмотренную планом, остановку. Был объявлен приказ начальника экспедиции:

«Слить по четырнадцать бочек бензина. Оставить в баках по 4700 литров и лететь на Маточкин Шар».

Шмидт напомнил механикам:

— Только, пожалуйста, сливать бензин по-честному. А то ведь известно, что у каждого из вас есть неучтенный запас горючего «на всякий случай».

В полчаса все было закончено. Каждый из кораблей стал легче на несколько тонн.

Самолеты поднялись в воздух, взяв курс на Новую Землю.

Маточкин Шар — место редкой красоты. Все, кто прилетели сюда впервые, несмотря на усталость, любовались суровым, но живописным ландшафтом и вслух выражали свой восторг.

— Вот теперь и вы начинаете понимать, за что любят Арктику! — говорил, улыбаясь, Отто Юльевич.

У Маточкина Шара есть свои особые качества. Он отличается «стоками» (местными ветрами). Бывает, что кругом небольшой ветер, а в проливе свирепствует шторм. Самые худшие предположения участников экспедиции здесь сбылись. На другой день после их прилета поднялась пурга, продолжавшаяся трое суток.

Приказом начальника экспедиции на время пурги было введено «осадное положение». У самолетов установили усиленное дежурство. Люди менялись каждые два часа, продвигаясь чуть ли не ползком, держась за протянутый для безопасности трос. Всем, кроме дежурных, было запрещено покидать помещение станции.

Шмидт в очередь со всеми ходил дежурить у самолетов, которые сплошь занесло снегом. Над ними выросли огромные сугробы. Два дня напряженного труда понадобилось потом, чтобы откопать воздушные корабли.

Наконец, погода на Маточкином Шаре установилась; на небе — ни облака. Тихо и солнечно. Но, как на зло, остров Рудольфа закрыт туманом. Когда же на Земле Франца-Иосифа погода улучшилась, на Новой Земле поднялся восьмибальный ветер.

^{О. Ю. Шмидт угощает любимца зимовщиков острова Рудольфа.}

В Арктике нужно дорожить каждой минутой летной погоды. И хоть нет уверенности, что удастся скоро вылететь, все равно надо готовить машины.

…Через час все машины поднялись в воздух.

Незримыми нитями они связаны между собой.

Каждые четверть часа флагманский корабль заботливо запрашивает по радио:

— Все ли в порядке, Молоков? Мазурук? Как идут дела, Алексеев?

В ответ командиры сообщают:

— Все в порядке… Благодарим…

Под самолетами разошлись облака и в просветах блеснуло Баренцево море, покрытое крупными льдинами.

Затем внизу появились острова архипелага. Еще час полета и показался ледяной купол острова Рудольфа.