Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 38

Конечно, этот партизан на то и рассчитывал, что я не буду возражать при людях, когда выставил меня из кабинета. Но об этом мы ещё поговорим: о том? должны ли быть у нас секреты друг от друга или нет. А пока мои размышления прерывают поджидающие в коридоре феи.

— Простите, Дарья Андреевна, за назойливость, — покряхтывает от неловкости дон Орсино, — но у нас возникли некоторые затруднения, о которых мы не посмели сказать при Его Величестве.

— Что случилось? — кручусь я на месте, пытаясь сообразить, в зимний сад нам направо или налево.

— Сюда, — показывает дон Лаэрт и продолжает: — Это по поводу той работы, которую вы нам любезно предложили.

— Видите ли, — вздыхает отец Карла, — нам стыдно признаться, но мы потому и сидим теперь почти безвылазно в замке, что наши крылья оказались совершенно не подготовлены к зиме.

— Но ведь раньше зима на континенте была, — цокая каблуками своих любимых туфель, спускаюсь я по лестнице. — Ваши предки уж точно её застали.

— В том-то и дело, что за столетия, что прошли с тех пор, в нашем организме произошли некоторые изменения, которые и для нас самих оказались неожиданными.

Продолжают феи свой рассказ уже в зимнем саду, пока я жду, когда Машку соберут и Карло оденется. Его я тоже пригласила с собой.

— Наши крылья, — показывает мне своё тонкое стрекозиное крылышко дон Лаэрт, — из-за постоянной влажности и тёплой погоды покрылись особым восковым налётом.

Он позволяет мне убедиться самой. И, проведя по перепончатой поверхности, я и правда чувствую на пальцах нечто, что сначала тает как кулинарный жир, а потом скатывается комочками как пчелиный воск.

— Вот этот защитный слой на холоде и застывает. А крылья становятся тяжёлыми и неуправляемыми, лишая нас способности летать.

— И что же делать? — в расстройстве присаживаюсь я на камень.

— Видимо, ждать пока сменится несколько поколений, переживших зиму, и новых мутаций нашей летательной системы, — повторяет мой вздох дон Орсино.

Но дольше рассиживаться мне не даёт вылетевший «из гнезда» Карло.

— Надо посоветоваться насчёт крыльев с Шако, — предлагает он, пока мы двигаемся в обратном направлении по коридору. — Я говорил с Витом. Он сказал, что у лекаря в лаборатории есть масло какао, из него делают какие-то суппозитории. Он говорит, оно ведёт себя так же — при температуре тела тает, а чуть холоднее — застывает.

— Так пошли тогда сразу и зайдём к Шако, Барт всё равно пока занят. А Машка со служанкой погуляют на улице, пока мы освободимся. Там снег, хорошо, — мечтательно вздыхаю я, жалея, что не могу к ним пока присоединиться, и сворачиваю в нужном направлении. — Не спаришься?

— Потерплю, — разматывает фей на лету с шеи шарф.

И показывает мне не шуметь, первым влетая в открытую дверь, где Шако экзаменует своего ученика.

— И как можно определить сок Млечника?

— По запаху, — весь красный от усердия и волнения бубнит Витард. — Рана, отравленная Млечником, пахнет гнилой капустой.

— Правильно, — кивает Шако, — потому что сок Млечника содержит метилмеркаптан.

— Попав в рану, яд вызывает сужение сосудов и за счёт охлаждение тканей становится активнее. Двигаясь дальше по кровяному руслу, он вызывает спазм и других сосудов и, если человека не согреть, гибель наступает в течение суток.

— А если согреть? — задаёт наводящие вопросы Профессор Шако.

— Повышение температуры тела вызывает инактивацию яда, восстановление кровообращения и полное выздоровление.

— Как хоть выглядит этот Млечник? — подхожу я к столу, когда Шако удовлетворённо кивает Виту, а потом приветствует меня:

— Дарья Андреевна!

— Дарья Андреевна?! — испуганно таращит глаза Вит.

— Я это, я, ученик лекаря, — раскидываю в сторону руки, чтобы его обнять.

— Дарья Андреевна, — прижимается ко мне мальчишка. — Как я рад, что вы вернулись!

— А уж как я рада, мой герой! А всё потому, что вместе мы — банда. Как дела?

— Хорошо.

— Справляешься?

— Помаленьку.

