Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 8

Я ведь никогда ни с кем не целовалась, а тут взрослый парень, рок-музыкант да к тому же такой красивый…

Йоаким все пытался раздвинуть мои сжатые челюсти, а когда я сдалась, то тут же оцепенела от прикосновений его языка, скользнувшего по моему нёбу.

«Что он делает? Это так происходит… у взрослых?»

Нет, я знала теоретически, но чтобы вживую.

О боже…

Теплые ладони Ларссона скользили по моей спине и норовили спуститься к ягодицам, от чего я несколько раз дернулась, но парень не отпускал. Голова закружилась, смущение прошло, и я уже сама цеплялась за лацканы пиджака Йоакима, прильнув к нему. Я впервые ощущала мужское тело так близко — не считая того раза на мотоцикле — что от совершенно незнакомых переживаний пересохло в горле, ноги налились тяжестью, а в животе взорвалось тепло.

Ларссон отодвинулся первым. Он тяжело дышал и смотрел на меня сверху вниз, и его глаза поблескивали в свете фонарей. Парень все еще держал меня за плечи, но больше не целовал, а после вдруг широко улыбнулся, и я обратила внимание на то, как припухли его губы.

Отойдя от него, я коснулась и своих губ, понимая, что теперь уж точно родители все поймут. От страха, волнения и каких-то невыносимо противоречивых чувств я будто отрезвела.

— Мне… э… я… — Господи, и двух слов связать не могу. — Йоаким, мне пора… — И зачем-то добавила: — Извини…

— Спасибо, Миа, — продолжая улыбаться, кивнул Ларссон.

Я непонимающе качнула головой, глядя на него вопросительно.

— За плату. То, что нужно.

Кто бы только знал, что я ощутила в этот миг. Меня буквально пронзило насквозь. Жуткая обида, которая изумила меня саму, затопила все вокруг. Я хлопала ресницами и таращилась в миловидное лицо Йоакима, а он просто улыбался, до невозможного довольный собой.

Вот оно, то, о чем говорил папа: первое разочарование в мужчинах. Они лжецы. Вернее…

А почему это Ларссон — лжец? Он же ничего мне не обещал. У него есть Анита и…

О боже… У него ведь есть девушка. Как же это некрасиво. А я тоже хороша, сама набросилась на него.

— Да не за что, Йоаким, — гордо вскинув подбородок, отрезала я. — Больше, надеюсь, нас ничего не будет связывать. Я имею в виду, что впредь я к тебе за помощью не стану обращаться.

— Ну ты чего? Обращайся, конечно. Без проблем, — насмешливо бросил парень, чем еще сильнее меня расстроил.

— Нет уж, плата слишком высокая, — а потом добавила громче: — Доброй ночи, Йоаким. Беги на репетицию. Твои друзья и… и девушка, вероятно, жутко волнуются.

Я не стала ждать ответа, просто развернулась и поспешила в сторону дома, но Ларссон все равно должен был оставить последнее слово за собой. А как же иначе?

— Анита не слишком ревнивая. Не переживай так, Миа…

За гулом выкативших из-за поворота мотоциклов и мопедов я не расслышала, что там еще прокричал Йоаким. Потому просто посмотрела на него, на ребят, притормозивших рядом с ним, кивнула Мику, который — невероятно! — поздоровался со мной, и пошла домой.

Изумление за изумлением и все это в один вечер. Дело в том, что в холл дома я вошла в полной уверенности, что папа сейчас просто убьет меня на месте. Однако, заглянув в гостиную, чтобы сдаться самой, я была невероятно удивлена совершенно спокойным взглядом отца и милым приветствием мамы.

— Как погуляла? — спросил папа, отвлекаясь от спортивной передачи, что шла по телевизору. — Не замерзла, надеюсь? Сегодня похолодало немного. Где-то, видимо, прошел дождь.

Да? Похолодало? Я что-то не заметила. Может потому, что почти весь вечер прижималась к Ларссону?

Стало неловко, когда я поймала взгляд папы, словно он все читал на моем лице. Вероятно, так и было, но он ничего не сказал об этом, ровным счетом ничего, только вот это:

— Милая, поешь немного, ты бледная.

— Не хочу, пап. Пойду к себе… О… мама, может тебе нужна помощь? — заметила я шитье в руках матери. Она иногда вечерами занималась рукоделием: вручную делала круглые половики; ставила забавные латки на мои джинсовки, что смотрелось очень модно; или же просто вышивала крестиком.

