Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 59

— А уже говорила тебе, что тебя люблю? — вскидывает она голову.

— Никогда, — качаю я головой.

— Мой король, — ползёт она ко мне на коленях. — Но раз они свалят, это же значит, что замок де Амвон будет пустовать? Правда? Я так тебя люблю! Он так нам нужен под приют!

— Ах ты, жопа! — подхватываю я её под ягодицы.

— Но-но! Жопка! — кладёт она свои руки на мои. — Но, если мы каждую ночь будем столько жрать, скоро она точно разрастётся до неприличных размеров.

— Ешь, ешь, жопонька моя, — улыбаюсь я.

— Подлец, — снова хитро прищуривается она. — Хочешь, чтобы я растолстела и под этим предлогом меня бросить?

— Нет, но надеюсь тебя бросит Брин. И тогда я избавлюсь от последнего конкурента, — подхватываю её на руки. И с трудом, но всё же встаю вместе с ней. — Надеюсь тогда, наконец, вздохну спокойно и буду владеть тобой единолично.

— Погоди, — смеётся она, — сейчас только разгоню желающих, что ждут там своей очереди. Скажу, что сегодня им точно ничего не достанется.

Помогаю ей снять платье. Помогаю ей забраться на кровать. И скинув свои вещи, блаженно растягиваюсь рядом с ней под одеялом.

Закрываю глаза, когда она ложится на моё плечо. Ёрзает, пока не находит удобное положение. И глубоко вздохнув, затихает.

Громко тикают часы. Потрескивают свежие дрова в камине. В трубе гудит ветер. В окно бьётся колючий снег.

Ну, здравствуй и спокойной ночи, моё простое человеческое счастье!

Вот так бывает: в стране эпидемия, за окном зима, а ты готовишься к войне и чувствуешь себя счастливой.

Потому что задержки моей уже десять дней.

Потому что эпидемия пошла на спад и в городе всё как-то устаканилось, наладилось, заработало. Люди повеселели, воспряли духом. И даже несмотря на объявленную мобилизацию, не чувствуется уныния, скорее патриотическое воодушевление. И вера в то, что мы победим.

Вера, которой проникнут каждый взгляд, обращённый на короля. И каждый забитый гвоздь, каждое спиленное дерево, каждый стежок по шву тёплой одежды — всё с надеждой на то, что страна в надёжных руках. Божьих, Гошкиных и моих.

И вера та не слепа, а подкреплена действиями, которые не могли не дать результатов.

Во-первых, открытые границы позволили возобновить торговлю. Плюс все, кто хотел уехать, получили такую возможность. И хоть желающих покинуть теперь сытую и нарядную страну нашлось немного, люди перестали чувствовать себя запертыми, как в ловушке.

Во-вторых, войска Императора заразились ветрянкой. Появились заболевшие, а значит, к моменту окончания переговоров эпидемия станет повальной. И мы окажемся в преимуществе.

А в-третьих, Таирий дал понять, что примет обет Дамиана. И пусть важность того, что сделал Фогетт, мне ещё только предстоит понять, то на каком подъёме мой король из-за этих новостей, заставляет мою душу петь. И не торопиться сообщать ему свои хорошие новости. Пусть по очереди. По одной за раз.

Да и как тут не петь, когда завтра с утра мы отправляемся в дорогу, а сегодня они бесятся в снегу как малые дети.

«И ладно бы визжала от восторга только Машка!» — всплёскиваю я руками, стоя у окна рядом с Эрминой. Гошка ржёт как конь, бегая с ней, сидящей на санках. Катька с Элизабет и Клариссой уворачиваются от снежков, которыми их забрасывают Шарли, Барт, Матильда и Аста. Плюс сверху во всех летят снаряды от феев. Даже Конни присоединилась. И всю эту кричащую, визжащую, смеющуюся ораву ещё беспрестанно обгавкивают два щенка, которых Георг подарил нам с Машкой.

— А я-то думала зима — это плохо, — всплёскивает руками Феодора, подходя к нам и укоризненно качает головой, глядя на веселье за окном.

— Это просто зима здесь такая. Тёплая, мягкая. Как в Швейцарии. Вроде и снег лежит, а можно ходить нараспашку и без шапки. У нас в России морозы такие, что не забалуешь. Шапки на уши. Валенки на ноги. Носы спрятать в шарф и не высовывать. А тут минус десять и даже руки не стынут.

