Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия - Страница 23

— Удалось? — негромко спросил он.

Не тратя времени даром, я воссоздала энергетическую реплику прямо здесь, над телом леди Мариссы. Паук внимательно изучил перстни с накопительными кристаллами, крой камзола и шейный платок безликой фигуры, замершей в воздухе.

— Уроженец Ромилии, из высших лордов, — высказал он вслух то, что я и так уже поняла, побывав в воспоминаниях леди Мариссы. — Меньяри.

Меньяри. Короткое, резкое и болезненное, словно удар под дых, слово. Первая семья земель Ромилии. Семья, частью которой я должна была стать восемь лет назад.

Позади меня ахнул старший дознаватель Лекко. Дело становилось слишком серьезным, слишком опасным. Выдвинуть обвинения, да еще и основанные на единственной энергетической реплике, кому-то из членов первых семей было… немыслимо.

— Бумагу, — коротко распорядился Паук.

Один из законников поспешно зашарил в сумке и, не подходя к нам ближе расстояния вытянутой руки, протянул главному дознавателю чистый лист. Паук выжег энергетический оттиск призрачной фигуры и расписался поданным пером.

— На обратной стороне нужны подписи каждого из присутствующих. Обстоятельства дела не подлежат разглашению.

Лист пошел по рукам. Писали охотно: никому не хотелось брать на себя лишний риск и торопиться с оглаской. Последними были ирениец и я. Лекарь равнодушно оставил витиеватый росчерк. Натянув перчатки, я приняла перо из его рук и вдруг замерла под взглядом Паука.

— Тебе не обязательно, — сказал он.

Пожав плечами, я все же поставила подпись. Запястье с браслетом, отвечавшим за соблюдение магических клятв, на мгновение пронзило острой болью. Приказ главного дознавателя был получен и теперь обязателен для исполнения.

Я поднялась, расправляя юбку. От долгого сидения на корточках ноги затекли, мышцы неприятно покалывало. Главный дознаватель встал следом за мной.

— Когда закончите с телом и запишете показания лекаря, доставьте их мне, — обратился Паук к почтительно замершему рядом с нами Лекко. Старший дознаватель коротко кивнул. — Уведомите лорда Альмецци о случившемся с его дочерью. После окончания полного медицинского освидетельствования он сможет забрать тело в главном здании отдела магического контроля Веньятты. И найдите мне чинторро. Заключенная Астерио и я возвращаемся в Бьянкини.

Заключенная Астерио. Как бы я ни старалась забыть об этом, погрузившись в привычную работу в исследовательском центре Бьянкини, странное обращение Паука не выходило у меня из головы. Последние восемь лет никто ни разу не называл меня так — закон лишил меня имени, рода, прав… почти всего человеческого. Преступница с опасными ментальными способностями не могла принадлежать к первой семье земель Веньятты. Хотя нет, скорее, это род Астерио никогда не запятнал бы себя связью с осужденной убийцей.

Я вздохнула, плотнее кутаясь в плащ. Сегодня — кажется, впервые с тех пор, как главный дознаватель приказал выводить заключенных на обязательную прогулку — погода действительно располагала к тому, чтобы провести час на свежем воздухе. Шторм, бушевавший больше суток, утих, и теперь вода залива, гладкая как зеркало, искрилась тысячами солнечных бликов. Бьянкини, прекрасно различимый с высоты, сиял умытыми после недавнего дождя набережными. Немногочисленные скверы, парки на окраинах города и высокие деревья за каменными оградами дворцов были подернуты ярко-зеленой дымкой молодой листвы. На север Иллирии медленно приходила весна.

Высунувшись в узкую бойницу башни, я с наслаждением вдохнула свежий морской воздух, пахнувший солью и водорослями. Ветер трепал выбившиеся из прически светлые пряди. Но, вопреки неожиданно хорошей погоде, на душе было неспокойно.

Далекая Веньятта и все окрестные городки, раскинувшиеся по заливу на многочисленных островках, соединенных мостами и лодочными переправами, суетились и гудели, готовясь к первому весеннему празднику, открывавшему знаменитый на всю Иллирию месяц карнавалов. По набережным и улицам Бьянкини пробегали крохотные фигурки, одетые, казалось, ещё более ярко, чем обычно. Возводили первые пестрые шатры будущей ярмарки, которая через пару дней расплещется разноцветными волнами по всем площадям и островам залива.

