Без штриха (СИ) - Толстых Елена - Страница 29

Осенью солнце садится рано. На улице уже совсем темно. И в саду зажглись фонари, словно в городском парке, освещая тропинки. Вот оно — расточительство ресурсов. Здесь кроме меня никого нет, и сейчас я уйду отсюда, а фонари так и будут гореть. На этом можно сэкономить. Вот так — третьего ребёнка нельзя рожать, а бессмысленно жечь электроэнергию можно. На душе вновь стало горько и обидно.

Дом, так же как и сад, хорошо освещён, в большинстве окон горит свет. На фоне тёмного неба он кажется прекрасным замком. Из сада на особняк открывается прекрасный вид. Поднимаю глаза на этот большой дом. Сколько я здесь живу, а в большей части этого здания побывать так и не удалось. Наверное, всегда буду себя здесь чувствовать лишним и чужим. Иду в дом. Захожу. Здесь тепло. У порога разуваюсь, беру обувь в руки и, пока меня никто не увидел, направляюсь в свою комнату. Переодеваюсь и иду бродить по дому.

Хожу по первому этажу, на второй и не думаю подниматься, там только спальни — хозяйские и гостевые. На первом же этаже располагаются: большая библиотека, несколько каминных залов, столовая, в которой я неоднократно был, и много ещё чего. Все комнаты большие, ярко освещены.

Толкаю очередную дверь — свет не такой яркий, как везде, помещение узкое и длинное, высокий потолок, а на стенах висят картины. Подхожу ближе, всматриваюсь, читаю таблички и подписи. Это портреты семьи Уилсонов. Чуть отступаю назад, оглядываю комнату полностью и не могу сдержать восхищённого возгласа — стены с потолка и почти до самого пола увешаны полотнами. Разглядываю один портрет за другим. Вот и Джозеф, он здесь ещё такой молодой — чуть дольше задерживаюсь, рассматривая черты альфы. Рядом висит портрет Элоизы и Ричарда (на него я лишь на мгновение бросаю свой взгляд). Дальше — картины с изображением ближайших родственников. Останавливаюсь напротив одного портрета — молодой мужчина, явно омега, тёмные волосы. Этот человек отличается от остальных. Голубые глаза смотрят на меня, словно заглядывают в душу, словно могут понять все мои терзания и переживания. Читаю надпись: Криспин Уилсон. Вздрагиваю, когда прямо за спиной чувствую чужое присутствие.

— Это первый омега-мужчина в нашей семье, — руки Ричарда ложатся мне на плечи.

— Звучит так, словно ты этого не одобряешь, — напрягаюсь, не зная, чего ждать от этого человека. — Может, ты именно поэтому ко мне так относишься?

— Ты думаешь, я сексист? Ничего подобного. Мне нравятся парни-омеги, — руки Ричарда скользят по моим рукам, он наклоняется и легонько касается губами оголённого участка на шее.

— Нравится использовать для удовлетворения своих потребностей, но не считать нас равными, — дёргаюсь, пытаюсь высвободиться из рук альфы.

— Равными я не считаю только людей, не имеющих своего личного номера, хоть то альфа, омега или бета. Независимо от пола.

Ричард говорит это мне в шею, щекоча дыханием, крепко держа меня за плечи руками. Сжимаю от злости кулаки. Альфа целует в шею. Отворачиваюсь, сдерживаю слёзы. Ричард покрывает поцелуями мою шею, скулы, отрывается от меня и поднимает свой взгляд, смотрит на портрет.

— Криспин был выходцем почти с самых трущоб, так что вы с ним похожи. Он был Истинным моего прадеда Джеймса Уилсона.

— Что? — выворачиваюсь в руках альфы так, чтобы смотреть ему прямо в лицо. — Этого не может быть.

— Во что ты не можешь поверить? — Ричард улыбается, смотрит на меня сверху вниз, не выпуская из своих рук.

— Не может быть, чтобы нищий парень стал Истинным для человека из высшего света. Так не бывает, — я перевожу взгляд на портрет. — Скорее всего, омега просто смог как-то обмануть альфу.

— Ты не веришь в то, что природа подобрала разных по социальному статусу людей, но идеально подходящих друг другу физически? — Ричард удивлённо на меня смотрит. — Природа чхать хотела на наше положение в обществе, она не об этом печётся, а о том, чтобы потомство было сильным и здоровым, — альфа повышает голос и сильнее сжимает свои ладони, причиняя мне боль.