— Это не моя заслуга, — отвечает Эрмина на мой вопросительный взгляд. — Зимы суровыми здесь никогда и не были. А за Безымянными горами и на побережье даже не представляют, что такое холод. Все же Абсинтия — север. И климат здесь совершенно другой, — вздыхает она.

Как бы ни стала она хорошо себя чувствовать физически, Эрмина всё же подавлена. В свой замок в Мёртвый лес мы её не отпустили. Но оттого, что нет пока никакой ясности в истории Конни, её гнетёт эта ошибка.

А Феодору — факт того, что единственный сын получит сан. Никогда не зазвучит в их огромном замке у Ледяных гор весёлый смех внуков. Не обнять ей невестку. Не сидеть во главе накрытого стола, собрав всю многочисленную родню. И я понимаю её боль. Её настроение. Она стала суше, жёстче, ворчливее. Я не осуждаю. Ведь ей предстоит это как-то принять.

Я перед отъездом нагружаю её своей работой, чтобы меньше у неё было времени на тяжкие думы, и её деятельная натура не предалась отчаянию, унынию, тоске.

В большой гроссбух она вписывает все полученные медикаменты. Её задача будет своевременно и строго распределять их по госпиталям, пока ни меня, ни Шако не будет.

— Резвятся они, — вздохнув, возвращается она к работе, и совсем по-стариковски опять ворчит: — Ладно Конни веселится, у этой самозванки ни стыда, ни совести. Но Шарлотта, — осуждающе качает она головой. — Муж при смерти, а она гогочет как гусыня в брачный период.

— От Шако прилетели новости, что он может Теренсу помочь, — разворачиваюсь я. — В нашем мире есть средства для лечения его недуга.

— В вашем мире, — хмыкает она. — Я, конечно, понимаю, что именно для этого он и взял с собой фея, что обойтись своими силами врачи вряд ли бы смогли, даже Шако. Но ведь это неправильно — постоянно надеяться на кого-то. Да, в вашем мире есть и оружие, и электричество, и асфальт, и машины, и лекарства. Но мы же не можем притащить оттуда всё.

— Мы и не собираемся, — упираюсь я спиной в подоконник. — Ты совершенно права: этот мир должен развиваться сам. И использовать для развития свои собственные ресурсы и кадры. И Георг как никто это понимает.

— Для чего же тогда всё это? — показывает она на нарядные упаковочки на столе.

— Это экстренная мера. Потому что ты сама сказала: всё можно исправить, только не смерть. И наша задача была остановить детскую смертность любой ценой. И с этой задачей мы справились. Дети поправляются. Но в стране десятки тысяч людей. Для них гильдия аптекарей уже занялась заготовкой медикаментов из местных трав и корешков. По крайней мере в районы их произрастания, пока здесь лежит снег, уже планируются экспедиции.

— Планируются, — качает она головой и снова утыкается в свои бумаги.

— Знаешь, Феодора, моя бабушка говорила: не давай голодному рыбу, дай ему удочку и научи рыбачить. — Вернее это говорил мой муж-рыбак, но не могу же я озвучить им про мужа. — И в долгосрочных планах стоит не таскать, как феи, всё что плохо лежит из нашего мира, а отправлять туда молодёжь для обучения. Чтобы исходя из ресурсов этого мира построить будущее. Может они придумают не серый асфальт, а белый. Я думаю, талантов здесь не меньше, чем в других мирах. Но пока надо решать более серьёзные задачи. И мы думаем о том, как отстоять своё право на независимость и избежать кровопролития.

— О пропавшем фее ничего не известно нового? — поворачивается ко мне Эрмина, промолчавшая всю нашу недолгую дискуссию, а вернее, мой вдохновенный монолог.

— Говорят, видели, как из Живого леса выезжал нанятый экипаж. Но возница в тот день валялся мертвецки пьяный. Карету у него угнали прямо от трактира, где он надирался. Но к тому времени, как протрезвел, повозку уже бросили на окраине города.

— А записка настоящая?

— Да, — снова разворачиваюсь я к окну и не могу сдержать улыбку.

Барта завалили и побеждённого, притихшего всей кучей закидали снегом. Он подождал, пока они устанут, а потом с рыком поднялся из этой снежной горы как настоящий медведь из берлоги. И не только у Георга заложило уши, когда Машка завизжала от восторга и страха, спасаясь от погони. Да что там Машка, все «девчонки» с воплями бросились от него врассыпную.