И никому не было дела до странных убийств.

Горе в Веньятте всегда принято было прятать под улыбающейся маской. Когда я вспоминала свою прежнюю жизнь, жизнь наследницы рода Αстерио, я могла понять Паука, так резко и нелестно отозвавшегося о знатных лордах Веньятты. Неискренность, фальшь, притворство. В роли леди Астерио я должна была быть именно такой.

Меня учили этому с раннего детства. На любом балу и светском приеме наследница рода Астерио должна была затмевать первых красавиц. Держать лицо в любой ситуации, вести разговор на любую тему от погоды до политики. Пить вино, не пьянея. Улыбаться тому, кого предстояло предать уже в конце вечера. И я, дочь главы древнего рода и будущая первая леди Ромилии, позволяла отцу и наставникам лепить из меня красивую куклу, расчетливую, холодную и бездушную.

Я расточала улыбки, кружилась в заученных танцах, поддерживала ничего не значащие беседы — и думала только о том, когда, наконец, за закрытыми дверями своей комнаты, в компании Дари, я смогу хотя бы ненадолго скинуть маску наследницы Астерио. Стать не леди Яниттой, а просто Яни, которая шепотом поверяла сестре свои мечты и сердечные тайны, выслушивала детские радости и горести маленькой Дари и засыпала, прижимая к себе ее кудрявую головку.

Почти перегнувшись через край бойницы, я устремила взгляд вдаль, к неразличимой окраине Веньятты, туда, где, как я знала, возвышалась над черепичными крышами заброшенная сторожевая башня. Мне показалось, что я разглядела вдалеке в бело-голубом мареве светлую точку, и сердце отчего-то дрогнуло. Воспоминания о том кратком вечере, который я провела в доме главного дознавателя, о нежном запахе едва распустившихся роз, о завтраке в знакомой с детства пекарне захлестнули меня, на несколько кратких мгновений отогнав тревогу и вызвав невольную улыбку.

Мне всегда хотелось именно этого. Простой, спокойной жизни, какая могла бы быть у меня, не родись я леди Астерио. Домик в тихом квартале, маленькая семейная лавочка артефактов, скромный быт…

Я не рассказывала об этих тайных мечтах никому, кроме Дарианны — от нее у меня практически не было секретов. В детстве мы были очень близки: всегда и везде вместе, неразлучные, точно два близнеца. А уж после, когда меня начали выводить в свет, а ей еще приходилось проводить большую часть балов и приемов за детским столом или в малой гостиной, сестра и вовсе не отходила от меня, без конца расспрашивая о гостях, танцах, угощениях, с восхищением разглядывая мои взрослые, украшенные кристаллами платья. Ее интересовало все: от фасона полумаски у леди Ареццо до того, кому оказывал благосклонность отец, готовясь к заключению очередного политического союза. Я удовлетворяла ее любопытство, подавляя в душе смутное сожаление, что не Дари, настолько завороженная ярким блеском высшего общества, родилась старшей Астерио.

«Что же, — горько подумалось мне, — желание сбылось. Я больше не наследница рода. Я безымянная заключенная номер семь, и все, что мне теперь позволено — маленький глоток свободы под надзором главного дознавателя».

Лекарь-ирениец, непривычно угрюмый и молчаливый, подошел ко мне и встал рядом. Его взгляд, полный невысказанной тоски, устремился сквозь узкое окошко к морю, призывно блестевшему под ярким полуденным солнцем. Желая понять, что же привело его в такое состояние, я осторожно потянулась к его разуму. Образы, яркие, как восточные пряности, считывались свободно и легко — тоска по родине, воспоминания о далекой Ирении и оставшихся там родных, темно-синие глубины морей, скрип мачт и пьянящее упоение, когда корабль несет по волнам попутный ветер.

Лекарь тихо вздохнул и вдруг полуобернулся ко мне, хитро сверкнув черными глазами, словно бы почувствовав мое непрошенное вторжение. Я поспешно опустила взгляд. За то, что я, поддавшись искушению, позволила себе подглядеть чужие воспоминания, было немного стыдно.