Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 57

— Нет, нет, всё так, — сцепляет он ручки. — Катарина точно не беременна, а вот вы…

— Что?! — выпучиваю я глаза.

— Мальчик, — кивает он, скромно улыбаясь.

— Но как вы… но ещё же… — не нахожу я слов, чтобы сказать, что ещё рано, что у меня ещё и задержки-то нет, не то что по тем двум клеткам можно определить пол ребёнка.

— Очень красивый зеленоглазый мальчик, — ласково хлопает он меня по плечу и отправляется к себе, но на лету оборачивается. — Вы назовёте его Пётр.

— Как?! — не верю я своим ушам.

— Пётр Первый. Наш будущий великий король.

Он исчезает за поворотом, оставляя меня с недоумением хлопать глазами. Да мне даже это имя никогда не нравилось.

«Но Пётр Первый, значит, Пётр Первый», — уверенным шагом отправляюсь я в нашу спальню, едва сдерживая улыбку.

Да к чёрту всех этих Катарин, все эти никчёмные ссоры, недомолвки, тайны. К чёрту их всех! Я люблю его, ношу его ребёнка. И мы никому не позволим разрушить наше счастье. Никому!

— Гош!

Её руки обнимают меня за шею. Конечно, я слышал, как она пришла. Но сидя на полу, вытянув ноги к горящему камину и закинув голову на сиденье кресла, я не хочу даже открывать глаза.

— Гошенька, — забирается она на колени.

— Что-то ты быстро, — морщусь я, когда она щекочет меня волосами, но глаза всё равно не открываю. Обижаюсь. Вредничаю. Сержусь.

— Я осталась.

— Надеюсь, не из-за меня, — мрачно усмехаюсь я.

— Именно из-за тебя, — явно настроена она мириться.

Дышит, холодя кожу своим дыханием. Ждёт, когда я на неё посмотрю.

— Зря, — поднимаю я голову и, слегка склонив набок, рассматриваю свою занозу. — Наверняка узнала бы что-то новое.

— Скорее спугнула бы Ленку с Бартом, — улыбается она. — Подозреваю у них там уже всё по-взрослому.

— С твоей подругой? — ползут вверх мои брови. — Но, если она похожа на тебя, скажи, почему я не удивлён?

— Она моя лучшая подруга, — многозначительно пожимает плечами.

— О, боги! — неодобрительно качаю я головой. — Но как же я его понимаю. Пуститься во все тяжкие, когда той жизни осталось всего ничего. Надеюсь, там ничего серьёзного?

— Ага, как у нас с тобой, — улыбается она, кладёт руки мне на плечи и заглядывает в глаза. — Гош, зачем мы с тобой ссоримся?

— Зачем?! — всплёскиваю я руками. — Ты мне скажи. Ты выскочила как ужаленная, когда услышала про беременность Катарины. Ты, то хочешь знать правду, то затыкаешь мне рот. То хочешь всё услышать от меня, то — от кого угодно, только не от меня.

— Глупо, правда? — ведёт она пальцами по вороту свитера. — Особенно если учесть, что я даже не ревную.

— Очень глупо, — убираю я за ухо прядь её волос. — Особенно если учесть, что я сказал тебе правду. Я даже поцеловать её не смог. Не смог, понимаешь? — приподнимаю её лицо за подбородок.

— А мне плевать на Брина, — очередной раз обескураживает она меня неожиданным заявлением. — Ты зря ревнуешь. У нас ничего не было. Нет. И не могло быть.

— Могло, — упрямо качаю я головой, всматриваясь в её лицо. — Сомневаюсь, что он принудил бы тебя силой, не в его это стиле, но если бы забрал из борделя, то рано или поздно ты бы сдалась. Тем более, он тебе нравится. Не спорь, — пальцем зажимаю я её готовые возразить губы. — И он бы нашёл способ тебя покорить. Я же нашёл.

И я жду от неё какой-нибудь едкой шуточки, колкости, ехидного замечания, но она только улыбается, убирая мою руку. Тепло, снисходительно, загадочно.

— Дурак ты, Гош, — привычно убирает мои волосы со лба и тянет за чуб, заставляя запрокинуть голову. — Жутко ревнивый, но дурак. А ещё тебе безумно идёт этот свитер. Стальной цвет тебе вообще к лицу, Серый Пёс.

— Он цвета твоих глаз, — подтягиваю я её к себе, обнимая двумя руками.

— У меня для тебя две новости, — тут же заставляет она меня напрячься. И мгновенно почувствовав это напряжение, смеётся. — Расслабься. Обе хорошие.

