Пути и ошибки новоначальных - Гармаев Анатолий - Страница 35

Возвышенная жизнь в предметах и событиях веры в таких людях соседствует с различными проявлениями их эмоционального характера, который ничуть не изменился, а во многом даже и усугубился. О необходимости работы над собой человек не мало читал в книгах, но жить этим еще не начал, ибо не слышит живой нужды в том, а если даже и пробовал, то на деле обнаружил в себе скудость сил, расслабленную волю и нерешительный дух. Возможно, что человек видит в себе это и по порыву веры кается, но не знает, как трудиться, чтобы перемениться. Либо малый труд принял за достаточный и теперь растерялся: «Я ведь уже делал, а изменилось совсем немного. Почему так?».

Если человек привык жить в страстной эмоциональности, то она делается центром его жизни. Такому человеку очень трудно переместиться в иные действия души и духа. Тем более он не может отделить себя от внешних событий и предметов, весь в них и весь зависим от них. При таком положении один живет внешними событиями, и его собственные впечатления идут за их ходом; другой получает от внешних событий какое-либо впечатление и, оставляя событие, живет полученным впечатлением, например обидой или радостью, возмущением или утешением. В своих внутренних переживаниях человек весь поглощен их развитием. «Механизм внутренней и внешней жизни, — говорит свт. Феофан, — поминутно вовлекает его в себя, как в вихрь или пучину какую. Ум весь подтягивается к этим настроениям и обслуживает их — мечтами, планами, воображением или, если человек сконцентрирован на внутренних переживаниях, тогда подбрасывает все новые и новые мысли, детали случившегося события или, наоборот, навязывает одну и ту же мысль и через нее человек еще сильнее закручивается в свои чувства»[20].

В этом состоянии человек не прилагает к себе наставления о бодрствовании и трезвении. Он может читать о них, либо не понимая, что это такое, либо не имея желания и сил делать согласно прочитанному. Такое состояние, как говорит святитель Феофан, бывает либо «у грешников, потерявших благодать», либо «у неверных, не принявших благодати». Называется оно сном. «Грешник живет в самозабвении», «заключен во внутренней своей тьме самоневедения».

«Сознание благодатно живущего во Христе совсем не то». Душа извлекается из механизмов внутренней и внешней жизни и возвышается над ее течениями. Человек «под действием благодати обращается (взором) на существенные отношения (жизни). Затем уже внимательный к себе не сходит с сей высоты духа». Отсюда он «сознает и видит все ясно, как страж какой» Такой человек обрел себя. Далее святитель пишет: «Напряжение пребывать в себе есть подвиг трезвения или бодрствования, самый важный и начальный в духовной жизни».

Восстание к этому подвигу есть задача переходного периода, овладение им — задача периода воцерковления, а стояние в нем уже характеризует истинного христианина.

Время каждого периода для каждого человека свое. Одни до конца жизни могут остаться на каком-либо из них. Другие ревностью и решимостью так управят себя в труд угождения Богу, что из года в год будут иметь видимые плоды. Третьим дается духовный руководитель, благодаря которому человек пойдет кратчайшею и верною дорогою. Четвертых сама благодать Божия подхватит и возведет на ту или иную высоту.