— Учёными уже доказано, что Истинность — это не только идеально подходящие физически друг другу партнёры, но и по другим параметрам, чтобы людям было комфортно жить рядом друг с другом всю жизнь. Они дополняют друг друга во всём. А если они выросли в совершенно разных социальных средах, что может быть общего между ними?

Я сам не замечаю, как тоже повышаю голос. Вырываюсь из рук Ричарда, потираю свои многострадальные плечи, синяки точно останутся, недовольно смотрю на альфу.

— Не идеализируй то, что сам понять не в состоянии, — мужчина делает шаг в мою сторону. — Эти учёные, — Ричард делает пальцами жест кавычек, — выдают желаемое за действительное или просто хотят получить больше денег на свои дальнейшие исследования пустоты. Я уж это точно знаю — мы активно спонсируем разные научные работы, так что кроме физических параметров в истинности ничего больше нет.

— Я в это не верю, не может быть, что природа просто подбирает удачные экземпляры для скрещивания. Да и как бы они могли друг друга найти, когда один богат, а другой беден?

— А ты и в такое не веришь? — Ричард опирается рукой о стену, нависая надо мной. — Я думал, все омеги жуткие романтики и верят, что Истинный найдёт их хоть под землёй.

— Верю, — я отстраняюсь от альфы и поворачиваюсь к окну, всматриваясь в освещённый сад. — Он найдёт меня даже здесь.

— Ага, и спасёт от меня, — Ричард обнимает меня со спины, и я не могу подавить горестного вздоха.

— И, когда он меня найдёт здесь, ты меня отпустишь? — смотрю на отражение Ричарда в окне. Этот вопрос я не решался задать даже самому себе.

— Я могу тебе обещать, что свою жизнь ты проведёшь рядом с Истинным, — альфа был очень серьёзен, и я ему поверил, улыбнулся — такой ответ меня радовал, на это я даже надеяться не смел. — Всё, пошли, — Ричард схватил меня за руку и повёл за собой, я не сопротивлялся.

— Куда? — недоверчиво смотрю ему в спину.

— В столовую, — альфа обернулся ко мне лицом, — очень есть хочу.

За ужином мальчишка ничего не ел, сидел и ковырял вилкой в тарелке. Мальчишка… Всё время забываю, что он старше меня на два года. Ему двадцать пять лет, а выглядит так, словно только вчера исполнилось семнадцать. Тонкий, хрупкий, невысокий, он кажется моложе своих лет. За последний месяц ещё сильнее похудел и появилась болезненная бледность.

Устало потираю рукой лицо. Пристально рассматриваю омегу, отпиваю из бокала вино, Кики за время ужина пил только воду.

— Ешь, — приказываю. Надоело смотреть на то, как он ковыряется вилкой. — Иначе прикажу запихнуть это всё в тебя силой.

Омега вскидывает на меня озлобленные глаза. Такой он мне очень нравится. Заводит. Глаза просто горят.

— Я не хочу есть, — Кики со звоном кидает вилку на тарелку.

— Хорошо, будь по-твоему. Колин, — делаю жест омеге, стоящему недалеко от меня, подойти.

Кики смотрит испуганно и затравленно.

— Ешь, — снова приказываю.

Омега закусывает губу, но берёт брошенную вилку в руку и вновь начинает ей водить по тарелке. Он что, за дурака меня держит? Ставлю бокал на стол. Поднимаюсь и подхожу к Кики вплотную. Кладу одну руку на спинку его стула, другую на край стола. Омега поднимает на меня глаза, полные злости и обиды.

— Ты думаешь, я шучу? — наклоняюсь ближе к Кики. — Мои приказы не обсуждаются, и уж тем более не могут быть отвержены. Они подлежат немедленному исполнению.

— Чёрт бы вас побрал, начальников с самого рождения! — омега сжимает в своей ладони вилку в непосредственной близости от моей кисти.

— Хочешь вонзить вилку мне в руку, — ещё ближе наклоняюсь к мальчишке, — давай же, делай, что задумал.

— Власть портит людей. Родись ты в обычной семье, мог бы стать нормальным человеком.

Кики бросает вилку, отворачивается от меня и складывает руки на груди. Отстраняюсь от омеги, немного удивлённый тем, что он сейчас сказал. Может, он и прав, мать всегда меня учила управлять людьми, и я изо всех сил старался подражать ей, дабы угодить.