— Нет, родная, все хорошо, я сама. Иди и отдохни. Элишка сказала нам, что ты отправилась гулять с теми ребятами по городу. — Я напряглась, думая, что за этим последуют нотации, но мама больше ничего не сказала.

Я еще немного потопталась в дверях, развернулась уйти и услышала спокойный голос отца:

— Мы в любом случае будем считать тебя ребенком, Миа. Так что оставайся к нам справедлива — сообщай, где находишься. Большего мы не требуем.

Я сглотнула, не оборачиваясь, кивнула и поспешила наверх. А там жутко взволнованная, растрепанная, с мучительным чувством тяжести в груди, захлопнула дверь своей комнаты и привалилась к ней спиной, при этом спрятав лицо в ладонях.

Я не понимала природу своих чувств. Я не узнавала себя, такую воспитанную дочь своих родителей, которая никогда не любила необдуманных поступков, но за одни лишь сутки я дважды нарушила правила: сбежала из дому, чтобы встретиться с парнями, а после еще и поцеловала одного из них. Сама. Из чувства вины перед ним. Боже, что со мной? Я же веду себя, как дурочка. Йоаким сейчас явно рассказывает друзьям обо мне. Какой стыд! Теперь они будут думать, что я распущенная и легкодоступная…

Но… Но мне так понравился Ларссон. С ним было спокойно и надежно, словно он — опора, стена, которую нельзя разрушить.

Мне стало очень плохо от эмоций, захлестнувшись при воспоминании о губах Йоакима, о его руках, гибком теле. Ничего подобного я раньше и представить не могла. Конечно, мы проходили все это в школе на анатомии. Мне была известна физиология тела, но чтобы вот так близко ощущать парня. Это невероятно приятно и страшно одновременно.

Мои губы все еще пылали, когда я отправилась в ванную; долго стояла под струями душа; смотрела на себя так, словно увидела впервые; стыдливо оглядывала груди, прикидывая в уме, могли бы они понравиться Йоакиму или нет. Краснея от собственных мыслей, я поспешила покончить с водными процедурами, после хорошенько утерлась полотенцем, надела пижаму, и, когда уже расчесывала влажные волосы, услышала голос мамы:

— Миа, тебя к телефону! Поторопись, это Катаржина! — проговорила мать, громко постучав в дверь, и я, тут же швырнув расческу в раковину, выскочила из ванной.

Едва не сбив ее с ног, я пулей пронеслась по комнате, упала на кровать, положив руку на телефон, и, обернувшись, умоляюще посмотрела на маму.

— Повесь внизу трубку, ладно? — попросила я.

— Конечно, повешу, Миа, — тон мамы был немного раздраженным из-за моего недоверия.

Но ведь я собиралась рассказать подруге о том, что произошло сегодня, а этого больше никто не должен слышать.

— Привет! — стоило только снять трубку, как тут же раздался голос Катаржины, и я сглотнула подкативший комок, а слезы радости сами собой застелили глаза и мне пришлось хорошенько поморгать.

— Кати, как же я скучала без тебя! — тут же горячо отозвалась я, а после, услышав как что-то щелкнуло — мама выполнила мою просьбу — меня буквально прорвало. Я принялась говорить, понизив голос и прикрыв трубку рукой, жутко боясь оказаться подслушанной: — Кати… Боже… я… Элишка звонила тебе? Мы сегодня были у нее в гостях. Он обещала, что позволит тебе вернуться. Представляешь? А еще, Кати… — я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила, но вышло шепотом, — меня поцеловал Йоаким… и я его… тоже…

На том конце провода на несколько секунд повисла пауза, а после невероятный визг Катаржины вынудил меня отодвинуть трубку от уха. Я жутко испугалась ее крика.

— Знаешь, что это значит? — прокричала она, хохоча. — Знаешь, что значит мой вопль? Это победный клич, моя дорогая! Я счастлива! О, святые угодники, она целовалась… — Кати умолкла, но тут же спросила уже нормальным тоном: — Я не ослышалась, ты его?.. О. Мой. Бог. Миа, что я пропустила? Все пропустила, да?

— Можно подумать, я бы сделала это при тебе… — проворчала я, заразившись весельем подруги. — Просто случайность.