3. Эмоциональная глухота и черствость противоположны эмоциональной экзальтации. Их еще называют эмоциональной тупостью, дебелостью, нечувствием. За ними скрывается нравственная дебелость. Так, верою человек оживает к Богу, к Церкви, но в событиях жизни, к ближним он остается в привычном ему характере. В человеке совершаются две жизни: новая — в вере и прежняя — в свойственном и удобном образе отношений, ибо подсознательно каждый любит себя. При этом человек ценит свои отношения с Богом, ценит церковные действия, внимателен к ним, придирчиво аккуратен в них, даже строг к себе и окружающим. Но второй заповеди о любви к ближним как к самому себе он опытно еще не знает. Он не слышит, что любовь к себе в истинном духе и разуме есть естественное следствие любви к Богу и поэтому не противоречит любви к другому человеку. Более того, в Евангельской заповеди «мерилом любви к ближнему поставлена любовь человека к самому себе. Но человек утерял дух правильной любви к себе. Мало кто из людей любит себя по-настоящему, как храм Духа Святого». Не зная этого внутренним благодатным опытом, человек остается в любви к себе падшему и держится за себя, боясь отпустить. Будучи замкнутым, он предпочитает одиночество, не подозревая, что этим удерживает в себе холодное, черствое, сухое сердце. Будучи нечутким, он упорно остается таким, не обращая внимания на страдания ближних от его равнодушия. Человек не отдает себе отчета в том, что при этом укрепляет в себе жестокое сердце. Будучи малоподвижным на ответное добро, медлительным на нужды ближних, он в то же время остается бережным к своей собственной жизни, к своим навыкам, привычкам, не ведая, что при этом отлагает от себя всякую возможность живой молитвы к Богу. Одним страстям он предается полностью, другие хладнокровно отсекает, не подозревая, что делает это духом гордости. Он вполне владеет собой, оставаясь в духе самолюбия и самодостаточности. Он почти не знает покаяния, а к исповеди склоняется сухим сознанием. Лишь только всемогущий Промысел Божий может событиями жизни на какое-то время потрясти и утеплить его окаменелое сердце. Но и тогда человек нескоро откликается Богу, многие годы оставаясь духовно безплодным.

Эмоциональная глухота и черствость свойственны больше мужчинам. Но в советский период появилось немало подобных женщин, имеющих к тому же активный, властный и очень деятельный нрав. Это общественницы, женщины-директора учреждений, начальники управлений, главков. Такой же характер имеют немало женщин — учителей школ, преподавателей вузов.

4. Рассудочность — это искушение, которым болеют сегодня немало людей. При этом сами люди часто не подозревают в себе такого состояния. Будучи эмоциональными, они уверены, что не принадлежат к рационалистам. Тем не менее преобладание рассудочности проявляется в них в каждом дыхании жизни. Наиболее характерной является потребность рационально обосновать каждое духовное действие, которое они принимают: для чего оно, в чем его польза, в каких условиях оно применимо, его смысл, значение для жизни, его состав, последовательность, время приложения. Об этих людях святитель Феофан пишет так: «Христианство полно дивных тайн и в догматах, и в жизни, а они, по настроению своему, ничего непонятного и неосязаемого терпеть не могут, то вступив в область Христову и встречая повсюду тайности, они, по миновании первого изумления от блистания силы Божией, осенявшего веру (время призывающей благодати), пустились объяснять непостижимое, каждый, конечно, по тем началам знания, какие дотоле усвоил» В результате на одни и те же явления и предметы церковной жизни появляется множество суждений. Но беда не столько в том, что мнения различаются между собой, сколько в том, что каждый автор своего суждения, исполненный ревностью о правде православной жизни, отстаивает его до крайности, имея категоричное отношение ко всему другому, не совпадающему. Духу христианскому, церковному, свойственно искать единогласия или единого духа при разномыслии. Здесь же духом превосходства утверждается и отстаивается разногласие, так что каждый имеет свое снисходительное суждение о другом. В результате собрание христиан — мирян ли, священников или монахов — становится нередко собранием очень осторожных друг ко другу людей. Никогда не знаешь, какое суждение о тебе имеет другой. Но стоит только споткнуться, сказать что-нибудь неточное, как немедленно найдется несколько голосов, которые хором засмеют или разнесут сказавшего. Дух отчуждения, взаимного превосходства может царить и между отдельными приходами. Атмосфера слухов, пересудов становится для людей лакомой стихией, жизнью, полной различных новостей, щекотливых впечатлений. В таком настроении легко вспыхивают подозрения в не православии, в католических или иных уклонениях, в сектантстве. Подозрения быстро обрастают слухами и устойчиво держатся. Люди рассудочного склада и не подумают пойти, поехать, посмотреть и убедиться, так ли все обстоит, как говорят. Исполненные духа самоуверенности и самомнения, они ловят даже намек, опорочивающий другого, ловят его как живительную влагу, пропитываясь осуждением, оговором, сплетнею. Дух, чем более крайние известия о другом слышит, тем скорее им верит, тем с большею сладостью воспринимает их и с особым неистовством передает дальше. Сколько непроверенных слухов и сплетен ходит среди верующего народа о священниках, мирянах, о иерархах, развращая сердца и умы людей.