— А волосы ты случайно не соком млечника испачкал? — обняв его покрепче, принюхиваюсь я, зарываясь ноcом в белобрысую копну.

— Это на кухне сегодня капусту готовили, — виновато отстраняется он, поправляя вихры, — вот я весь и провонялся.

— Так ты разве на кухне до сих пор работаешь?

— Мамке помогаю, — смущается он и тыкает носом в книгу. — Вот, это млечник.

— А с виду обычный мак, — хмыкаю я, подвигая к себе книгу. — Парни, ну-ка скажите мне, раз вы такие умные, чем мы можем помочь феям? Шако ты в же в курсе, что у них с аэродинамикой беда, фюзеляж обмерзает? А ещё то лапы ноют, то хвост отваливается? — подмигиваю я Виту, рассматривающего меня с нескрываемым интересом.

— А фюзеляж — это что? — открыв ящик стола, что-то ищет там Шако.

— Фюзеляж — это корпус самолёта. Самолёт — это летательный аппарат, — чешу я затылок, понимая, что, на этом мои знания об авиационной технике и заканчиваются, а их — ещё и не начинались. — В общем, с крыльями у феев на холоде беда, да Карл?

— Да, — скинув с себя ещё часть одежды, приземляется он прямо на стол. — Крылья словно коркой покрываются, становятся тяжёлыми и неповоротливыми.

— Так давайте проверим в чём растворяется этот налёт, — всё ещё роясь в ящике, предлагает Шако. — Мыло пробовали?

— Бесполезно, — садится по-турецки Карл.

— Ясно. Значит, в щелочах не растворим. Дарья Андреевна, — наконец, разогнувшись, подзывает ом меня рукой встать поближе. — Раз уж мы заговорили о ядах, хочу сделать вам небольшой подарок от нас с Витом.

Вит, правда, удивлён не меньше меня, когда Шако вешает мне на шею нечто похожее на крошечный свёрток на кожаном ремешке.

— Спасибо. Большое, — оборачиваюсь я и к Виту.

— Раз уж речь зашла про яды, хочу, чтобы на всякий случай у вас было это универсальное противоядие.

— Безоар? — спрашиваю первое, что приходит в голову. Собственно, мои познания о ядах не обширнее чем о самолётостроении и ограничены «Гарри Поттером», но в этом волшебном мире, судя по недоумениях на лицах, даже про Гарри Поттера не слыхали, не то что про самолёты.

— Это териак, — поправляет на мне свёрточек Шако. — В нём более ста двадцати ингредиентов. И он работает почти против всех ядов, известных науке, кроме магических, конечно. Постоянно носить не обязательно. Но в случае подозрения на отравление, укусе змеи или других неприятностях — здесь ровно на три дня. Растворять в горячей воде и пить. Кстати, горячей водой пробовали? — словно вспомнив про фея, поворачивается Шако к Карлу.

— Да, и вместе с мылом, и отдельно, — кивает тот.

— Тогда что у нас осталось? — задумчиво обводит взглядом полки доктор. — Вит?

— Много чего, — вытягивается тот руки по швам, словно опять на экзамене. — Скипидар, растительное масло, кислота…

— Подождите, — осеняет меня, что я ещё кое-что знаю о самолётах. — Спирт! Именно его используют как антиобледенитель и не только в авиации, в любой военной технике, в измерительных приборах. Спирт не замерзает на морозе.

— И растворяет жиры, — подхватывает Вит.

— Так давайте попробуем, — предлагает как всегда невозмутимый Шако. — Карл, ты готов рискнуть?

— Давай, давай, не вздыхай, ты же у нас рисковый парень, — буру я из рук Шако, пропитанную спиртом тряпицу. — На одной паре из трёх проверим, все не буду тереть, — уговариваю я Карлито, хотя он и так уже послушно повернулся спиной.

— Дарья Андреевна, так что на счёт медикаментов? — упирается Шако мускулистыми руками в свой прозекторский стол.

— Антибиотики, Шако, это палка о двух концах. Сначала они кажутся панацеей, но микроорганизмы так быстро мутируют и становятся к ним устойчивыми, что любое несоблюдение курса приёма  — и в следующий раз уже потребуется другое лекарство, способное победить ту же хворь. В большинстве стран нашего мира они продаются только по рецептам. Не создадим ли мы новую проблему, если массово ввезём их сюда?