Но с ней разве можно расслабиться, особенно когда она так ёрзает.

— Во-первых, Катарина не беременна, — дожидается пока я осмыслю, облегчённо выдохну, но явно, чтобы добить. Вот задницей чувствую подвох.

— А во-вторых?

— Барт не умирает.

— Что?! — подскакиваю я. И она подпрыгивает вместе со мной и наслаждается моим ошарашенным лицом. — Откуда ты знаешь?

— От верблюда, — буквально пригвождает она меня к месту взглядом. — Эрмина не взяла его жизнь. Она потратила двадцать лет своей. Только ты сам ему потом это осторожно скажи, в какой-нибудь подходящий момент. А-то хорошие новости они порой опаснее плохих. Ага?

— Конечно, — очумело качаю я головой. — Но как ты… но что…

— С Эрминой всё будет хорошо. А Барт пусть там пока оторвётся на полную катушку. Не лишай его этого вкуса жизни, когда завтра хоть потоп, хоть война.

— Ни за что не лишу, — порывисто прижимаю я её к себе. Хоть и не сомневаюсь в её словах, но всё равно не верится. Такой груз с души. Барт! Чёрт! — И что у них там с твоей подругой правда всё серьёзно?

— Понятия не имею, — пожимает она плечами. — И знаешь, если ты сейчас меня не накормишь, то я тебе ничего больше не расскажу.

— Счастье моё, — пересаживаю я её в кресло, а сам так и остаюсь стаять перед ней на коленях. — Что ты хочешь в это время дня? Клянусь, если бы я умел, я бы даже сам приготовил.

— Ну-у-у, — загадочно закатывает она глаза. — Хочу мороженого, пирожного… а ещё кусок мяса средней прожарки или можно даже с кровью.

— Легко! — подскакиваю я.

И даже лично иду на кухню, чтобы разбудить кого-нибудь из прислуги. И сам приношу в комнату поднос с вином, закусками и всем, что мне успели собрать наспех, пока мясо готовится.

— Мне кажется, за это стоит выпить? — наливаю я два бокала.

— Мне кажется, я действительно начинаю жить заново. Определённо бросаю вредные привычки. До сих пор не сделала ни одной татуировки, — заглядывает она в бокал. — Но за Барта выпью. И знаешь, — поднимает на меня глаза, — а пусть у них всё сложится!

— Да пусть! — легонько стукаю я стеклом по стеклу. И, пригубив, как и она, совсем чуть-чуть, добавляю: — Если получится и подругу твою в наш мир перенести…

Но она останавливает мою пространную речь о том, как бы это было здорово, качанием головы.

— Нет, Гош. У моей подруги сын, Ромка, которому надо, как минимум, школу закончить. Плюс Катька, которой, я думаю, в моём мире будет лучше. Ленка её хоть и не удочерит, но в остальном точно поможет. Так что, если что…

— Нет! Даша, нет! — энергично качаю я головой. — Я не могу потерять друга, соратника, правую руку, в конце концов, боевого командира, особенно накануне войны.

— Вот так и знала, что ты бессовестный эгоист и собственник, — делает она глоток и отставляет бокал, засовывая в рот оливку. — А ещё тиран. «Особенно накануне войны», — передразнивает она. — Никто тебя, конечно, не бросит. Уж тем более Барт. Как раз хотела тебе сказать, что на встречу с Филиппом мы поедем вместе с тобой. Цыц! — пресекает она мои возражения. — Имею право познакомиться со своими будущими родственниками. С Робертом и его семьёй, с Таирием. И война здесь вовсе ни при чём.

— Да ладно!

— Угу, — мычит она, снова что-то засунув в рот. — Мы поедем ш тобой жа компанию. Вше вместе. Я, Эрмина, Шарлотта.

— Серьёзно? — усмехаюсь я.

— Ну ты же нам не откажешь, правда? — складывает она бровки домиком. — Ну, Го-о-ош! Ну, пожалуйста!

— Может, ещё и Машку с собой возьмём?

— Нет, Машку категорически нет, — неожиданно серьёзно качает она головой. — Машка останется здесь.

— Тогда можно и я здесь останусь? — меняю я позу, подгибая другую ногу. — Не пойму, зачем я там нужен. На тех семейных посиделках с пирогами.

— Как? Ты не любишь пироги? Или семейные посиделки? — делано удивляется она.

— Ненавижу. И давай договоримся раз навсегда и совсем: я говорю, и ты делаешь. А не ты говоришь, а я делаю. И не, — останавливаю я её рукой. — Ни в коем случае не: я говорю, но ты всё равно делаешь по-своему.